, 19 лет, ОМСК
*** 
Просыпаюсь ребёнком в темноте своего тела,
Просыпаюсь солью и пеплом в костре своего жала.
Эта осень – страшно, эта осень – мама! – светло и жарко,
Это листья сухие в висок стучатся, горелым
Пахнет утро, пахнет дощатым гробом
Деревенское детство, и бабушкины руки –
Земляникой лесной, мылом, зерном. Коробкой
Из-под старой посылки становится тело, стуком
Каблуков и небесных молотов наполняется мир весь,
И разрежённый воздух – рёвом виолончельным.
И висит мёртвой птицей над крышами светлый мой витязь,
Прожигает солнце лоб мой тёмно-вечерний.
Понимаю, что нет такого лекарства от превращенья в камень,
Нет другого пути, кроме как – из круга…
Только там, в темноте, девочка плачет в платьице с колосками,
И пророчит время мне с нею большую разлуку.
***
Это слишком болезненная тишина,
Чтобы слушать, как дышит по-рыбьи война
За окном и кричит покойничий люд.
На двери табличка: «не вылезай – убьют».
Да и как это сделать, если чуть шаг, –
Тела не слушается душа.
И в межкомнатной страусьей скорлупе
Остаётся думать только что о тебе,
Видеть выстрелы времени, башенный дождь,
Реактивные звёзды и ждать, что придёшь.
Ты заходишь, ты чувствуешь тишину,
Ты давно уже выиграл эту войну.
Безоружно, бессонно тысячи дней,
И ты можешь помнить только о ней.
Мы обнимемся. Нас никогда не убьют.
Мы обнимемся, вечности чёрный спрут
Из-под ванной выползет и замрёт,
И на днища миров упадёт восход,
И настанет тысяча новых лун,
И откроется тайна новому злу.
Мы обнимемся. «Господи, нас спаси!» –
Это рай под жабрами голосит.
***
Раскалённый август, запах пшеничных тел.
Полусонные карлицы шагают по спелой воде,
Но им никогда не пройти эту реку вброд,
И мелькают за ними тени топоров да бород.
Мы лежим на причале, глядим, как из чёрного дна
Намечается, наползает, подрагивая, луна.
И не нужно иного, когда всё вмещает одно,
Убаюканное временем лодочное дно.
А на том берегу – скрип уключин, загадочный лес.
Я тебя берегу, стерегу, чтобы ты не уплыл, не исчез
Там, где чёрные кроны всенощно поют для тебя
Непогожие тайны расплавленного сентября…
***
Ночь. В подворотнях – танцы на ножах.
Из окон звёзды капают тревожно.
И музыка на верхних этажах
Дрожит и падает, теряясь в звёздной коже.
Медведицей вдруг вылезла луна
Из логова разнузданного марта.
Не разобрать здесь ни шагов, ни мата,
А между тем скандалят, ходят на
Шарнирах. Каждый новый вечер –
Как будто вечен.
Сон: ветер поднимает целлофан,
Кружит его над чёрными дворами
И направляет окна целовать,
И затихать на призрачной веранде,
Гам церебральный, выцветший старик,
На лязгающей лодочке качельной,
Скукожившись, бормочет: «Раз, два, три»,
И обнажает свой блестящий череп,
И падает в оттаявший песок,
И плачет, неприкаянно-красивый,
И прячет измождённое лицо,
Расписанное кровяным курсивом.