ЛИТРЕЗЕРВ
Автору 18 лет, живёт в Москве, посещает одно из старейших московских литобъединений «Жизальмо». Оканчивает первый курс МПГУ им. Ленина, факультет славянской и западноевропейской филологии (СиЗЕФ). Ранее публиковался в районных газетах и в сборнике «Жизальмо».
М.К.
Камни рёбрами прорезают пологую грудь,
Здесь ни выть, ни плакать, ни лесом сухим вздохнуть.
Говорящие головы падают под мечом.
Не жалей, о Господи, ни о чём.
Наши травы, кровью политы, взошли.
Всадник шпорами колет, земля под копытом пылит.
Умирает трава, обращается кровь в родник.
И иссохший Господь губами к воде приник,
Чтобы выдумать новый, несовершенный миг,
Где вода по-новому заговорит.
Где трава по-новому высохнет вспять,
Где получится как-нибудь убежать,
Где получится молча уснуть в тени...
Где не услышит он: «Господи, сохрани!»
***
Небесные рамки, и звонкая малиновая клубника.
Пасторальный пейзаж. И пейзанка в тунике.
Короткая жизнь в неурезанном длинном миге,
И горячий рассвет над сиреневой мать-водой.
Акведуки цветут жизнью, как земля цветёт тленом.
Жезлы дерева – вверх и колеблются впереди.
Умирает душа неистерзанная постепенно.
Умирает плоть – после того как душа – в пути.
Вишня падает с дерева, на мгновение отражаясь солнцем,
И мне кажется, жизнь – это солнце в падавшей вишне.
Всё, конечно, прошло. А трава – и земля – это лишнее,
Но как дереву быть без травы и без этой земли?..
Но как жизни быть – без дерева, солнца, травы и земли,
Распустившимся цветом под ветром голодных степей?
Если корни по капле могильные камни сломать смогли,
Значит, стоимость жизни выше стоимости смертей.
***
В углу стола рассыпанная соль.
Искра бежит по проводу тревожно.
Выводит зуммер длинной фразой ноль,
И ноль крадётся к сердцу через кожу.
А небо льётся по рябине жёлтой,
И губы не находят слова «мёртвый».
Мой птичий голод выспренно неправ,
Рука проходит к солнцу сквозь рукав,
Чтоб дотянуться до своих – до птичьих прав,
И остаётся в темноте – искомой.
А солнце просыпается из комы,
Внимая провидение вольфрама
И вынимая профиль из окна
Подсвечиваньем угловатой рамы,
И – только гладкошёрстная спина
Тугого, но рассохшегося кресла.
Как худший плод мошенничества Теслы,
Искра проходит телефонный провод,
Преобразуясь из причины – в повод.