Стоял тёплый сентябрьский вечер, по бульвару гуляла нарядная публика. На скамейке Чехов приметил молодого человека в форме армейского врача. Вскоре они познакомились, разговорились. Дмитрий Малышев – так звали нового знакомого – был младшим врачом Белостокского полка. Выяснилось, что молодой человек окончил медицинский факультет того же Московского университета, что и Чехов. Нашлись общие знакомые. Говорили о поэзии Бальмонта, вместе с которым Малышев учился в Шуйской гимназии. В Шуе же у Чехова были родственники по материнской линии.
Чехов собирался ехать в Ялту на следующий день, и Малышев предложил писателю развлечься поездкой. Антон Павлович не возражал. Наняли извозчика, который согласился за три рубля доставить их в монастырь, ждать их в течение двух часов и потом доставить обратно. Всю дорогу Дмитрий Малышев развлекал спутника севастопольскими новостями. Чехов, слушая вполуха, размышлял о вещах более грустных...
Осенью прошедшего года в ресторане во время обеда у него пошла горлом кровь. Профессор Остроумов диагностировал притупление верхних частей обоих лёгких. Стало быть, туберкулёз в открытой форме. Чехов вспомнил, в каких мучениях уходил из жизни его старший брат Николай, сгоревший от скоротечной чахотки десять лет назад. «Ты калека», – сказал профессор Антону Павловичу и настоятельно посоветовал как можно скорей расстаться с Москвой и любимым Мелиховым.
Жизнь круто поменялась… Где теперь жить? Придётся перебраться либо за границу, во Францию или Италию, либо в Крым. Если Крым – то куда? Конечно, на Южный берег… Либо в «дамско-парикмахерскую» Ялту, которую иногда называли русской Ниццей, либо в Гурзуф, который именовали не менее помпезно – маленькой Италией. Подъезжая к мысу Фиолент, Чехов подумал, что есть и третий вариант…
Георгиевский монастырь был одним из древнейших в России. Основан он был, кажется, ещё в IX веке греческими монахами, бежавшими из Константинополя из-за гонений, которые начались в Византии после запрещения икон. Современный вид он приобрёл в начале ХIХ века благодаря пожертвованиям известного мистика, князя Голицына, бывшего министра духовных дел. Тогда и отстроили Георгиевскую церковь. На протяжении века – это было известно и самому Чехову – в монастыре отдыхали после морских плаваний корабельные священники. Святой Георгий, кстати, был покровителем моряков.
Чехов не без волнения вдыхал морской воздух, настоянный на полыни. Условия тут, конечно, спартанские, но зато какая тишина, какой простор! Чехов с младых лет имел склонность к затворничеству, частенько называл себя «старцем», «Иовом под смоковницей». Бунин, с которым Антон Павлович часто встречался в Ялте, записал фразу о том, что Чехов хотел бы жить в монастыре, если бы не надо было молиться. Молились в монастырях истово, в соответствии с уставом, подражающим Афонскому. Заутреня начиналась ещё затемно. Чехову с его болезнью такой жизни не выдержать… нет, не выдержать! К тому же лестница к морю такая, что лёгочному больному не осилить – более 800 ступенек. Да и жить у моря – и не потрогать волну…
В мелиховской библиотеке Чехова хранилась книга московского журналиста Сергея Филиппова «По Крыму. Отражения». В книге подробно описывался Георгиевский монастырь и его живописные окрестности: «Берег в несколько сот футов бросился в море, бросился с высоты страшной, отвесной, прямой <…>. Море кинулось ему навстречу и разбилось в мириадах сверкающих брызг о скалы, чёрное, едва держащееся. Не безумие ли это? И, наконец – о, верх безумия! – крохотная церковка и постройки монастыря повисли в воздухе над самым обрывом, где идёт эта безумная борьба воды и камня».
По преданиям, православный храм был построен на месте храма Артемиды – её культ был создан Гекатой, сказочной царицей Таврии. Царица была женщиной с характером: отравила собственного отца и вообще любила охотиться на людей. Родом она была, по утверждению Овидия, из Скифии. В 1820 году встреча с Фиолентом навеяла Пушкину мифы о храме Девы с его ужасными жертвоприношениями. Некоторые исследователи полагают, что именно из уважения к Пушкину Антон Павлович и посетил Георгиевский монастырь.
Долго стояли Чехов и Малышев над шумящей бездной. Очнулись, когда к вечерне зазвонил колокол. Попросили у монаха чаю. Тот отказал за поздним временем. «Если бы вы были генералом, то нам подали бы!» – сказал Чехов Малышеву. «Если бы вы сказали, кто вы, то мы получили бы чай!» – ответил Малышев. Потом, как вспоминал о встрече с писателем молодой врач, они пошли в сад и наткнулись на «мрачную, любовно-трагическую сцену»: «Нет, ты меня не любишь!» – кричала какая-то женщина монаху. Спутники ещё какое-то время постояли над обрывом. У Чехова на плечи был накинут плед. Невольно залюбовались луной, от которой протянулась до самого берега живая дорожка из серебра. Вид был фантастический, и Чехову пришло на ум, что именно в такой вечер знаменитый маринист Иван Айвазовский писал картину «Георгиевский монастырь в лунную ночь». С художником Антон Павлович был знаком по Феодосии, где десять лет назад отдыхал на даче Суворина.
Вскоре пустились в обратный путь. Малышев запомнил, что при взгляде на маяк Чехов спросил о том, что чувствовал бы ребёнок в такую ночь, если бы жил на маяке.
По приезде в Севастополь Чехов оставил плед в гостинице и вынес книгу Толстого об искусстве. Попросил Малышева по прочтении переслать её в Таганрогскую общественную библиотеку. Затем они поужинали в ресторане. Чехов почти ничего не пил, приговаривая: «Другой раз хорошо и похворать: ограничиваешь себя и не выпиваешь».
Уже из Ялты Чехов описал сестре Маше впечатления от поездки: «…в лунную ночь я ездил в Георгиевский монастырь и смотрел с горы вниз на море, а на горе – кладбище с белыми крестами. Было фантастично». Упомянул он и о бытовой сценке возле келий, когда женщина с плачем уговаривала монаха уйти из монастыря. Этот эпизод, пожалуй, ярче всего показывает, что не мифология, а реальная жизнь с её житейскими драмами была в поле зрения писателя.
Чеховеды попытались найти отзвуки этой поездки в творчестве писателя. Так, Юрий Турчик предположил, что такая перекличка встречается в рассказе «Архиерей», написанном в Ялте: и в рассказе, и в монастырском эпизоде человеку, посвятившему себя Богу, приходится отказываться от радостей жизни… Возможно, что писателю припомнился и его собственный рассказ «Без названия», написанный десятью годами ранее в жанре исторического анекдота: монахи отдалённого монастыря, наслушавшись гневных обличений своего настоятеля о разгульной жизни горожан, дружно ринулись в город, навстречу соблазнам…
Всё это предположения. Но можно утверждать, что поездка заставила Чехова вспомнить о рассказе старшего брата Александра «На маяке» (1887), в котором была описана жизнь на отдалённом маяке смотрителя Луки Евсеича и его 17-летней дочки Ольги. Как жизнь в глуши могла сказаться на девочке? Александр Чехов писал о «нелепой» душе ребёнка…
Геннадий Шалюгин, заслуженный работник культуры Украины, чеховед, лауреат премий им. А. Чехова, М. Волошина, А. Домбровского, кавалер ордена Дружбы, почётный гражданин Ялты, ЯЛТА