В этом году отмечается 130‑летие со дня рождения Мажита Гафури (1880–1934) – классика и основоположника башкирской литературы, народного поэта Башкортостана. Гафури – автор сборников стихов «Сибирская железная дорога», «Моя молодая жизнь», «Любовь к нации», рассказа «Жизнь, пройденная в нищете», автобиографической повести «На золотых приисках поэта» и других произведений.
Подарок 
Было б так, о мой бог, если б дал ты такую мне силу,
Чтоб волшебною ночью в прекрасное небо взлетел я
И горел как звезда, и чтоб сердце моё не остыло,
Билось громко и радостно в лёгком светящемся теле.
А всех звёзд бы лучи нанизал я как жемчуг, и бусы
Я любимой на шею надел и сказал бы ей так:
«Ты прекрасна, мой ангел, и нет больше
места для грусти».
Эти звёздные бусы дарю тебе – нежный пустяк.
Ты богиня моя, даже небо тебя возлюбило.
Погляди на народ – превратился в толпу он немую.
На земле уваженья и счастья –
хоть каплю – прибыло.
Даже гурии рая – завидуют нам и ревнуют.
***
Я не знаю, что лучше: лежать у весны в колыбели
Или, жизнь завершив, явиться однажды туда,
Где над белой землёю метут-заметают метели
И на это с небес равнодушная смотрит звезда.
Я не знаю, что лучше: быть старым,
спокойным и мудрым.
Слава богу, всё есть. Слава богу, ни в чём нет нужды.
Или быть молодым, как весеннее яркое утро,
Снова падать, вставать и одними надеждами жить?
Поглядите на старца – ничего уже в жизни не надо.
Всё понять. Всё простить.
Тихий свет в его ясных очах.
А другой – весь порыв, весь – метанье,
пока без награды.
И мечта: я – как Бог. И боязнь: я – лишь прах.
Старый художник
Он сидел пред своею картиною
И, часам потерявши счёт,
Всё смотрел на неё, любимую,
Прислонившись к стене плечом.
На картине – стоит скамеечка,
На картине – сирень цветёт.
На скамейке кошечка греется,
А по небу летит самолёт.
И глаза опустив со смирением,
Завернувшись в лёгкую шаль,
Никнет девушка под сиренью.
Никнет, словно сама печаль.
И теперь, на картину глядя,
Словно вновь вошёл в старый двор
Под сирень в прохладном наряде –
Из цветов и листьев убор.
А когда отошёл от картины,
А когда поглядел по углам –
Только комната в паутине,
Вместо мебели – старый хлам.
За окошком в тоске осенней
Чуть сереет тусклый рассвет.
Нет ни девушки, ни сирени,
Даже кошки паршивой нет.
Строка из Ницше
Средь пожара морского прибоя
В белом пламени пены и брызг
Как ты можешь просить о покое
У стихии, где бури и риск!
Неужели ты веришь обману,
На безмолвный взирая простор, –
Там притихшие жерла вулканов
Схоронились в цепи синих гор.
А она, хотя так молчалива –
Ни упрёков, ни жалоб, ни слёз,
Но уже покатилась с обрыва
И погибнет, коль ты не спасёшь.
«ЛГ» поздравляет автора с 80-летием, желает ему крепкого здоровья и творческих удач!
Речка Орь
Небольшая речка, незнамая,
С прихотливым именем Орь.
Как сумела ты дать название
Городам – Оренбург и Орск?
По какому такому случаю,
Ты вертлявою, видно, была,
У других, у речек покруче,
Именитость ты отняла?
Ни с Уралом, ни даже с Сакмарою
Не сравнить тебе свой разбег.
Как была ты на картах малою,
Так останешься ею вовек.
Не великая и не гордая.
Но с судьбою – лучше не спорь.
Вот и носят два славных города
Это имя певучее – Орь!
Роль свою ты достойно сыграла
В азиатских неспешных веках
И пробилась к России, к Уралу,
Не пропала в зыбучих песках.
Русь от давних времён, от былинных
Шла за Волгу, на юг, на восток.
Пограничные ставила линии,
Возводя то чертог, то острог.
На холмах, на речном крутояре,
Не страшась лихолетья и бурь,
При слиянье Урала с Сакмарой
Ты раскинулся, Оренбург.
По Уралу до самой до Ори
Встала цепь боевых крепостей.
Рать казачья стояла дозором,
Русь храня от незваных гостей.
Но степные безжалостны палы.
Если степь с пересохшей травой
Вдруг займётся от искорки шалой,
То накроет волной огневой...
Ты знавала пожары лихие,
Оренбургская вольная ширь,
Когда пламя мятежной стихии
Здесь кровавый правило пир.
С казаками и люд инородний –
Всех обиженных не перечесть.
Собирались под стяги свободы,
Поднимались за правду и честь...
Нами прошлое – крепко помнится,
Жив наш колокол вечевой. 
Здесь сроднилась казацкая вольница
С буйной вольницей кочевой.
Здесь на стыке Европы и Азии
Нашей дружбы взросли семена.
Верным компасом русский азимут
Разноликим служил племенам.
Это знаки нашей истории.
Здесь державный российский орёл,
Окрылённый степными просторами,
Свою новую славу обрёл!
Оренбург, повидал ты немало,
Порываясь и ввысь, и вперёд.
Сколько смелых сынов поднимала
Здесь Отчизна в орлиный полёт!
Оренбуржье – слепок России,
Неотрывная, кровная часть.
И святой её правды и силы
Никогда не утратишь ты власть!
И забыть мы не вправе вовеки
Тех событий немеркнущий свет,
Что остались, как зримые вехи,
Наших громких советских лет.
И теперь, в годы новых свершений,
Ты стоишь в богатырский свой рост,
Полный мощи, труда и движенья,
Оренбург, – наш восточный форпост!
Жизнь меняет приоритеты,
Крут истории каждый виток,
Орь, в ином предстаёшь ты свете,
Азиатский Урала приток,
Неспроста нас судьба возносила
К высшей правде и к святости уз.
Нынче новая строит Россия
С новой Азией братский союз!
К светлым далям, в манящие выси
Нас зовёт оренбургский простор...
Вот какие навеяла мысли
Это речка степная Орь!
Разлука 
В моей гитаре сплёл гамак паук.
Блаженствует меж стен, лишённых звука.
Завязло в путах паутин ау,
пустынное, как с музыкой разлука.
Когда-то я не расставался с ней,
подушки пальцев до крови мозоля.
Часов не наблюдал в просторах дней,
и выше, и мощней звучала воля.
Перекрутил в азарте я колки,
и, лопнув, струны онемели глухо…
Вот и полезли в щели пауки
блаженствовать меж стен,
лишённых звука.
Зазубринка
Былое. Сельский клуб. В разгаре бал.
За окнами – вечерний трепет лета.
Кто молотил ногами по паркету,
а кто в сторонке у стены вздыхал,
а кто в сторонке у стены вздыхал,
а кто в сторонке у стены вздыхал…
Заигранной пластинкой скачет зал.
Я, вспоминая старую пластинку,
ищу в судьбе зазубринку-щербинку,
в которой жизнь могла б иглой застрять
и без конца то место повторять,
где молоды мои отец и мать,
где молоды мои отец и мать,
где молоды мои отец и мать…
Весна
В который раз грядёт весна
капелями уведомлений,
и соскребается с окна
бумага зимних утеплений.
Мы видим, как заплакал снег,
стекая мутными ручьями,
и ощущаем тяжесть век
над повлажневшими глазами.
Зимы, себя, былого ль жаль?
Любви, надежды, веры мимо
плывём, как льдины, тая, в даль,
которая непостижима…