ТЕЛЕ 
ЭССЕ
На этот раз я уже вполне сознавал, что это такое за программа, в которую меня пригласили, – знаменитое своей изысканной скандальностью шоу Андрея Малахова «Пусть говорят», – и потому я присмотрелся к экспертам, в число которых попал. Среди них мне особенно понравился молодой священник. И было ещё два заметных джентльмена средних лет, один из которых оказался (при представлении гостей публике) депутатом (я не запомнил, какой именно думы), а другой был объявлен как знаменитый московский миллионер, который выстроил себе поместье за городом и поселился там в единении с природой.
Тема обсуждения была соответствующая: жуть современной цивилизации и благо природного бытия. Один из сюжетов, предложенный к дискуссии, оказался, как и можно было ожидать, жутким: молодая пара растила новорождённую дочь; девочка, от рождения неизлечимо больная, умерла шести месяцев; родители не нашли в себе сил расстаться с её телом и забальзамировали трупик, который и хранили тайно у себя в квартире, пока три года спустя недремлющие соседи не заподозрили неладное; дело вскрылось, и разразился медицинско-милицейский скандал.
Эмоции, возникшие при телеобсуждении, простёрлись от проклятий варварству родителей девочки до проклятий Зурабову, который, как известно, во всём виноват.
Мне не хотелось ни обвинять кого бы то ни было, ни вообще копаться прилюдно в этой истории, но тут взявший слово миллионер сказал нечто такое, на что я решил ответить. Он сказал, что поступок молодой пары есть такая же бредятина, как и поступок тех, кто в 1924 году запихнул мумию в срочно выстроенный Мавзолей.
Когда ведущий Малахов попросил меня высказаться по части того бреда, что мы дожили до мумии в современной квартире, я ответил, что не только не осуждаю обезумевших от горя родителей умершей девочки, но даже и понимаю их, ибо не вижу тут никакого «бреда», как нет «бреда» и в строительстве Мавзолея 1924 года…
Тут и миллионер, и, кажется, депутат хором прервали меня:
– Как?! Разве это была не бредовая идея – мумифицировать Ленина?
– Нет. Это было выражение народного отчаяния и веры, что умерший вождь мог привести людей в будущее, где человек стал бы лучше. С тех пор выяснилось, что лучше человек не стал. И не станет. В том, что тело вождя мумифицировали, не больше бреда, чем в кусочке нетленных мощей евангелиста Луки, которые возят теперь по миру, – это явления одного порядка.
Тут миллионер закричал:
– Ты! Да как ты смеешь! Ставить рядом святого Луку и пса Ленина!
Должен признаться, что на восьмом десятке жизни я поотвык от того, что малознакомые люди начинают мне «тыкать», тем более когда они помоложе. И поскольку крик продолжался, я тоже рассвирепел и – совершенно неожиданно для себя – проорал миллионеру:
– Молчи! Окаянный!
А сам подумал: ну всё, сейчас начнётся мордобой.
Вместо мордобоя, однако, я увидел, что миллионер, да, кажется, и депутат, раскрыв рты, смотрят на меня в изумлении. Воспользовавшись паузой в их крике, я закончил своё рассуждение, заявив, что далее обсуждать с ними вышеозначенную тему не намерен, и отложил микрофон.
Программа покатилась дальше под руководством развеселившегося ведущего, а я сидел, совершенно подавленный своим импульсивным поступком. Ну зачем я ответил грубостью на грубость? Надо было иначе. Надо было обратиться к ведущему:
– Товарищ Малахов. Попросите этих господ кричать не хором со мной, а по очереди.
Хороший ответ вечно приходит мне «на лестнице».
На лестнице же подошёл ко мне молодой священник и молча пожал руку.
И я понял, что мне, атеисту, этот христианин ближе всех.
Бывают же парадоксы!