Рассказ
…Окна квартиры, в которую Он недавно переехал, выходили в сторону переулка, очень узкого и тёмного, где солнце бывало всего несколько раз в году в июне, когда дни были длинными, а ночей как будто и не было вовсе. Тогда, если погода была ясная и солнечная, косые лучи заглядывали по вечерам через стекло квартиры напротив и освещали круглый старинный стол, тяжёлый ореховый комод, падали на бронзовую раму уже потускневшего зеркала и снова отражались дрожащим жёлтым светом где-то на потолке.
В тот ясный осенний день Он вышел в отпуск и, проспав почти до половины десятого, встал, умылся, сварил себе кофе и сел возле окна, потягивая из чашки маленькими глоточками лёгкую кофейную пенку вместе с дымом ароматной американской сигареты. Неожиданно штора, прикрывавшая окно балконной двери в доме напротив, отодвинулась, и из него выглянула молодая женщина. На ней была белая кружевная сорочка, волосы, золотистые, как майский мёд, рассыпались по плечам, но подробнее рассмотреть свою соседку Он не сумел – мешали отражения домов и неба. Одно по крайней мере Он ощутил вполне отчётливо – женщина была прелестна и счастлива, она улыбалась чистому осеннему утру, прозрачному сентябрьскому свету и, наверно, была любима, как и все счастливые женщины на земле…
Пробродив почти целый день по городу, Он вернулся к себе уже тогда, когда солнце ушло за искривлённый крышами городской горизонт и в окнах загорелись первые огни. Свет горел и в окне напротив. Штора была по-прежнему отодвинута, и было отчётливо видно, что женщина сидит за старинным столом с темноволосым мужчиной. Мужчина смотрел на неё и улыбался, она что-то говорила, весело смеялась, подняв к своим губам изящную фарфоровую чашечку, и не отрываясь глядела в его глаза.
«Это напоминает старое доброе кино, – подумал Он, – но, наверно, не совсем хорошо смотреть на чужое счастье исподтишка, даже через два стекла, даже если этого никто не замечает…»
Он встал и закрыл своё окно тяжёлой гардиной. Ночью ему снилась смеющаяся женщина из квартиры напротив, и жёлтый свет высокой старинной люстры падал на её волосы…
Через три недели отпуск закончился, и Он стал редко появляться дома поздно по вечерам. Открывать шторы, когда за окнами было темно, не имело смысла, и Он, просмотрев газеты и выпив вечерний чай, ложился спать. Рано по утрам, наскоро съев бутерброд с яичницей, Он уходил и снова возвращался только тогда, когда весь город уже спал.
Так прошло ещё два месяца. Однажды, возвращаясь после работы, Он встретил Её недалеко от дома. Медленно падал снег. Она шла, грустно опустив непокрытую голову, крупные снежинки ложились на Её тёплые медовые волосы и сразу таяли от этого, казалось, почти летнего тепла. Он остановился, пытаясь внимательно рассмотреть Её, как-то ощутив, что перед ним именно та женщина из окна напротив… Он смотрел не отрываясь, женщина заметила это, а может быть, почувствовала, и подняла ресницы. Он замер, забыв обо всём на свете, в эту минуту несущественном и второстепенном. Она прошла мимо и, бросив мимолётный живой взгляд, скрылась в парадной дома.
Поднявшись к себе, Он не стал включать свет, а слегка отодвинул штору и, не раздеваясь, сел у окна. Комната напротив была уже освещена. Женщина стояла возле стены, прикрыв плечи ажурным пуховым платком, а у стола нервно расхаживал всё тот же мужчина, который был в Её комнате тогда, в начале осени. Он что-то говорил, резко и энергично взмахивая правой ладонью артистическими, почти дирижёрскими движениями. Она смотрела на него молча, скрестив на груди руки. Мужчина замолчал, склонил голову и, не глядя на неё, быстро вышел из комнаты. Она рванулась вслед, потом выскочила на балкон, но затем вернулась, бессильно опустилась на стул и уронила голову на руки.
Он увидел вздрагивающие плечи… А в тёмном провале ночи между окнами мелькали и мелькали хлопья снега, вспыхивали искорками, попадая в грустный свет из Её окна.
Он проснулся, когда было ещё темно. Зимний город, придавленный ночным снегопадом, ещё спал. Он быстро оделся, вышел, сел в первый попавшийся троллейбус и поехал в сторону вокзала. Сюда с раннего утра стекались все продавцы цветов. Первыми всегда приходили продавцы гвоздик – алых, белых, иногда пёстрых. Потом приносили тюльпаны, свежие, только что срезанные, с тоненькими жёлтыми резинками, которые не давали раскрыться спелым и сочным лепесткам. И только после этого появлялись розы. Чаще всего они были бархатно-бордовыми или бледно-розовыми. Его внимание привлекли розы совершенно неожиданного нежного кремового оттенка. Все бутоны только-только начинали раскрываться, и на них серебряными бусинками рассыпались мелкие капельки воды. Они, казалось, были принесёнными не из оранжереи, а откуда-то из раннего лета, из сада, омытого ночным дождём, и от них в самом деле веяло июнем, тёплым ветром, звоном зелёных кузнечиков. Он купил сразу два букета и отдал почти все свои деньги…
Когда Он подошёл к дому, на сине-сиреневой палитре рассвета ещё только начинали появляться робкие красные оттенки. В окнах напротив было темно. Как когда-то в далёкой и бесшабашной юности, Он подошёл к пожарной лестнице, подтянулся и, быстро поднявшись до второго этажа, перешагнул через перила, ступил на балкон. Балконная дверь осталась незапертой. Он осторожно приоткрыл её и положил на пол букет, пахнущий ранним летом и ночным дождём.
…Она проснулась от странного пьянящего запаха, разлившегося по комнате. Было уже совсем светло, а на полу возле балконной двери лежал большой, непонятно откуда появившийся букет кремовых роз. «Это, наверно, ещё сон, – подумала Она, – конечно, это сон нереальный, несуществующий, как лето в конце декабря, сладкий и горьковатый, как несостоявшееся счастье…» Но прозвеневший где-то за окном трамвай окончательно дал понять, что наступило синее и пасмурное зимнее утро. А букет кремовых роз по-прежнему лежал на полу, как маленький островок июньского тепла среди белой седой зимы. Она встала, осторожно подняла цветы и, прижав их к лицу, ощутила приятную свежесть молодых и пахучих лепестков. Потом подняла глаза и вдруг замерла от удивления, увидев то, что было в окне напротив, всего в пяти метрах от Её квартиры.
В окне на противоположной стороне переулка горел свет. В большом кожаном кресле дремал слегка седеющий человек в сером свитере, а на столе под люстрой стоял в тёмной майоликовой вазе точно такой же букет кремовых роз с прозрачными капельками воды на маленьких молодых лепестках. И ещё на этом столе стояли два прибора и бутылка игристого вина как немое приглашение разделить пополам, может быть, случайное и недолгое одиночество, а может – остаток всей судьбы…
…Он дремал в кресле, и Ему снилось, что за столом вместе с ним сидит женщина, по плечам которой вьются волосы цвета майского мёда, что она что-то рассказывает ему, приподняв к своим губам чашечку, и улыбается так счастливо, как все женщины, которых любят…