Исполняется 130 лет со дня рождения Владимира Маяковского – поистине былинный возраст! Немало научных трудов и популярных изданий отечественных и зарубежных авторов посвящено феномену мировой известности Маяковского. Изучены различные аспекты восприятия творчества поэта, связанные с личными контактами, переводами, изданиями. Однако именно в случае Маяковского мы видим, как над множеством конкретных фактов рецепции возникает и продолжает существовать некий богатырский образ поэта и человека, идущего через «горы времени», своеобразный миф Владимира Маяковского. Крупнейший итальянский поэт Эудженио Монтале (1896–1981), получая Нобелевскую премию по литературе (1975), произнёс: «Великий поэт Маяковский, прочитав одно или несколько моих стихотворений, переведённых на русский язык, сказал бы: «Вот этот поэт мне нравится. Я хочу прочитать его по-итальянски». Эта ситуация не столь уж невероятная. Мои стихи начали публиковаться в 1925 году, а Маяковский (который был и в Америке, и в других странах) покончил жизнь самоубийством в 1930-м. Маяковский был поэтом-пантографом, громкоговорителем. Если же он в самом деле произнёс эти слова, то я могу сказать, что эти мои стихотворения нашли, кривым и непредвиденным путём, своего адресата».
Так складывается миф Маяковского, творческого авангардиста и певца революции, поэта несравненной лирической глубины и устремлённости к преобразованию мира и человека.
Благодаря всемирному интересу к русской революции и всему с ней связанному росло и ширилось внимание к новой российской культуре.
Слитностью понятий «поэт» и «революция» объяснялась та стремительность, с какой к Маяковскому пришла известность за рубежом, – не требовалось знание биографии, переводов, достаточно было услышать о нём. «Слава Маяковского опередила его произведения, – писал его переводчик, немецкий поэт Иоганнес Бехер. – Его имя обрушилось на нас, поднятое волной великой русской революции. Рассказывали друг другу о стихах, кто-то читал и передавал дальше. Эти рассказы казались тогда неправдоподобными, почти легендарными».
Энергия преобразования социальной, культурной и эстетической сфер жизни объединяла вокруг Маяковского не только футуристически ориентированную молодёжь, но и более широкие творческие слои, воспринимавшие революционность как свойство художественного сознания. «Успех наших книг, наших театров, наших художников за границей, успех «Броненосца Потёмкина» подтверждает, что если случайно за границу попадает что-либо сделанное не в подражание довоенной форме и не в подражание заграничной продукции, а сделанное самостоятельно, по-своему, своими методами <…> имеет огромный успех и принимается как новое слово». Несомненно, и Маяковский создавал собственный миф в расчёте на будущее, в котором поэты воспользуются его первопроходческим опытом, увидев за фантастическим образом Людогуся-Святогора новые приёмы творчества.
То, что я сделал,
это
и есть называемое «социалистическим поэтом».
Выше Эйфелей,
выше гор
– кепка, старое небо дырь! –
стою,
будущих былин Святогор
богатырь.
Для критиков, современников Маяковского, такое «создание школы из самого себя» было исключительно делом буржуазного индивидуализма. Поэту отводилась роль «попутчика». Не находя понимания в литературно-критических кругах, Маяковский обращался «через головы поэтов и правительств» непосредственно к будущему:
У кого лет сто свободных есть,
Можете повторно мой опыт произвесть.
Очевиден пророческий характер этих слов: в перспективе прошедшего столетия нас интересует не столько повсеместная слава Маяковского, сколько актуальность его творческого опыта, своеобразие его адаптации в различных социокультурных условиях разных стран и регионов. Важнейшим условием этого является внутренняя потребность национальной культуры в данном художественном явлении, ощущение его плодотворности.
В последние десятилетия миф Маяковского обретает новую силу на Востоке. Несмотря на глубокие различия языков и поэтических традиций, интерec к его творческому миру возрастает. В 1920–1950-е гг. это был поэт революции, известный среди тех, кто разделял левые политические взгляды и был связан с Советским Союзом. В Иране таковым был Э. Табари, многолетний сотрудник радио «Москва» и первый переводчик поэзии Маяковского, в том числе поэмы «Флейта-позвоночник». Формальные особенности поэзии Маяковского, визуальная выразительность его «лесенки» и звучание его стиха стали образцом для персидской поэзии нового типа, прежде всего для творчества А. Шамлу, признававшего влияние русского поэта. В последние годы поэма «Облако в штанах» была переиздана семь раз. «Обращайся к Маяковскому, чтобы зажечь старую традицию», – призывает Ш. Аташкар (2011).
В Китае активное освоение революционной поэзии завершилось изданием 5-томного (в десяти книгах) собрания сочинений Маяковского, восемью изданиями поэмы «Ленин». Но в годы культурной революции сложившиеся традиции были разрушены, и только в 1980-е гг. восстановилась издательская и переводческая деятельность – переиздано в 4 томах прежнее собрание и другие книги.
Сегодня один из парадоксов состоит в том, что Маяковский воспринимается не только как олицетворение революции и своей противоречивой эпохи, но позволяет понять нечто новое «о времени и о себе». Слово и образ Маяковского становятся частью национальной культуры, а нередко и аргументом в обсуждении внутренних социально-политических проблем. Так, в 2016 г. в Китае появилась поэма Джиди Мацзя «Тебе, Маяковский». Её автор, знаменитый китайский поэт и художник, описал современный нравственный апокалипсис, призывая к спасительной вере в поэзию, свойственной русскому поэту:
Маяковский, ты – новый Ной.
Видишь: застыли горные цепи
в первых лучах рассвета,
Ждут, чтобы твой ковчег появился на кромке земли и неба.
Поэзия будет жить!
И её дыхание весомей свинцовых слитков.
Поэма была опубликована в престижном журнале «Народная литература», вызвала большой резонанс, появились рецензии, в которых отмечалось её остро современное звучание, важность воскрешения духа Маяковского. Отметим, что издание на русском языке (Джиди Мацзя. Ушедший в бессмертие, издательство «ОГИ») возвращает нам поэта освобождённым от хрестоматийного глянца и немого безразличия.
Немало свидетельств не только исторического значения, но и эстетической притягательности поэтического наследия Маяковского
содержится в статьях и книгах зарубежных исследователей, продолжающих работать в разных аспектах – от наблюдений над поэтикой отдельных произведений до рассмотрения феномена Маяковского в целом на фоне литературного процесса и в рамках монографического исследования.
В заключение приведу слова Андрея Платонова из его «Размышлений о Маяковском»: «Поэт скончался. Но мы, его читатели, постоянно нуждаемся в расширении понимания оставленного поэтом художественного сокровища. Единственная слава, единственная истинная честь для всякого большого художника заключается в том, чтобы завещанное им слово не убывало, не утрачивалось в своей глубине и ценности, а возрастало, умноженное на понимание миллионов читателей, – чтобы слово поэта обогащало моральный и практический жизненный опыт людей. Великий художник требует, чтобы его завоёвывали или, по крайней мере, осваивали».
Таково мудрое наставление нам, историкам литературы, текстологам, работающим над Полным собранием произведений Маяковского в 20 томах, – сделана четвёртая часть! – и всем, для кого слово поэта продолжает быть близким и необходимым.
Вера Терёхина, доктор филологических наук,
главный научный сотрудник ИМЛИ им. А.М. Горького РАН