Семён Школьников. Сквозь огонь и стужу. Фронтовой кинооператор: повесть незабываемых дней. – Таллин: Русский Дом, 2007. – 244 с.: ил.
В столице Эстонии в прошлом году, как выясняется, не только демонтировали и переносили на иное место ставшего воистину именем нарицательным Бронзового солдата. Тщанием некоммерческого объединения «Русский Дом» здесь была издана книга трижды лауреата Сталинской премии и почётного гражданина Таллина, обладателя премий «Ника» и «Белый квадрат», а также целого ряда боевых наград Семёна Семёновича Школьникова. Одного из последних доживших до нашего времени фронтовых кинооператоров Великой Отечественной.
«Сквозь огонь и стужу» – не мемуары в строгом смысле слова. Но за фигурой главного героя этого повествования Алексея Камчатова – молодого москвича, выпускника операторского факультета ВГИКа, командира взвода разведки, откомандированного после ранения подо Ржевом в распоряжение Главкинохроники, – автор угадывается, что называется, невооружённым взглядом. Да он, кажется, и не очень-то стремится к тому, чтобы спрятать своё «я»: просто писать в третьем лице о том, что до сих пор болит, о трагических и страшных картинах, которые навсегда отпечатались в памяти, вероятно, проще. Вот леденящая кровь в жилах даже при чтении сцена казни предательницы на партизанской поляне – молодой учительницы, выдавшей немцам диверсионную группу, отправившуюся на важное задание... Вот вдова колхозного бригадира, ублажающая солдатиков, «бывает, и по восемь в день», отдающаяся «с искренней страстью» в подвале растреливаемого неприятелем дома на отшибе деревни – потому что жалко и хочется согреть тех, для кого эта ночь может стать последней... И ещё одна изба, где медленно умирает двухмесячный Егорка, сын разведчицы. На дощечке, которую Алексей воткнул в могильный холмик, выведены пронзительные даты жизни: 25.XII.43 – 20.II.44.
Слог книги довольно бесхитростен – в нём начисто отсутствуют малейшие признаки как самолюбования, так и любования словом. Но за счёт того, что эти строки написаны оператором и настоящим мастером своего дела, многие эпизоды буквально врезаются в сознание. К примеру, выразительнейшая раскадровка, живописующая октябрь сорок второго в Москве, куда прибывает герой после излечения в госпитале. «Ясные, солнечные, с пронзительным запахом опавших листьев на бульварах» дни, знаменитый актёр МХАТа, встреченный на улице Горького, чьё одеяние – «шляпа, галстук-бабочка, краешек белого платка в верхнем кармане пиджака» – показалось столь странным. И тут же рыдающий женский голос из открытого окна второго этажа: «Погиб наш папка, погиб наш папка» и вторящий ему «детский горький тоненький голосок».
Таких по-настоящему пронзительных моментов в книге много. Это немудрено – слишком уж необычаен, даже по меркам людей его профессии, «кинематографичен» был фронтовой путь оператора Школьникова: он, к примеру, единственный, кого трижды забрасывали в партизанские отряды. В Калининскую область, затем на территорию Белоруссии и уже в конце войны – в Югославию. Удивительно, как сумел остаться в живых. Ведь из 257 операторов, снимавших на передовой, с войны вернулся лишь каждый пятый.
И пепел, продолжающий стучать в сердце в память о многих друзьях-товарищах, составляет ещё один важнейший элемент поэтики книги. Многим из своих коллег Школьников предоставляет «право голоса». По сегодняшним меркам может показаться, что они выражаются порой слишком уж высокопарно. «Нужно снимать эту проклятую войну, чтобы другие увидели, узнали», – говорит, например, Семён Стояновский, убитый в бою за Вену весной сорок пятого... Но нет никаких сомнений в том, что это было сказано именно так. Сотни тысяч метров военной хроники, великий коллективный подвиг – тому наглядная порука.