Лев ПИРОГОВ
Есть у меня друг – человек, как прежде говорили, «интересной судьбы». Пишет о том, что видел. Опубликовался в журнале. Критики заметили (руку дружбы подали), вынесли вердикт: «Не литература». И ведь как бывает: не претендуешь ни на что и живёшь спокойно, а как откажут в том, на что не претендовал, начинает душа болеть. Спрашивает меня в письме:
«…Что такое литература? Кто вправе писать литературу? Кто должен её писать? С одной стороны, меня подмывает рассказать о некоторых вещах, событиях, отношениях. С другой стороны, я понимаю, что этого недостаточно, этого мало, надо «конструировать», а не просто рассказывать. Да и что значит «надо»? Вроде никто моими писаниями не интересуется, а жизнь подкидывает сюжеты, так что никуда не деться. Так что же мне со всем этим делать? Оно лежит где-то внутри, царапается. Как выписать, избавиться? Что скажешь?»
Скажу, что детские вопросы – самые главные: они требуют простых ответов, а чем проще мысль, тем ближе она к истине. Где-то у корней бытия, подозреваю, вообще всё просто; сущности мельчают и пузырятся пеной ближе к поверхности.
Итак, что такое литература? Кто вправе и кто должен её писать?
«Все мы творим свободно, по велению сердца, сердца же наши принадлежат родной коммунистической партии», – писал композитор Вано Мурадели в 1969 году. Иначе говоря, «свобода есть осознанная необходимость». Бесконечно мудрая мысль, приписываемая почему-то Энгельсу (хотя это ещё римские стоики говорили).
Бывает так: писать хочется (и вроде наблюдательность и бойкий язык даны для бодливости), а совершенно не о чем. Всё равно пишешь – о том, как ел с утра яичницу с огурцом. Подкладываешь «смысл» – какое-нибудь замаскированное по моде философское обобщение, получается роман доктора филологических наук Сергея Аствацатурова «Люди в голом», соблаговолите. Конечно, бывает наоборот: человек прошёл огонь и воду, а начинает буквы соединять – ерунда выходит. Но прошу учесть одно немаловажное обстоятельство.
Сейчас по разряду литературы числится столько убогих (просто потому что «люди хорошие»: пьют с кем нужно и сколько нужно, оказываются в правильное время в нужных местах, правильные выражения лиц носят), что обязательным условием (а то и единственным смыслом) разговоров о литературе стало выяснение вопроса, каковое качество текста может быть залогом его художественной ценности. «Свои», правильно бегающие за водкой, проверке не подлежат, а графомана-чужака разоблачить можно. Либо, напротив, можно подвинуть границы художественности в направлении услужливого гонца, а чужака от них отодвинуть. Не говорят «Сидоров мне идейно чужд», а говорят «Сидоров бездарен».
В нормальной ситуации так быть не должно. Если критик и пишет о Сидорове, значит, Сидоров литературно одарён, потому что критик по определению пишет о литературе, а не о восьмимартовских поздравлениях от профкома. Так что если я говорю о приоритете опыта перед эстетством, это не значит, что я ратую за «идейно правильных» бездарей, нет. Талант подразумевается всегда, об этом и речи нет.
Так что же такое литература? Поскольку доступная пониманию большинства из нас литература начинается с Пушкина, не полезем слишком далеко за подкладку кармана. Литература – это способ пробуждать «чувства добрые». Как там у Мурадели: «Мы творим по велению сердца, но сердца наши принадлежат...» Хоть «родную коммунистическую партию» подставь, хоть Бога, хоть (разные люди есть) чёрта. Литература – это убеждённость, а убеждённости без захваченности идеей, без подчинённости ей желаний и страстей быть не может. Только не идеей «писать». Дискурс (как говорили при царе Горохе) должен иметь последствия вне себя самого.
Вот мы и получили максимально обобщённый простой ответ: литература от «пописывания» отличается тем, что литературу создают во имя чего-то. Можно сказать «я тебя люблю» просто потому, что соловей не может молчать, а можно – отдавая себе отчёт в том, что эти слова обязывают. И тебя, и того, кому они адресованы.
Кто вправе писать литературу? Тот, у кого хватает на это сил. Кто должен её писать? Тот, кто делает это трудно. Если сердце просится «рассказывать», но чувствуешь, что «этого мало, надо конструировать» (а бывает, наоборот), значит, литература станет получаться только тогда, когда начнёшь «конструировать». Через силу. Иначе это будет просто частное дело частного хорошего человека.
Кстати, анекдот. Про то, что «через силу» бывает. Известно, что Лев Толстой не любил роман «Анна Каренина» и писал его с отвращением. Я недавно понял, почему. Слишком он ладно скроен. Слишком всего в меру. Очень уж экономно всё втиснуто и подогнано. Видно, что за этим текстом стоит не вдохновение, а работа. Граф же был не обезьяна, чтобы от работы удовольствие получать.
Грубо, конечно (ради красного словца не пожалел «Карениной» отца), но эта обезьяна неслучайно тут затесалась. В следующий раз мы подробнее поговорим о ней. О нашей с вами «внутренней обезьяне» – сиречь о Вдохновении.