Богема всегда и всюду фрондирует. Не следует возмущаться. Это в природе художественного творчества. Вольномыслие, скепсис, непочтительность – свойства креативной среды, качества, сопутствующие таланту. Особенно у нас, где цензурные эксцессы, идеологические проработки и придирки бдительной общественности помнятся, как говорится, поротой… сами знаете чем.
И всё же… Давно никто не требует от творческой интеллигенции восторгов по поводу постановлений последнего пленума, однако стремительная, буквально в мгновение ока, неприязнь к любому решению правительства и каждой речи президента тоже вызывает оторопь. Оппозиционность подразумевает доводы, требует веских аргументов, а не одних истерических воплей. И, полагаю, нельзя требовать «свержения» своего народа, отмены его психологической сущности, упразднения его исторической судьбы. Но некоторые креативные личности выступают именно в таком духе. Ироничный Бродский называл их не борцами, а «борцовщиками», понятно, по ассоциации с кем.
Могу уяснить политический инфантилизм кое-каких поп-звёзд, не обременённых интеллектом и нравственными исканиями, или, скажем, капризы характерных актрис, привыкших в общественной жизни настаивать на своём, как в спорах с костюмершей. Но иронию некоторых высокоталантливых, умных господ художников по поводу «нашего Крыма» не могу понять. Они что, глядя на памятник затопленным русским кораблям в Севастопольской бухте, не вспоминали поручика Льва Толстого? А высматривая на ялтинском променаде очередную «даму с собачкой», – Антона Чехова? А подымаясь на Карадаг, не цитировали Мандельштама и Волошина? А читая аксёновский «Остров Крым», не горевали по поводу отсутствия в этой антиутопии украинских мотивов?
Сохранение памяти о советских воинах, павших в Крыму, наших либералов не очень волнует. Но ведь и расстрелянные и утопленные чекистами разоружившиеся юнкера не проходят у них как свидетельство именно русской трагической истории. Идейная близость к «украинским европейцам» оказалась им дороже великих свершений и не менее великих трагедий родной страны.
Как бы там ни было, хочется уразуметь, в силу каких обстоятельств артистическая элита столь оскорбительно разошлась с традиционно мыслящей «чернью».
Некогда Михаил Зощенко, размышляя о феномене Керенского, заметил, что самовлюблённый премьер путал свой чисто артистический успех с политическим. Нашим дорогим «звёздам» тоже свойственно это досадное заблуждение.
Уверенные в своей эстетической значимости, они, по выражению того же Керенского, полагают, что могут «управлять Россией». А также призывать её к вечному покаянию, беспрерывным уступкам, к отказу от самой историей возложенных на неё миссий. Причём призывать брезгливо: нам лично Севастополь по боку, Сибирь до лампочки, так что и государство просят по этому поводу не беспокоиться.
Складывается впечатление, что первейшей задачей российской государственности, российского державного строительств и доказательством их праведности следует считать заботу и приятие любой блажи «свободных художников».
Однако у государства есть и другие задачи, например, сбережение народа, которому надо обеспечить и защиту, и достойную жизнь и сохранить родную землю, которую он веками возделывал, и духовное самостояние, без чего никакого творчества не бывает.
Эгоизм обаятельной художественной публики оказывает ей дурную службу. Он разводит её с собственным, народом, забывать о котором нельзя. Если, конечно, художник намерен остаться художником, а не только обладателем иностранного паспорта или виллы в Ницце.