«Я очень рада, что в городе, который отец так ярко и красочно описал, установили ему памятник, кстати, первый в мире. Есть мемориальные доски, но не памятник» (выделено мной. – И.Р.), – говорила Лидия Бабель. Итак, памятник Бабелю в Одессе всё же установлен, – и притом не просто так, а по инициативе Всемирного клуба одесситов, руководители которого делом доказали, что они отнюдь не липовые патриоты своего города. Казалось бы, точка поставлена. И какая! Отлитая в бронзе. Но в воздухе витает какое-то глухое раздражение. Какое-то желание принизить значение этого факта…
С запозданием узнав о статье Дмитрия Быкова в «Новой газете», прочитал в ней: «Сейчас Одесса пребывает… в явном духовном упадке… здесь очень мало своих поэтов, а те, что есть, – несопоставимы с титанами двадцатых и даже с лучшими из киевлян. С прозой всё тоже как-то не очень…» Это отклик на прошедший в июле Международный одесский литературный фестиваль, как раз и приуроченный к открытию памятника Бабелю. О фестивале худого слова не скажу – он был замечательный. В числе мероприятий был и круглый стол, посвящённый одесскому мифу. Но г. Быков решил, видимо, что он на эту тему высказался не до конца. И вот довысказывается: «Нужно, чтобы кто-нибудь громко сказал о пошлости одесского культурного мифа, который в своё время был очарователен, но время это прошло». Нужно совершить «акт освобождения – и отринуть изношенные мифы ради нового величия. Иначе Одесса таки будет ходить по кругу тудой-сюдой и говорить за Беню, чтоб он так был здоров, хотя шо может быть хорошего, я вас умоляю, в бандите, который давно умер-шмумер? Дело надо сделать, одесситы, и потом можно слюни пускать».
Подделка под одесский язык мне не кажется слишком удачной. Но Бабель, его личность, его загадка давно не дают покоя Быкову. Бабель – герой романа Быкова «Оправдание». Писателя, согласно достаточно фантастическому сюжету, не расстреляли, а сослали в особые лагеря, где воспитывались некие «сверхлюди», и вот после смерти Сталина он появляется из небытия… Не стану этого комментировать, но психологическую тайну едва ли не мучительного интереса Быкова к Бабелю объяснить попытаюсь.
Когда писатель – твой герой, невольно соизмеряешь себя с ним. И не можешь не признать: ты – не он! Не в несоизмеримости талантов дело. Дмитрий Быков вообще-то способный человек. Но он… беллетрист. А Бабель – писатель. Он трагической судьбой оплатил не только все слова в своих произведениях, но даже точки и запятые. Экзистенциальный вес Слова! Этим всегда славилась русская литература. А беллетрист – просто пишет, деньги зарабатывает, за успехом гонится. Помните чеховского Тригорина? Жалко его, потому как сам знает себе цену: «…когда умру, знакомые, проходя мимо могилы, будут говорить: «Здесь лежит Тригорин. Хороший был писатель, но он писал хуже Тургенева». Как далеко вперёд глядел Антон Павлович! Это ведь сегодня повальное бедствие. Калифы на час – написанное ими и через десять читать уже никто не будет. «Вот – вознесут на миг. О, сколько криков! / Да ты у нас писатель, ты поэт! / Ещё стишок напишет Дима Быков. / Стишок неплох. Ну а поэта – нет».
…Дмитрий Быков, видя в Бабеле создателя одесского мифа, хочет этот миф выбросить за борт. «Одессе, если она хочет остаться культурной столицей евразийского юга, нужен новый миф – и необязательно ждать нового первоклассного прозаика, чтобы его создать». Звучит вроде бы неплохо. Только вот настораживает некая тенденция – общая для нашей эпохи постмодерна: непременно нужно все предшествующие мифы разрушить, «разоблачить», демонтировать, деконструировать. А потом придумывайте, что хотите. Но на каком месте? На пустом?
За внешней эффектностью тезисов кроется поверхностность суждений. Она – в природе яркого и многообразного дарования Дмитрия Быкова: он – блестящий «фельетонист» нашей «фельетонной эпохи» (в том смысле, в каком говорил о фельетонизме Г. Гессе). С концепцией Быкова, что Одесса рифмуется с Петербургом, что это женственная ипостась Северной столицы, не стану спорить. Но ведь это лежит на поверхности: Северная Пальмира – Южная Пальмира. А вот ассоциировать Одессу с бабелевскими бандитами не стоит. Нужно различать миф Одессы, как он живёт в массовой культуре (и в силу самой природы массового сознания не может не быть пошлым и убогим), и Миф как «дух города». Именно последний и улавливается чутким сознанием человека культуры, именно он и артикулируется её творцами-одесситами. Но не сочиняется ими, ибо миф должен возникнуть сам.
В силу счастливого стечения обстоятельств Одесса возникла как город-миф, и этот миф – и в изгибах одесских улиц вкупе с ещё чудом сохранившейся архитектурой, и в южнорусской школе живописи, и в особом характере и языке коренных одесситов, и, простите, даже в неуклюжей грации и аляповатой красочности бабелевских бандитов. Но последние, как видим, всего лишь частный случай, отдельное выражение одесского мифа.
А что же это за миф? Миф свободы. Утопия «вольного города», возникшего в силу переменчивых исторических обстоятельств. Сокровенный замысел европейского открытого города, в котором осуществляется роскошь человеческого общения. Да к тому же общения разных народов, разных культур. Место, где возможно пиршество духа, – какие бывали в счастливые времена, скажем, в эпоху Возрождения. Первым, кто уловил складывающуюся мифологию города, был, конечно, Пушкин. Утопия, разумеется, не осуществилась сполна, как и всякая утопия, – но она отбрасывает идеальный свет былых (а, может, и будущих) обещаний. Город-перекрёсток культур, город «разномыслия» и диалога, город, как «место встречи», которое, разумеется, «изменить нельзя».
Конечно, я говорю об идеале, об идеальном замысле, – но ведь хотя бы частично он был воплощён! Приведу факты не самые броские и общеизвестные. Здесь учился Врубель – и было, значит, у кого учиться! Здесь учились братья Михаил и Николай Бахтины. Именно здесь нашёлся один швейцарец (!), который подарил Михаилу книгу тогда почти никому не известного датского философа Кьеркегора… с надписью, сделанной лично автором! Убеждён, что без этого дара, без этой встречи с иной мыслью Михаил Бахтин как гениальный мыслитель не состоялся бы.
Что бы ни происходило с городом, одесситы несут в себе частичку одесского мифа, и, даже оказываясь где-то за тридевять земель, они всё равно самые свободные люди. Бывших одесситов не бывает. Дмитрий Быков говорит, что нынешние одесситы несопоставимы с «титанами двадцатых годов». А сам он – сопоставим? И что за дурацкое слово – «титаны» (в моё время так называли баки с кипятком). Дело не в масштабе таланта, но в других временах. Подлых временах, антипоэтических, когда все представления о подлинных поэтических ценностях сместились. Вот, кстати, исполнилось 80 лет поэту Игорю Павлову. Настоящий поэт, который ведёт себя совершенно безалаберно, как и положено поэту, наплевательски относясь и к славе, и к изданию книг. Очень боюсь, что мы можем не увидеть более или менее полного собрания стихотворений Павлова – да и денег у него на это нет. Вот бы господину Быкову (у которого огромный авторитет, влияние и возможности) и помочь, да заодно и послужить одесской литературе. Ведь, глядишь, через пару десятков лет нынешние её хулители вынуждены будут признать свою позорную близорукость.
Новый миф действительно нужен. Но он не может состояться без нового понимания и преобразования мифа старого. Верно, что нельзя жить прошлым, застраивая всю страну памятниками, – нужно иметь и будущее. Но для этого нужно по крайней мере не затаптывать ростки того, что есть в одесской литературе, – проявляя московский снобизм и одновременно упрекая обиженных одесситов в провинциализме.
, поэт, философ, культуролог