На первом представлении «Капитанской дочки» в новорождённом театре «Галактика», несколько странным образом использующим пока и площадку, и весь человеческо-творческий потенциал Московского театра им. Н.В. Гоголя, огромный зал был полон, но это вызывало, скорее, тревожное чувство: подростки – самая непокорная категория зрителей с почти непредсказуемой реакцией. Завоевать такого зрителя – удел совсем немногих спектаклей, тем более созданных по произведениям школьной программы. театру «Галактика» это удалось. В первую очередь, благодаря сценическому решению (постановщик С. Яшин, режиссёры А. Бордуков и В. Сорокин, художник Е. Качелаева), воспринимавшемуся тем убедительнее, что исходило оно из попытки вглядеться в давно минувшее без ёрнического эпатажа, выдаваемого за «современное прочтение», вдуматься во внешне простой, но удивительно ёмкий «добрым молодцам урок» о таких почти забытых ныне вещах, как верность присяге, долг, честь... И зал впитывал в себя удивительную историю, наполовину рассказанную, наполовину сыгранную, о почти своём сверстнике – недоросле Петруше Гринёве, ставшем в конце человеком с твёрдым убеждением невозможности измены даже ради спасения жизни.
Точно найденный образ спектакля – бескрайний российский простор с такими же бесконечными полосатыми верстовыми столбами и шлагбаумами, за которыми теряются деревушки, окружённые бревенчатым забором с чугунной пушкой у ворот. Знаменитая метельная музыка Г. Свиридова дополняет этот образ земли, обдуваемой всеми ветрами, то грозными, вьюжными, то выжидательно замирающими, обнажающими суть людей и событий. Театр предложил зрителю «совместное чтение» пушкинской повести. Возникающие при этом картины воспринимаются как ожившие иллюстрации, и такой сценический ход отнюдь не снижал интереса к действию, а наоборот, позволял зрителям сравнивать своё представление о героях с тем, что предлагал театр: о капитане Миронове (А. Бордуков), «человеке необразованном и простом, но самом честном и добром», Маше (Е. Лапина-Порватова), «благоразумной и чувствительной девушке», Швабрине (А. Сафонов), «невысокого роста, с лицом смуглым и отменно некрасивым, но чрезвычайно живым»…
Там, где театр доверял точности и краткости пушкинской прозы, он выигрывал в её сценическом воплощении, но как только пытался «оживлять» эпизоды вставными номерами в виде пляски всех действующих лиц в экспозиции спектакля либо маршировки обитателей крепости, включая и Машу, и Василису Егоровну, и девку Палашку, возникало стойкое ощущение неправды. Но там, где театр находил внешне простое, но выразительное решение эпизода, он выигрывал той тишиной зала, которая дороже иных аплодисментов.
…Летит прямо на нас по степной дороге кибитка, гонит её во всю мочь Петруша Гринёв, чтобы вопреки всем правилам благоразумия спасти милую Машу, а у ног его притулился добрый дядька Савельич (Я. Якобсонс). Барин и крепостной холоп – два русских человека, для которых слова «честь», «долг» являются основой жизни, ненарушимыми ни при каких обстоятельствах.
ОТ РЕДАКЦИИ.
Остаётся уяснить лишь один маленький нюанс: что же это за диковина такая – театр «Галактика»? И почему под его маркой выходит спектакль, по всем формальным признакам являющийся очередной работой Театра им. Гоголя?
Если перед нами пример всего лишь маленькой организационно-экономической «хитрости» на большой сцене, то, возможно, для её осуществления стоило поискать произведение с иным эпиграфом. Впрочем, дай бог, чтобы мы ошибались, и «Галактика», столь уверенно, хотя и несамостоятельно заявившая о себе, предстанет в ближайшем будущем не в образе театра-«дочки», а в виде организма действительно иных сфер.