Продолжаем знакомить читателей «ЛГ» с талантливыми авторами, живущими не в Москве. И даже не в Санкт-Петербурге
Юрий Васильевич КРАСАВИН родился в 1938 г. в селе Мелковичи на Новгородчине, ребёнком пережил ужасы немецко-фашистских лагерей. После освобождения жил на родине родителей, в Калязинском районе Калининской (ныне Тверской) области. Окончил Калязинский машиностроительный техникум (1959) и Литературный институт им. М. Горького (1969). Работал монтажником на стройках Красноярска, инженером-технологом на Красноярском комбайновом заводе, конструктором на фаянсовом заводе в Конакове, учителем черчения в вечерней школе, журналистом в областной газете «Калининская правда». Печатается с 1958 г. Роман Ю. Красавина «Мастера» был удостоен в 1984 г. Всесоюзной премии им. Н. Островского.
Член Союза писателей СССР с 1972 г.
Юрий Красавин ответил на вопросы «ЛГ».
– Юрий Васильевич, вы живёте в городе Конаково Тверской области, неоднократно описанном в ваших произведениях как город Новая Корчёва. Жизнь этого города и его обитателей грустна, если не сказать горька. Это на самом деле так?
– Лично у меня жизнь, можно сказать, затворническая, при слабых связях с внешним миром. В почтовом ящике годами пусто. Телефон неделями и месяцами молчит. Съездил бы в Москву приобщиться к средоточию литературной жизни, но как-то незачем, да и билеты дороги. Пригласить бы кого-нибудь в гости, да разве что собутыльников, а собеседников нет. Сходить бы на вечерок в хорошую компанию, но не к кому. Иных уж нет, а те далече.
Однако же не хотелось бы, чтоб в словах моих звучали грусть да печаль. К чему сетования! Никто ведь не принуждает меня заниматься писательским делом – это мой осознанный выбор.
– Пишете вы, я знаю, много. Находите утешение в творчестве?
– Утешение я нахожу, отправляясь в наш «золотой» девятнадцатый век: перечитываю классиков, вникаю для радости душевной в переписку Тургенева, Толстого, Чехова… Тогда у меня возникает полная иллюзия, что и я участвую в этой переписке, что это ко мне пишут, ко мне обращаются и Иван Сергеевич, и Лев Николаевич, и Антон Павлович…
– Ну а как ваши издательские дела?
– За последние два десятка лет, с тех пор как у нас в Отечестве установилась демократия, мне удалось выпустить в свет три книги. Замечу: за предыдущие двадцать – полтора десятка, причём в лучших издательствах страны. А эти три книги вышли тиражами в 100, 300 и 1000 экземпляров. Три сотни экземпляров из самого большого тиража пылятся у меня на антресолях и под диваном: как продавать? кому продавать?
Между тем за эти же два десятка лет я опубликовал ровно двадцать романов и повестей в лучших столичных и региональных журналах. О рассказах я уже не говорю.
Пробиться провинциальному автору в столичный журнал хоть с крупным, хоть с небольшим прозаическим сочинением, не имея друзей и покровителей, – это сродни подвигу. А я, слава богу, этих подвигов насовершал около семидесяти. Иногда тешу себя мыслью: есть ли в России писатели, которые опубликовали бы за этот период два десятка романов и повестей – в «Новом мире», «Нашем современнике», «Знамени», «Москве», «Роман-газете»?..
А вот пробиться в какое-либо издательство на протяжении двадцати лет мне не удаётся. Из тех книг, что я упомянул, одна вышла под грифом обычной районной типографии; две другие – в слабеньких издательствах Твери, одно из которых уже скончалось от немощи, другое дышит на ладан. Я обращался в солидные издательства лично, посылал рукописи по почте, писал письма… В ответ – тишина могильная.
– А вы пробовали писать в той стилистике, что пользуется ныне успехом у издателей?
– Нет, не пытался. Думаю, что я бездарен по этой части. Хотя… для таких целей особой одарённости не требуется! Наверно, издательствам нужно что-то броское, с кровопролитиями и убийствами, с мистикой и роковой любовью… что-нибудь сальненькое или скандальненькое, с употреблением матерных слов. Если писать такое – дело пойдёт. Вот только опускаться на тот уровень не то чтобы не по нраву мне, а просто душа не приемлет. Итак, отринем печали да сетования и будем держать голову высоко, пока её не покроют волны.
Беседу вёл