Исполнилось 90 лет со дня рождения писателя Олега Куваева. Вспомним «советского Джека Лондона», автора культового романа «Территория», одного из последних романтиков ХХ века.
Полярное суперменство, или Погоня за розовой чайкой
Родившийся под Костромой, росший под Вяткой и учившийся в Московском геологоразведочном, он второй своей родиной называл Чукотку, куда впервые попал на практику и «погиб». «Я всегда верил в то, что для каждого… человека есть его работа и есть его географическая точка для жизни… Я знаю многих людей с великолепными и любимыми специальностями, которые работают клерками в каких-то конторах, лишь бы не уезжать из Москвы. Это было бы можно понять, если бы они любили именно этот город. Они его не любят, но престижно жить в центре… Жизнь не на своём месте и не в своей роли – одна из худших бед, на которые мы обрекаем сами себя», – напишет он позже. В 1958 году, уже с дипломом горного инженера-геофизика, очарованный странник снова отправился на Чукотку – в заполярный Певек, на берег Ледовитого океана, где базировалось Чаунское районное геологоразведочное управление. «В управлении царил здоровый дух лёгкого полярного суперменства, что только помогало работе», – вспоминал Куваев. Молодой геофизик внедрял на Крайнем Севере новые методы работы – например, «вертикальное электрическое зондирование». Здесь же начал писать и печататься. Именно на Чукотке в 1959 году Куваев впервые увидел розовую чайку, ставшую для него символом Арктики, мечты и «светлой прозрачности мира».
Перевёлся в Магадан, где работал в Северо-Восточном геологическом управлении, а позже – в Северо-Восточном комплексном НИИ. Снова сплавлялся по северным рекам, ходил вдоль чукотских берегов на байдаре из моржовых шкур (дырки в ней затыкались кусками моржового сала, и их выедали псы), обошёл на собаках остров Врангеля, садился на Ан-2 на льды полярных морей, работал в низовьях Колымы… Куваев вписался в Север с чёткостью патрона, досланного в патронник. Север для него был территорией борьбы и свободы, пространством, которое преображает даже душу, тронутую коррозией. Вместе с друзьями Куваев разработал моральный кодекс северянина-«арктиксмена». По нему человеку могло прощаться всё или многое, кроме «дешёвки в работе, трусости и жизненного слюнтяйства». «В общем, «вперёд и прямо». Ей-богу, остаётся удивляться лишь, как мы, будучи уже инженерами, ухитрялись сохранить чистоту и наивность семиклассника», – писал он потом.
Младший научный сотрудник писал отчёты и статьи, собирал материалы для так и не защищённой диссертации. Директор СВКНИИ – будущий академик и Герой Соцтруда Николай Шило – высоко ценил Куваева как универсального полевика и перспективного учёного. Однако даже в геологии кабинета и конвейера становилось всё больше, а свободы и экзотики – всё меньше. «Об этом уходящем времени… будут жалеть, как мы жалеем о времени парусных кораблей», – писал Куваев. Позже он скажет, что и геологию, и литературу выбрал лишь для «официального права быть просто бродягой»…
В 1964 году в Магадане вышла первая книга Куваева – сборник «Зажгите костры в океане». А уже в 1965-м он бросил и геологию, и Магадан, причём не сказать, что по-хорошему. Были пьянки, нарушения трудовой дисциплины, попытка самоубийства женщины, с которой он встречался, проработки на собраниях… Куваев уехал в подмосковный Калининград (ныне Королёв), где была комната у его сестры Галины. Следующие – и последние – десять лет прожил профессиональным литератором. К почти столичной жизни, однако, так и не привык: «Города трудны для жизни, потому что над городом всегда висит облако из спрессованной психической энергии его обитателей». Куваев видел опасность в «болезни накопительства и приобретательства», писал самую настоящую антиофисную прозу, когда вместо «офис» ещё говорили «контора». При всякой возможности ехал на Чукотку, бывал на Памире и Кавказе. Мечтал пройти на парусной шлюпке Северным морским путём – от Чукотки до Архангельска.
Горный инженер человеческих душ, или Территория Куваева
Может показаться, что за минувшие десятилетия Куваев отошёл куда-то на второй план. Одни называют его «местночтимым» автором – «по профессиональному и географическому признаку». Другие оперируют терминами «соцреализм», «романтика», «производственный роман»… Как будто всё это – заведомо плохо и как будто Куваев исчерпывается этими понятиями.
У Куваева – своё место в литературе, свой голос. Есть армия куваевских поклонников (куда рекрутируются и новые читатели) – может быть, не самая многочисленная, но зато преданная. Подобная, по-моему, – у Виктора Конецкого: если любят – то навсегда и крепко. Имя Куваева – как пароль «свой-чужой».
Вершина писателя – роман «Территория» о поисках чукотского золота в послевоенные годы. «Внешне – это открытие золотоносной провинции… Внутренне же это история о людях, для которых работа стала религией. Со всеми вытекающими отсюда последствиями: кодекс порядочности, жестокость, максимализм и божий свет в душе… Каждый уважающий себя геолог относится к своей профессии как к Символу веры», – писал Куваев. Он не вернулся в геологию, хотя думал об этом. Но если вспомнить, сколько молодых людей «Территория» привела в геологию, то роман можно считать весомым вкладом не только в литературу, но и в науку.
До издания «Территории» отдельной книгой автор не дожил, но застал громкий успех своего романа, вышедшего в «Нашем современнике» и «Роман-газете». К успеху, впрочем, относился скептически, был сверхтребователен к себе. Почти всё написанное собой называл плешью, повторял: «Выдавать дешёвку мы не имеем права».
«Автор одной книги» – это немало: от большинства не остаётся и одной. Но Куваев – автор не одной книги. У него нет проходных, случайных вещей. «Через триста лет после радуги», «Два выстрела в сентябре», «Весенняя охота на гусей», «Азовский вариант», «Печальные странствия Льва Бебенина», «Дом для бродяг» – рассказы, повести, травелоги… Чуть-чуть не успел он дошлифовать второй роман – «Правила бегства»: о Чукотке, бичах и, говоря сегодняшним языком, дауншифтинге. «Человек в рванине и с флаконом одеколона в кармане столь же человек, как и квадратная морда в ратиновом пальто, брезгливо его обходящая. Этому учил Христос. Этому, если угодно, учил В.И. Ленин» – так Куваев объяснял смысл этой книги.
Перелистаем письма Куваева.
«В нашей действительности честной литературы, не заказанной «идеологическими» органами, быть не может. А те, кто заказывает, – глупы и не понимают, что нашей идеологии нужна именно честная настоящая проза».
«Насчёт пьянки я тоже стал строг, жаль расшвыренных лет, но опять-таки чувство такое, что не было бы расшвыренных лет – не было бы целеустремлённости».
«Достоинство каждого успеха в том, что он приходит к тебе, когда тебе на него наплевать… Если же успех к тебе пришёл рано, когда он тебе нужен и тебе на него не наплевать, – тогда тебе крышка как человеку и как литератору».
«Если бы некий там джинн предложил мне на выбор: написать хотя бы одну действительно хорошую книгу и плохо кончить в 45 или не написать ничего путного, но прожить до 80, я бы без секундного колебания выбрал первое»…
Хорошую книгу Куваев написал, и не одну. До 45 не дожил – умер на 41-м году 8 апреля 1975 года в Переславле-Залесском от сердечного приступа. Составленный им накануне сборник рассказов назывался «Каждый день как последний».
«Будучи маленького роста, он всегда смотрел вверх», – рассказывал магаданский геолог Борис Седов, знакомый с Куваевым с 1959 года. Смотрел вверх, шёл вверх, на взлёте и умер…
Однажды Куваев написал: «Надо жить так, чтобы люди держали память о тебе бережно, как держат в ладонях трепетную живую птицу. Если, конечно, ты это сумеешь».
Он сумел. Создал книги, которые его пережили, запечатлел территорию и эпоху с их надеждами, поисками, победами и разочарованиями. Убеждён: давно пора готовить по-настоящему полное собрание сочинений Олега Куваева – с записными книжками и удивительными в своей исповедальности письмами.