«ЛГ» беседует с народным писателем Удмуртии, автором более сорока книг поэзии и прозы, лауреатом многочисленных премий Вячеславом Ар-Серги
– Вячеслав, сверхзадача в творчестве. Что это значит для вас?
– Сверхзадача в творчестве, на мой взгляд, состоит в решении простой задачи – оставаться самим собой. Не героем, не подлецом, а просто обыкновенным, нормальным, то есть порядочным человеком. Но сверх этого, волей сложившихся обстоятельств, человеком, способным наладить взаимоинтересные, а может, и взаимополезные диалоги с ближними – на вечные темы (как же без этого на Руси?) и просто «за жизнь». Я думаю, что при сложившейся, увы, тотальной бездуховности нашего современного общества, сведённого с ума «золотым тельцом», – это наиболее верный показатель авторской и творческой самодостаточности писателя. Я говорю в первую очередь о способности измерения своих шагов собственным аршином. Позволю себе перефразировать известную в народе поговорку о жизненном назначении мужчины: «посади дерево, построй дом, вырасти сына». В литературе это могло бы, возможно, прозвучать и так: построй свой мир, вырасти самого себя, посади самого себя за письменный стол. Вот тут-то она и проясняется, эта самая сверхзадача. Она – фактор состоятельности.
Понять самого себя и творить самого себя, без клише и лекал, рекомендаций и инструкций – вот с этого и начинается творчество. Как начинается, так и живёт.
– Вы человек многопишущий и в разных жанрах. Автор десятков книг, опубликованных в России и за рубежом. Пользуются ли они спросом у читателей Удмуртии?
– Этот вопрос стоял на повестке моего писательского дня лет этак десять, а то и более назад. А сейчас, вероятно, к стыду своему, отмечу, что об этом я не задумываюсь, а говоря откровенно, просто не нахожу и времени для какого-то, так сказать, мониторинга. Мнения критиков и вопрос отношения к моим книгам читателей с течением времени как-то ушли на второй план. Во-первых, я воочию убедился, что «потрафить» вкусам всех мне никогда не удастся. Здесь нет акцентов на плюс или минус, а просто это констатация факта писательского мироощущения. Можно ли кого-то в чём-то убедить? Наверное, можно, если применить силу, диктат, ложь или грандиозный пиар. Но всё это исключается из моего писательского мироощущения и, если позволите, мироназначения. Так же как и беседы с пустым и надоедным собеседником, каковым и я стараюсь не быть – боже упаси, лучше уж отойти в сторонку и помолчать. Авось даже и за мудрого посчитают… А в отношении всё же своих читателей… Да, я частенько встречаюсь с ними. Они – есть. Может быть, их – не массы, которые были раньше. Здесь, видимо, их прежнее количество переходит в усечённое нынешнее качество. Но что примечательно, я не умею беседовать со своими читателями на темы своих книг. Мне кажется, что я уже раскрыл свою точку зрения на бумаге и смысла возвращения к ней особо не вижу. И теперь для меня читатель – собеседник, с которым можно поговорить по душам и на отнюдь не литературные темы.
Как вы верно заметили, я пишу в разных жанрах: поэзия, проза, драматургия, эссеистика, киносценарное искусство… Здесь поэзия потребовала бы отдельного разговора, ведь она более всего тяготеет не к жанрам литературы, а к музыке…
Основа многожанровости, конечно же, состоит в диктате самой творческой идеи. Она приходит и подсказывает автору, в каком жанре она будет выглядеть предпочтительнее с художественной точки зрения. Идея романа, например, никогда не выберет формы, скажем, сонета. Так что выбор жанра всегда сообразен идее художественного произведения.
А по поводу того, что я «многопишуший»… Считаю, что писательство – это отдельная отрасль самовыражения. Если хотите, даже и отдельная профессия, в которой также надо оттачивать своё умение, «укреплять руку», и, конечно же, говоря прежним производственным стилем, неуклонно повышать мастерство. К слову, когда я читаю сейчас свои ранние произведения, я просто не узнаю самого себя. Видно, что задачи тогда я пытался решать, ясное дело, только глобального масштаба, а красок на лексической палитре просто не хватало. Приняв в 1990-е годы решение полного перехода, так сказать, на «профессионально-литературные хлеба», я, конечно же, многим рисковал. Но я точно знал, и уверен в этом и сейчас, что Литература – дама ревнивая и делить тебя ни с кем не станет, а если это случится, то просто отвернётся, уйдёт – и всё. Ведущую канву литературы, хотите этого вы или нет, создают профессиональные авторы, а её узоры – пожалте всем…
– Билингвальность помогает или мешает? Как находят общий язык удмуртская и русская составляющие?
– К вступлению в Союз писателей СССР, помнится, в свои 27 лет я представил несколько сборников рассказов на удмуртском языке, ну и, как полагается, их подстрочные переводы на русский язык. В конце 1980-х годов Союз писателей нашей тогдашней страны был другим. Наверное, другими были и мы – его члены. Национальные писатели не чувствовали себя на отшибе литературной жизни страны. Были, конечно, и свои как столичные, так и региональные «литературные генералы» со свитами, допущенными к издательским кормушкам. Но – парадоксально, я не помню такого случая, чтобы написанное произведение просто так и захирело в писательском столе. С течением времени настоящие произведения всё равно, хоть и через тернии, но находили путь к своим читателям. Я далёк от мысли идиллизации тех времён, но автор уж точно не был брошен на произвол судьбы…
Общественные ураганы 1990-х годов смели стройное, но хрупкое здание российской переводческой школы. Национальные авторы оказались за бортом общероссийской литературы и последним их убежищем стала языковая сфера своих национальных культур. А вопросы литературы и национальных культур, даже при их тесной близости, согласитесь, вопросы совсем разные. Передо мной встала дилемма творческого предпочтения писательского самовыражения: малая удмуртская аудитория или несоизмеримо большая по сравнению с первой аудитория русскоговорящая. Меня и до этого уже немало переводили, но зачастую я не мог читать эти переводы публично – мои стихи уже не были моими. Тогда я начал читать подстрочные переводы своих стихов, весьма близкие к оригиналам, а с течением времени русский язык наряду с удмуртским стал языком и моего непосредственного литературного письма. Я принял решение совмещения этих двух аудиторий, удмуртской и русской – писать по-удмуртски на русском языке. Возможно ли это? Так спрашивают скептики, коих всегда – туча. Да, отвечу я им. Я иду к читателям со своей удмуртской темой, своим удмуртским мировоззрением, основанным на финно-угорском менталитете, и разговариваю с ними на совершенно понятном для обеих аудиторий русском языке.
Но дело, конечно, не только в расширении своей читательской аудитории. Суть в том, что сегодня национальный автор практически не участвует в общероссийском литературном процессе. Повсеместно в стране идёт тотальное сокращение учебных программ по родным языкам, сокращаются национальные литературные издания. Сфера функционирования родных языков в скором времени может определиться только кухонностью их употребления. Говоря откровенно, я не знаю ни в одной из нынешних наших национальных республик реально функционирующего двуязычия. У нас только что песни и поются на родных языках… В итоге национальный читатель уходит от своего автора…
И поэтому билингвальность для большинства российских национальных авторов ими самими воспринимается ныне как данность, в которой есть свои плюсы и минусы. В моём представлении у удмуртской и русской литературной составляющих есть взаимопонимание и взаимоподпитка. Я пролагаю свою дорогу меж двух литературно-языковых вершин и меж ними не потеряюсь. А доброхоты с обеих сторон кричат мне в оба уха – не так делаешь, не так пишешь…
– Есть ли будущее у литературы? Что делать с падением интереса к книге?
– Будущее есть у всего. А в отношении литературы – тем более. Живём надеждой, хотя и слышали, что «надежда – удел нищих». Но таков уж наш путь. Есть у российской литературы богатое прошлое, есть и настоящее, а коль всё это есть, то и будущее вряд ли кто-то исключит. Что делать с падением интереса к книге? А вспомните времена, когда с появлением печатного станка Гутенберга свитковая форма письма начала уходить. Оказывается, и тогда всё это происходило довольно-таки революционно…
Никто не отменит писательской мысли, а на каком носителе она будет, это уж техника подскажет. Вечного на этом свете ничего не бывает, а особенно в отрасли человеческой деятельности. Меняются технические формы, но ведь дух человеческий остаётся тот же самый. Я читаю сегодня Гая Валерия Катулла и воочию убеждаюсь в этом. И восхищаюсь, насколько он и ныне современен. Таковы и Гомер, Шекспир… Нам остаётся, по крайней мере лично я выбрал этот канон, следовать строкам классика удмуртской литературы Кузебая Герда, уничтоженного молохом ГУЛАГа: «Мы сеем и сеем, а жать подоспеют другие…» Коль посеяно – то и уберут…
А что касается нынешнего интереса к книге, я думаю, что без возведения вопросов отечественной многонациональной литературы в ранг государственного интереса по сбережению своего народа никак не обойтись. Творчество – да, это дело личное, а вот книга – это уже, позвольте сказать, дело общественное. А начинать нужно со сбережения своих российских авторов, ныне и статуса-то никакого практически не имеющих.
К слову, я знаю, что у многих российских профессиональных писателей, плодотворно работающих в творческом одиночестве, в медицинских полисах в графе «место работы» пропечатано – «не работает». Видно, таково отношение моего государства к писательскому труду, не защищённому законом. Ей-богу, обидно. И грустно.
– Существует ли такое понятие, как литературный процесс в Удмуртии?
– Думаю, что о наличии как такового слаженного литературного процесса в Удмуртии говорить не приходится. Есть единичные точки авторских выступлений, связанные с отдельными именами, но, ясное дело, они не делают общей литературной погоды. Есть несколько госизданий, незамысловатых и застрявших в прошлой эпохе. Тиражи от 500 – максимум до 1000 экземпляров. Естественно, с узким кругом своих авторов. С мизерными гонорарами, а зачастую и без оных. В столице республики Ижевске литературная мысль, особенно в её национальном звучании, со времён основания этого города, никогда не была в фаворе. Или просто в зоне слышимости. Как в общественном, так и государственном значении. И поэтому мне, в частности, остаётся одно – перенесение своей литературной деятельности за пределы республики – в российские столицы и регионы, за рубеж. Автор не может жить и творить без общения с коллегами, без встреч с читателями, без публикаций.
Из благоприятных литературных фактов последнего периода в Удмуртии хочу отметить издание серии книжек «для народа» газетой «Известия Удмуртской Республики» – «Родники». Здесь печатаются отдельными изданиями – скромно и компактно, оперативно и недорого произведения как современных авторов республики, так и писавших в обозримом прошлом. Серия этих книг пошла очень хорошо, и мы увидели, насколько, оказывается, востребованы людьми такие издания, будучи им и по карману. Более того, за издание своих книжек в этой серии авторы не вносят собственные средства, а получают определённое вознаграждение. Будут ли продолжаться издания подобных книжек? Частная инициатива редакции газеты должна подкрепляться поддержкой профильных госструктур.
А в целом о появлении каких-то новых произведений, ставших литературными событиями хотя бы в республике, говорить, увы, не приходится…
Знаете, когда я приезжаю наведаться в свою родную деревню, уважаемые, жизнь повидавшие старики не преминут поговорить со мной. О политике, о ценах, о моих поездках, о том, о сём…
– Костюм носишь… Грамотный… В Ижевске, Москве учился… И где ты, сынок, говоришь, теперь работаешь? – снова переспросит убелённый сединами ветеран, сосед.
– Да вот, дедушка, стихи пишу. На удмуртском, на русском… – этот извечный вопрос всегда застаёт меня на родине врасплох.
– Это – понятно. Это – хорошо, – перебивает он, – а работаешь-то, работаешь где?..
И тут же вместе с ними я втайне начинаю сочувствовать самому себе, неумехе. Все люди – как люди, а тут – на тебе, стихи, видите ли, он пишет… Хм… Не начальник, не работник… Пора бы уж браться за ум!
– Но человек ты хороший, – поддерживают они меня.
Какой-никакой, а свой ведь.
– Какие слова вы сказали бы в поддержку современному писателю?
– Помню по Литинституту, что Юрий Кузнецов частенько подписывал свои сборники стихов такими словами – «С пожеланиями успехов в нашем безуспешном деле». Может быть, он был и прав. Но пусть эта его правда останется с ним.
А я мысленно поднимаю чарку удмуртской аракы за всех российских писателей – за здравие! Вторую – за Родину нашу общую. А третью – светлой памяти тех, кого уже нет с нами. Не выдержавших обречённой битвы с болезнями, нищетой, безверием, замалчиванием, непризнанием, унижениями, голодом и холодом…
…Жаль, что я не пью уже. А трезвые поэты России не нужны. Впрочем, нетрезвые тоже.
Беседовала