Конфликт между РПЦ и ГТГ должен быть разрешён при участии третьей силы
В последние годы конфликтные ситуации между Русской православной церковью и российским, в широком смысле слова, художественным сообществом – не всем, конечно, а отдельными его институциями и представителями – вспыхивают, увы, со слишком заметной частотой. Достаточно будет упомянуть такие громкие дела, как те, что развернулись вокруг «иконоборческих» перформансов Авдея Тер-Оганьяна или выставки «Осторожно, религия!» в Сахаровском центре.
Новое противостояние религиозного и, так сказать, живописно-музейного сознаний, в центре которого находится «Троица» Андрея Рублёва – одна из главных восточнохристианских святынь и одновременно шедевр национального искусства, – хотя и лишённое криминальной составляющей, вызвало в стране резонанс не меньший. Вопрос о возможности временного перемещения уникальной иконы из музейных стен в пространство храма стал в конце ноября одним из самых обсуждаемых в нашей блогосфере.
Спор Государственной Третьяковской галереи с РПЦ вызвала просьба руководства патриархии о передаче иконы в Троице-Сергиеву лавру для проведения богослужения в престольный праздник Святой Троицы – 7 июня 2009 года. Собравшись на расширенный экспертный совет с участием приглашённых искусствоведов и реставраторов, сотрудники галереи решили «Троицу» не отдавать, ссылаясь на то, что при транспортировке ей будет причинён невосполнимый ущерб. Дело в том, что столь древние реликвии требуют исключительно особых условий содержания – специального температурного, влажностного и светового режима. Для вывоза икон из музейных хранилищ принято использовать специальные капсулы. Однако завод «Полиметалл», куда руководство Третьяковки обратилось за консультацией, не дал гарантий, что заключённая в капсулу икона не пострадает при 70-километровой транспортировке. Дальнейшие обсуждения неизбежно вывели на «узловые» проблемы: о сущности самого понятия иконы, о месте разграничения культурного и культового и вообще о принципах, по которым религиозный мир должен существовать в светском государстве.
Да, с одной стороны, созданное около шести столетий назад творение Рублёва «принадлежит» всем её гражданам, а не только воцерковлённым православным. И подвергать его даже малейшему риску как минимум неразумно. Будет поистине дико, если реликвия, чудом уцелевшая после революции 1917 года, не переживёт путешествия в Троице-Сергиеву лавру 90 лет спустя. А к тому, по мнению многих специалистов, есть все предпосылки. «По оценкам реставраторов, состояние иконы критическое», – сообщает старший научный сотрудник отдела древнерусского искусства ГТГ Левон Нерсесян, тот самый, чьё обращение в ЖЖ спровоцировало вышеупомянутую мощную волну мнений в Сети. Напомнив о том, что с недавних пор икону Рублёва раз в год на руках (по специальному переходу, не выходя на улицу) переносят из зала галереи в домовый храм Святителя Николая в Толмачах, музейщик утверждает: «Это опасно, но не смертельно. Лавра – практически смертельно». Его эмоциональный выплеск подкрепляет Лев Лившиц, заведующий отделом древнерусского искусства Государственного института искусствознания: «Всем, посещавшим Троице-Сергиеву лавру, известно, какой чудовищный климат в соборе. Иконостас Андрея Рублёва стоит там весь чёрный. Для «Троицы» даже три дня пребывания в таком климате могут оказаться губительными».
И хотя специальный, по последнему слову научно-технической мысли изготовленный саркофаг должен по идее исключить всё негативное воздействие окружающей среды, искусствоведы, вероятно, неспроста достаточно дружным хором наращивали пугающий градус – и возымели-таки успех. Как заявил на прошлой неделе министр культуры РФ А. Авдеев, икона «может быть временно передана Русской православной церкви только при стопроцентной гарантии её сохранности и с разрешения экспертов Третьяковской галереи». В конце концов и изготовление сверхнадёжной капсулы-киота, и приобретение спецавтомобиля «на очень мягком ходу», необходимость приобретения которого озвучил директор Третьяковки Валентин Родионов, – это, как говорится, дело техники (и, безусловно, немалых средств). Но противники временного перемещения «Троицы» столь категоричны в первую очередь потому, что опасаются – и опасения их, наверное, не лишены оснований – вслед за этим «пробным шаром» церковь выступит с предложением о передаче реликвии под её постоянную «юрисдикцию».
Так, по мнению пресс-секретаря Московского патриархата отца Владимира Вигилянского, галерея напрасно считает себя монопольным распорядителем иконы, забывая, что в первую очередь это не предмет искусства, а православная святыня, предназначенная для отправления молитв: «Даже в советские времена не отрицалась богослужебная функция иконы. А музейщики не считаются с этой сакральной функцией». Да, конечно, любая икона, это всё-таки в первую очередь предмет почитания верующими. И место её в храме. Ведь иконопись, строго говоря, никогда не являлась жанром изобразительного искусства, а произведения её суть духовный Образ, утешающий страждущих, исцеляющий души верующих.
С другой стороны, именно Третьяковской галерее удалось в своё время найти компромисс с церковью по вопросу использования икон в богослужебных целях. После того как в 1999 году при музее открылась домовая церковь, у верующих появилась уникальная возможность поклониться иконе Владимирской Богоматери, одной из наиболее почитаемых у православных. Одним словом, дискуссия по сложившейся ситуации видится достаточно бесперспективной: каждая сторона, конечно, останется при своих взглядах, на каждое pro отыщется своё contra.
Но есть одно немаловажное обстоятельство, которое никак нельзя забывать при обсуждении этого болевого вопроса, которое, несомненно, будет продолжено, тем более с учётом того, что министр культуры поставил в деле о «Троице» не точку, а многоточие. Просьба привезти икону в Троице-Сергиеву лавру исходила непосредственно от покойного Патриарха Алексия II, была сделана им за месяц до ухода и, таким образом, может и должна расцениваться в качестве завещания Святейшего. А его убеждённость в том, что общая молитва «перед этой древней святыней земли Русской» сумеет помочь людям и стране в период надвигающихся социально-экономических испытаний, ставит эту предполагаемую акцию в один ряд с такими судьбоносными событиями, как апокрифический облёт иконы Богоматери Владимирской московского неба осенью 1941-го (здесь важно не столько, был ли он в реальности, сколько вера в него) или относительно недавний молебен перед ней «в предчувствии гражданской войны» осенью 1993-го… В этом свете ситуация выходит далеко за пределы сугубо музейных проблем и даже вопросов культурного достояния, хотя весь комплекс мер безопасности в случае путешествия «Троицы» в лавру должен быть, конечно, продуман и решён архитщательнейшим образом.
Именно поэтому решающую роль в разрешении данного спора, по нашему мнению, обязано сыграть государство, причём в лице представителей верховной власти. Только оно, а никоим образом не любая из «заинтересованных сторон», должно выступить и своего рода страховщиком возможного переезда «Троицы», и спонсором всех необходимых для этого расходов, и гарантом возвращения пока ещё экспоната ГТГ в музейные залы по завершении праздника. С тем чтобы потом, возможно, инициировать максимально широкую общественную дискуссию по поводу места пребывания реликвии. Или даже всенародного референдума по этому поводу – почему нет – если речь идёт об одном из главных символов страны? Компромисс в данном случае не может быть найден без участия государства, объединяющего православных и верующих, атеистов и воинствующих религиозных фундаменталистов.
ОТДЕЛ ИСКУССТВА при участии