И ещё: «Никакого победителя кроме победителя нравственного быть не может – этой мысли нет в булгаковском романе. Ничего кроме пошлости в этой книге нет…»
Итак, Быков про Булгакова. О том, кто такой Булгаков, особенно распространяться нет надобности. Вопрос в другом: кто такой Быков? Популярный литературовед? Верно. Посредственный писатель? Тоже верно, но суть не в этом. Суть в том, что наряду с Шендеровичем, Акуниным, Макаревичем – это одна из говорящих голов российского либерализма. Из тех, кто против Путина, – и представляет при этом как бы современную российскую культуру. Из тех, кто запустил в обиход словосочетание «Путинская Россия» с расхожей формулировкой: «Я не против России, – что вы, как можно?! – я против путинской России».
И вот о Булгакове… Одновременно говорят все трое – литературовед, писатель и либерал. При этом литературовед популярный – ибо хорошо подвешен язык – и студенты слушают как кролики удава: наговорить можно чего угодно, наврать с три короба, лапши на уши навешать, то бишь запутать в софизмах, выдавая отсебятину за то, что якобы содержится в романе Булгакова… Писатель посредственный – ибо сам не может написать хорошо, в смысле увлекательно, читабельно. Судя по его «О-трилогии», он пишет как прилежный ученик, напрочь лишённый писательского таланта. Пытается писать традиционно, но просто не умеет рассказывать увлекательные истории, как, например, Дудинцев в «Белых одеждах». В письме Быкова нет перспективы (второго, третьего, десятого планов), а есть только то, что он пишет. Нет драйва. И в результате собственной несостоятельности – подсознательная зависть к лёгкой руке Михаила Афанасьевича.
Но наиболее «пахучим» компонентом является здесь, конечно, либерализм – из-под научно-респектабельной литературоведческой тоги, как шило из мешка, так и рвётся наружу его агрессивная (sic!) сущность. Так что речь вроде о Булгакове – но, как и следовало ожидать, в конечном счёте всё свелось к… Путину, к злу Советского Союза и России, к злу власти.
«Живя в Москве, – уверен Дмитрий Львович, – невозможно не заразиться тёмным обаянием сатаны, где бы он ни сидел, тёмным обаянием власти… Что говорить: в российской и советской космогонии, где господствовал долгое время принцип отрицательной селекции, где всё предельно отвратительное имело преимущественное право быть raison d’être, в этой космогонии очень удобно и легко представить себе, как торжествующее зло приносит пользу. Ну чего возиться с этим миром – дьявола не зря называют князем мира сего, он и должен у него находиться в управлении, кто-то должен делать чёрную работу – это высокомерная булгаковская позиция, которая читается во всей его ранней прозе – и мы готовы повторять за Гершензоном: благословить эту власть, потому что иначе нас сожрёт хаос. Да, эта власть жестока, воровата, отвратительна, но пусть лучше будет она и порядок, потому что тогда и искусству есть место…»
Умно сказано? Красиво? Почему бы и не поверить? Таким образом, в невинные студенческие мозги внедряется мысль, что Москва, Советский Союз, Россия – царство дьявола. Ибо дьявол – князь мира сего, а «мир сей» ограничивается исключительно Россией – так, во всяком случае, получается согласно Быкову.
Исходя из быковской трактовки, Булгаков писал свой роман для одного человека – Сталина (плюс второй адресат – Елена Сергеевна – для неё «вся прелестная его пошлятина, идущая из Серебряного века»).
«Главным адресатом, – говорит лектор, – являлся тот, от кого всё зависело, тот, в чьей спасительной тени чувствовал себя Булгаков всю жизнь… Его книга – это мощный
краеугольный камень в том здании тотального оправдания зла, которое выстраивала советская литература…» – Обратим внимание: не просто «оправдания зла», а «тотального». Таким образом, Быков утверждает, что советская литература, советская система – зло однозначное, не допуская при этом мысли, что всё гораздо сложнее, что медаль имеет две стороны, в чём в полной мере можно было убедиться за двадцать с лишним лет, прошедших со времён крушения СССР. Но Быков как будто намертво застрял во временах позднего Горбачёва, когда всё российско-советское было мазано чёрной краской. И этот человек преподаёт в московских средних школах историю советской литературы!
Кроме того, вместе со слушателями-студентами мы узнаём, что и роман «Мастер и Маргарита» –
краеугольный камень в деле оправдания зла, хотя… разве Булгаков писатель не антисоветский? Быков убеждён в обратном: «Зерно, сущность этого романа идеально соответствует советской власти…»
«Ну, посмотрите, – призывает лектор, – мы ведь и сейчас верим, что зло может быть хорошо и полезно, Булгаков же верит в это просто свято – это для него естественные вещи. Пилат один из любимых его героев, невозможно читать без восхищения тот эпизод, когда Пилат разговаривает с Афранием… Как не любить Пилата? Мы же так злорадствуем, нам так приятно, когда на наших глазах происходит расправа со злом (имеется в виду расправа с Иудой. – О.К.) – но в этом весь ужас: роман Булгакова – это аппетитный роман о расправах, это роман о тех, кто заслуживает расправы, роман о тех, кто недостоин пятнать лицо земли. Варенуха достоин? Лиходеев достоин? Да это же счастье большое, когда одного пенделем отправляют из Москвы в Ялту, другого арестовывают, третьего подводят под сумасшедший дом – это счастье – и Булгаков с восторженным мстительным чувством пишет сцену разгрома квартиры Латунского…»
И оборачивая таким образом всё с ног на голову, Быков выводит некую квинтэссенцию, в которой он усматривает смысл итогового романа Михаила Булгакова – это обращение к Воланду, Пилату – читай: Сталину (или же – проецируя на современность – Путину), – одним словом, обращение к власти – послание, состоящее в следующем: «Мы понимаем, что ты зло, и сам ты не можешь не понимать, что ты зло, ты пришёл как суд, который мы заслужили, ты обязан делать, что, что делаешь, твоё место на земле онтологично, но, пожалуйста, при этом береги художника – и всё будет хорошо. Как ни ужасно, но послание романа вполне сводится к этому. А как же Иешуа Га-Ноцри? Иешуа – спаситель, который никого не спас. А спаси нас ты – необходимое и полезное зло, ты Пилат, который подбросит Каифе окровавленные серебряники, который накажет
Иуду, который попытается облагодетельствовать Левия Матфея… Сила, власть – вот единственная структура, которая может что-то поделать с этими людьми…»
«Но, – предостерегает наконец Дмитрий Львович, – Воланд – не из тех, кто выполняет свои обещания, Воланд – великий обманщик, и тот, кто пошёл за ним, рано или поздно окажется среди черепков и пепла…»
И все слушают, слушают, слушают… Как в песне Бременских музыкантов: Ну-ка все вместе / Уши развесьте. / Лучше по-хорошему / Хлопайте в ладоши! При этом доверчивый слушатель, реагируя на агрессивную уверенность лектора, отключается, поддаётся и вовсе упускает из виду, что выводы Быкова – это вовсе не то, что содержится в романе Булгакова, это умозаключения самого Быкова, основанные на произвольно выдернутых и по-своему высвеченных отдельных гранях, – на произволе того, кто смотрит. Таким образом, трактовка Быкова – это не роман Булгакова «Мастер и Маргарита», это роман Булгакова как его видит Быков. Не более того. Кривое зеркало и, надо сказать, очень кривое.
Если же не поддаваться и начать думать – анализировать то, о чём говорит Быков, – становится ясным: чувак с умным видом несёт откровенную дичь.
Упирая на вопрос власти и зла, исходящего от власти, носителями таковой Быков считает, конечно, Воланда и Пилата. Однако что за власть исходит от Пилата – подкинутые серебряники и тайная (!) расправа над доносчиком Иудой? – ведь очевидно, что это не сила, а напротив – бессилие власти. Именно в этом фокус романа Булгакова! Что же до Воланда – да, власть – вот только какая?
Быков говорит, что Иешуа никого не спас, и посему обращаемся к Пилату и Воланду. Но дело-то здесь и не в спасении вовсе, а в попытке воздать по заслугам, по возможности восстановить справедливость и… изгнать бесов. И на Пилата и на Воланда таким образом ложится отсвет Иешуа – отсвет истины и справедливости.
Воланд в трактовке Быкова – зло, из которого не может получиться благо, ибо истинная победа только та, которая нравственна. Но что безнравственного в позиции Воланда? И откуда взялось утверждение, что Воланд – это зло? И разве есть в пространстве романа что-либо, свидетельствующее о том, что Воланд – обманщик? А если есть (как то: исчезающие банкноты и предметы туалета), то в каком смысле обманщик? Лишь в том, что это морочащий бог (или морочащая сила), который морочит и обманывает тех, кто по жизни цепляется за морок и обман, то есть за иллюзию, за неправду, за нереальность.
А кто такие все эти Варенухи и Лиходеевы? Бесы, мелкие бесы советской системы (которые, впрочем, водятся и в любой другой системе – не обязательно советской). А Берлиоз и Латунский? Это ведь ещё и представители чего? хоть и литературной, но… власти!
Но Быков начинает вдруг кричать о расправах – а с кем вообще-то расправились на страницах романа? Да в принципе ни с кем: не считать же расправой взятие под стражу взяточника-управдома или телепортирование Стёпы Лиходеева! Да и с Берлиозом никто ведь не расправлялся – он ведь сам угодил под трамвай, не так ли? Так отчего же так хлопочет Быков? Не оттого ли, что чувствует внутреннее родство с этими персонажами?
Итак, что видит Быков и что есть на самом деле?
Быков видит власть свирепствующую и расправляющуюся, к которой якобы взывает Булгаков; в реальности же Михаил Афанасьевич посредством Воланда совершает не что иное как обряд экзорцизма – изгнание бесов. О том, какой силой производится оное, говорится в главе 12-й Евангелия от Матфея: «если сатана сатану изгоняет, то он разделился сам с собою: как же устоит царство его?» – и далее: «или признайте дерево хорошим и плод его хорошим; или признайте дерево худым и плод его худым, ибо дерево познаётся по плоду. Порождения ехиднины! как вы можете говорить доброе, будучи злы? Ибо от избытка сердца говорят уста. Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе, а злой человек из злого сокровища выносит злое…»
Что же выносит Быков? То, что власть есть зло? Но что он предлагает взамен?
Он либо недоговаривает, либо неспособен понять простого – что значит безвластие, отсутствие власти? Вот нынешняя «путинская» Россия в его разумении представляет собой именно ту власть, которая зло (в которой процветает якобы культ беспредельщины и вседозволенности), – тогда возникает вопрос: а недавняя ельцинская Россия что собой представляла? Никак отсутствие власти?
В какой-то мере – да, а именно, развал верховной государственной власти. Но когда слабо государство, в силу вступает другая власть. И вот эту другую власть г-н Быков упорно старается не замечать. Как, впрочем, и его собратья по либеральному лагерю, для которых свет клином на России сошёлся. Мир сей ограничивается исключительно Россией, и князь мира сего видится им только здесь. Такое впечатление, что кроме как в лице Сталина и Путина иной власти они себе и представить не могут.
А что если им – и всем, кто, развесив уши, их слушает – попробовать расширить собственное миропонимание и посмотреть внимательно, ну, скажем, «Банды Нью-Йорка» (фильм Мартина Скорсезе 2002 г.)? Может, тогда окоём мира сего в их понимании расширится – а там, глядишь, схлынет наконец антироссийский морок?