Он поставлен Борисом Хлебниковым по совместному с Натальей Мещаниновой сценарию. В фильме использованы мотивы романа Георгия Владимова «Три минуты молчания».
Два практиканта из мореходного училища, Никита и Максим, в исполнении вчерашних дебютантов Макара Хлебникова и Олега Савостюка направляются на рыболовное судно с командой из десятка опытных мужиков, которое уходит в море и после цепи передряг возвращается с добычей, потеряв одного члена экипажа. Картина рекламируется как «фильм-катастрофа», но, по сути, удалена и от зарубежных образцов этого жанра вроде «Идеального шторма» или «Белого шквала», и от своего первоисточника. Точнее и проще назвать её драмой на море и перечислить сюжетные коллизии: между новичками и бывалыми моряками, между самими новичками, между законом и волей, между следователем и командой, и традиционная для «катастрофического» жанра коллизия между людьми и водной стихией. Наиболее зрелищна (хотя наименее оригинальна) последняя, отражённая в сцене шторма, снятого в павильоне, но на вид весьма натурального благодаря художнику Ольге Хлебниковой и оператору Алишеру Хамидходжаеву.
В брежневское время подобная история, скорее всего, была бы превращена в перевоспитательно-производственный кинороман, по ходу которого молодые шалопаи трансформировались под влиянием сознательных рабочих и вместе с ними совершали трудовой подвиг при ликвидации аварии или в борьбе за рекордный улов. В горбачёвское – то же могли бы делать новички, внедряя прогрессивный способ ловли рыбы и преодолевая сопротивление старых консерваторов. Но Хлебников и Мещанинова идут другим путём – затрагивают разные стороны морской жизни, не углубляясь ни в одну. Салаги натыкаются на заведённые порядки, но приспосабливаются к ним в процессе работы, отчасти под опекой морского волка Геннадия (колоритный Александр Робак), у которого две дочки в их возрасте. Интеллигентный и менее зависимый Никита вписывается в команду не без труда, а его приятель – легко. Конфликт между младшими и старшими пустяшный – ну, занимает практикант единственную душевую кабинку на полчаса, тратит пресную воду, не думая о других, и что? Сказать ему пару резонных слов с матом или без оного – никуда не денется, подыщет для водных процедур другое время. Хотя довольно странно, что живший в общаге мореходки и не наглый по природе парень не знает правил общежития. Также неясно, почему просоленные моряки недовольны тем, что капитан приказал им инструктировать первоходов – не могут же старые волки не знать, что для травмоопасной профессии это обязательно в общих интересах, не говоря об отдельном удовольствии покомандовать молодыми.
Столь же несерьёзно столкновение менталитетов. Не собирается Никита стать моряком, а хочет быть самим собой и заработать на поездку в Дубай – где тут повод для зависти или злобы со стороны «отцов»? Они же не рабы на галерах – есть время между ходками, есть отпуска. Труд нелёгкий, но заработок в зависимости от судна и улова от 100 до 300 тысяч в месяц – можно и дома гульнуть, и сгонять, куда бабла хватит. Однако в картине речи нет о деньгах, как нет экзистенциальных разговоров или, допустим, упоминаний об экологической ситуации, вызванной хищническим рыболовством. Да и в гибели одного из героев нет чьего-то умысла или непосредственной вины: парень встал под грузом, и никто не заметил, что трос перенатянут. Словом, реальный материал для общих выводов отсутствует, и можно с удовольствием смотреть на экран, вовсе не заморачиваясь какой-то проблематикой. Другое дело, что прокатный успех «Снегиря» под большим вопросом – это ведь не приключенческое кино в духе «Острова сокровищ», не триллер и не хоррор.
Интересно, что картина была выбрана для показа на открытии ММКФ и за два месяца собрала букет отзывов, акулья доля которых написана рецензентами, отродясь не ходившими в море, так что читать публикации не менее увлекательно, чем смотреть кино. Кто-то, например, пишет, что продюсеры поскупились купить живую рыбу и из поднятого на палубу трала вываливается дохлая – чего, по мнению пишущего, не может быть. Столь же занятно знакомиться с суждениями рецензенток о жизни чисто мужского сообщества – в частности, о замеченной ими дедовщине и конфликте поколений. Или наткнуться на сравнение траулера со страной, которая хоть и вторглась в чужие края (то бишь норвежские территориальные воды) в погоне за рыбой, но при этом спасла четырёх норвежцев с тонущего сейнера. Комично, однако ничего не поделаешь: апофения, она же гиперсимволизм, – такое же неотъемлемое свойство современной кинокритики, как типизация – литературы соцреализма.