К настоящему дню все истории уже давно рассказаны. Сложно найти сюжет, который в той или иной вариации не возник бы за пять тысяч лет письменности. Даже комбинаторная игра в «новое прочтение» классических текстов исчерпывает возможности довольно быстро, и подтверждение тому – затяжной кризис когда-то столь много обещавшего постмодернизма в литературе.
Поэтому сегодня многие авторы находят выход из идейного тупика – в нелинейном повествовании. Когда умного читателя занимают не раздумья, где же он читал подобное раньше, а пестрота узора нитей рассказа и неожиданность монтажных переходов. Именно такой композиционный приём лёг в основу новой книги Ильдара Абузярова «Мутабор».
Итак, некий писатель сидит в среднеазиатской тюрьме за «преступление мысли», или, говоря яснее, за экстремизм в литературном тексте (привет нынешним временам). Это – история первая.
История вторая – кража драгоценной пешки из шахматного набора с витрины московского бутика; за расследование берётся частный детектив из числа отставных офицеров ФСБ.
Согласно истории третьей в Петербурге возникает инновационный вид общественного транспорта – беговые рикши. Тягловой силой которых, как нетрудно догадаться, выступают выносливые жители южных республик. Разумеется, экзотический извозчик – удовольствие для сливок общества: поездка на человеке можете встать в сотню евро. И вот из-за правдоподобного стечения обстоятельств один из несчастных рикш оказывается в шкуре богача, каких обычно таскает на горбу.
История четвёртая – сотрудник западного фонда охраны дикой природы приезжает в столицу одной из жарких стран СНГ накануне цветной революции.
История пятая разворачивается в книге, попавшей в руки персонажа истории четвёртой: на горнорудном заводе меняется собственник, предприятие хотят закрыть, что для моногорода станет гибелью. Доведённые до отчаяния рабочие вынашивают план убийства нового хозяина комбината… Поверить в весь этот бред решительно невозможно, ведь рейдерство и разборки остались в лихих 90-х!
Есть ещё и шестая, и седьмая истории, слишком скромные по объёму, чтобы упоминать их в небольшой рецензии.
Такое разнообразие из этнографического детектива, производственной повести, тюремного дневника и других источников вызвано тем, что роман Абузярова написан в достаточно необычном для современной прозы жанре «романа». (Подробно о феномене рассказано в одном из «Очерков преступного мира» Шаламова, который, по-видимому, также не остался без внимания автора, поскольку Варлам Тихонович прямым текстом указывает на «шахматные ходы» и «детективную интригу» данной литературной формы.)
Итак, сидельца-писателя из истории первой приглашают в соседнюю камеру авторитетные арестанты, дабы усладить слух занимательными новеллами. И сюжетные повороты рельефно выписанных характеров, что сошлись в борьбе за шахматную доску (ключ к поискам бесценного клада), – лишь результат смерти автора, которая наступит, если его побасенки не вызовут интереса аудитории. Прозрачная метафора положения творца в современном обществе.
Читая Абузярова, понимаешь, как смешно и грустно жить в мире, где единственный человек, кому интересно искусство, – это международный преступник, смотрящий за наркотрафиком, а единственный язык, на котором может писать талантливый сын среднеазиатской страны, – это русский.
Бесспорная удача – общий персонаж всех историй, восточный город Кашевар, чем-то похожий на Хуррамабад из одноимённого романа Андрея Волоса двадцать бездарно прожитых лет спустя. Столица счастливой страны, «прекрасные обитатели которой жили, не зная горя и бедности». А сейчас искусные ремесленники, усердные хлопководы вынуждены работать мусорщиками и рикшами в Москве и Питере. Увы, единственный способ выхода Кашевара из нищеты, который предлагают герои, – разработка недавно открытых запасов янтаря и алмазов, а не, скажем, построение «экономики знаний» или гражданского общества.
«Что заставляет борцов относиться к своей борьбе так серьёзно в век, когда всё кругом только имитация и лицедейство, когда все – от политиков до священников – превратились в клоунов?» – спрашивает автор. Что связывает гастарбайтера-рикшу и обеспеченного служителя западного фонда, промозглый Петербург с раскалённым Кашеваром? Это русская ментальность и русский язык, что независимо от географических границ простирается от финских фиордов до среднеазиатских пустынь. Это тяжкий крест принадлежности к великой культуре, который приходится нести независимо от желания рикши Фараса и зоолога Стюарта просто наслаждаться жизнью, а не заниматься цивилизационными проектами в застрявшей между Востоком и Западом стране.
Да, восточная цветистость языка Абузярова иногда скатывается в дурновкусие («Расчленённый на части карп пытался угодить в кровеносную или мочеполовую систему, чтобы под шумок скрыться вместе с волнами вибрации в канализационной системе»).
Ряд сюжетных линий выглядит незавершённым: кто в конце концов покормит попугая Элиота и как сложится судьба обаятельной мошенницы Кэт?
Однако возможные недостатки «Мутабора» – лишь необходимая жертва, или, говоря терминологией романа, шахматный гамбит, сделанный ради самого интересного сюжета всех времён – истории обретения героем самого себя. Пусть даже для этого придётся отправиться путём святого из притчи, последовательно превратившись из человека в животное, растение, камень.