Рассказ
Посвящается Кате М.
Возвращаясь каждый вечер после работы домой, я ещё издали слышал её хрипловатый голос – собачка лаяла. Устав от забот, своих собственных мыслей, я останавливался и слушал её рваный глуховатый протест против окружающей жизни. Собачку я с трудом различал под светом многочисленных фонарей, среди скопившихся на ночь в тесном московском дворике автомобилей. Я так и понимал её: маленькая чёрненькая собачка протестовала – против сгустившихся вечерних теней, автомобилей, деревьев, низкого подсвеченного неба, возможных врагов своих, бомжей, очень возможно, даже против меня. Я слушал, и от её сиротливого голоса казалось на какое-то время, что мне не так уж и одиноко одному в этом гигантском городе. Я старался её разглядеть, но видел лишь ночной дрожащий свет, тени, неверные очертания домов, заборов, автомобилей и, кажется, подозревал, что вижу не саму собачку, а её голос – пугливый, сиротский такой чёрный комочек носился по дикому пространству того, что порою мы называем полем жизнедеятельности людей. Она, судя по голосу, лаяла не от скуки; собачке просто было неуютно, ведь всё, что вокруг, имело непосредственное отношение к ней, ибо в каждом предмете таилась некая противодействующая ей сила. И от ощущения этой силы пёсику становилось неприятно, ибо он так же осознавал невозможность побороть эту накатывающуюся со всех сторон единственную волну, которая порождала наиболее сильное, что имелось в нём, – страх.
Она, конечно, могла и не бояться этого страха, который ей представлялся в виде чёрной пасти огромного пса. Раньше, бывало, она путешествовала в соседний сквер, который находился буквально через улицу, где росли в большом количестве всевозможные деревья – дубы, тополя, липы и больше всего – вязы; каждое дерево она узнавала по запаху, приветствовала издалека, как живое, помахивая своим куцым хвостиком, оставляла многозначительные пометки, и, что самое любопытное, никто её не ругал, не замахивался, не возводил руки вверх, как то было во дворе, когда ей приходилось оставлять свои пометки на колёсах автомобилей. Сквер принадлежал ей, пока однажды с поводка не сорвалось огромное чудовище, не набросилось на неё и не повалило на землю. То был ротвейлер Рэм. С тех пор она даже во сне часто видела огромную пасть ротвейлера, пугалась и долго в тёплую погоду на своём любимом месте под высоченным тополем, что возле детской площадки, не могла уснуть. Она была не из пугливых – ведь как приходилось сражаться с огромной вороной за кость под этим же самым тополем. Ворона созвала на помощь огромную стаю родственников, своих вороньих дядек и тёток, те сидели на вязах и, разинув острые клювы, каркали во всю ивановскую, поддерживая своего собрата. Ворона била клювом собачку в самые больные места и норовила попасть, что характерно, именно в глаз. Но собачка оказалась победителем. Выходило, она – не из пугливых. А кошек, своих самых заядлых врагов, она научила бояться её, потому что бесстрашно бросалась в бой, едва завидев врага. У собачки имелось настоящее имя, звали её Черныш. Но с некоторых пор Лолита стала её называть по имени своих любовников, дольше всего она её кликала Вовчиком. Этот Вовчик был высокий белобрысый парень в вытертых джинсах и в разбитых туфлях на босу ногу. От него сильно пахло табаком. И вот именем этого парня долго звала хозяйка собачку. Выйдет во двор и кричит во всю глотку: «Вов-чик! Вов-чик!» Это чтобы накормить её. Лолита Белокопытова была красивая и добрая, она даже на зиму кафтан сшила Чернышу, но уж очень любила своих парней и всю себя, все свои заработанные в офисах деньги тратила на них. После работы Лолита, имя своё она сама себе придумала, а звали её на самом деле Лидой, приводила парня Вовчика домой, кормила с торопливостью Черныша, выдворяла на улицу и, подвыпив, кричала громко, что у неё есть единственный друг – Черныш. Иногда любовные сцены происходили и на глазах у собачки. Обнажённая хозяйка часто ходила при парнях по квартире в чём мать, как говорится, родила, увлечённо визжала. Чернышу казалось, что это от боли она кричит, и он бросался с визгом и лаем на её любовника. После чего собачку тут же выдворяли на улицу, в холод, в темноту, и Черныш прятался в тенях автомобилей, оглашая окрестности своим беззащитным хрипловатым лаем. Хозяйка Лолита так привыкла к парню Вовчику, что когда тот неожиданно пропал, а на самом деле его за воровство и наркотики забрала милиция, то от горя места себе не находила, часто плакала, стеная, бросила работу и целыми днями лежала на диване и глядела в потолок. Черныш успокаивал как мог, облизывал ей ноги, лицо и руки, прижимался всем своим телом к её боку и заискивающе глядел хозяйке в глаза. С этого всё и началось. Хозяйка гладила Черныша по спине, а губы её шептали:
– Вовчик, милый Вовчик, как я тебя любила. Я больше никого не смогу полюбить. Никогда! Никого!
Но вскоре у них в однокомнатной квартирке появился молодой чёрный и грязный парень. Лолита звала его просто – Жорик. Перво-наперво Жорик старался по неизвестной пока причине занавешивать одеялом окно в комнате, воровато оглядываться, словно бы искал глазами, где что плохо лежит, и принимался в ванной сморкаться. Да так противно и с таким придыханием, что Черныш беспокойно оглядывался и, сам того не замечая, принимался повизгивать. Потом Жорик пил водку, ел со смаком и с придыханием, глядел на свою возлюбленную и говорил:
– А чего это у тебя за собачкина порода? Злющая, небойсь, а? Не люблю собак. Я однажды на зоне побёг, так собака, сволочь, догнала. Штаны разорвала! Вот тебе и с прикусом рванина! Они ментам любят служить, гады!
– А ну, Вов-чик, марш на улку. – Хозяйка отворила дверь, и Чернышу пришлось уходить с ненавистью в сердце к пришельцу в холод и зимнюю стужу. Стояла на дворе тогда лютая зима.
Через два часа собачка уже голоса подавать от холода не могла. Кафтан не спасал. Окоченевшая, она стояла у двери, к которой то и дело подходили люди, обращались к хозяевам в домофон, и ни один пришедший не разрешил ей войти в подъезд, где светло и тепло. Черныш проклинал зиму, мороз и вместе с этим торопящихся людишек, у которых нет ни жалости, ни сочувствия. Лишь одна маленькая девочка со слезами на глазах попросила мать свою пропустить чёрный комочек в подъезд. Девочка хныкала до тех пор, пока мать не согласилась. Черныш втиснулся в тепло и даже не смог от холода отблагодарить девочку, понимая, что та тоненьким голосочком спасла ему жизнь. После того случая он заболел, долго кашлял и чувствовал в теле слабость. Хорошо, что больше не появлялся в квартире Жорик, которого Черныш возненавидел лютой ненавистью. Отсутствие Жорика объяснялось просто: он обокрал Лолиту, забрал все деньги и золотые колечки её, красивый красный шарф и моднейшие женские туфельки, которым, как сквозь слёзы говаривала хозяйка, цены не было.
– Был у меня один приличный мужчина, звали его Вовчик, и тот в тюрьму попал, – причитала порою хозяйка, поглаживая по спине собачку. Как Черныш любил такие минуты, как молил, чтобы больше никого она не приводила. Как им было прекрасно вдвоём в квартире, когда за окном мороз, а в квартире тепло, уютно, пахло свежим хлебом и солёными огурчиками.
Но говорят, что собачье счастье – это быть несчастным. Разумеется, хозяйка его любила, иногда баловала колбаской, поглаживала по спине и говорила о том своим неунывающим голосом, что у неё имеется единственный друг – это собачка Вов-чик и что теперь она его выгонять на улицу не будет, потому что собака должна стеречь дом. Она учила его:
– Учись за всеми смотреть, как только появится мой новый придурошный хахаль, ведь настоящих мужчин, как показала жизнь, нет на всём белом свете. Ты можешь себе представить, меня даже в Турции, в самой Анталии, обворовали! Кругом одни сволочи, Вов-чик. Так вот тебе задача: гляди в обе зенки! Как что не так – лай, а то мы с тобой без квартиры скоро окажемся. Любовь зла, но ты с ворами будь ещё злее.
Собачка повизгивала, поддакивая тем самым тому, что во всём согласна с хозяйкой, помахивала хвостиком. Хозяйка недаром учила своего Вов-чика, потому что вскоре она привела огромного пузатого мужчину, смугловатого, волосатого, усатого и вечно ухмыляющегося, который страдал одышкой и любил повторять о том, что он вот на тридцать лет старше Лолиты, а вот же всё-таки мужчина. Черныш, как и учила хозяйка, смотрел за огромным мужчиной, за каждым шагом того, ловил каждое его движение. Этот мужчина любил много есть и столь же много пить, бубнил слова глуховатым голосом и сладострастно посматривал на хозяйку. Он говорил о том, какая у неё гладкая, мягкая кожа и какие молодые «блескучие глазки». Потом мужчина, которого хозяйка называла на «вы», величая по имени и отчеству – Иван Максимович, наевшись и напившись, неожиданно, присев на диван, заваливался на спину и мгновенно засыпал. Но он не просто спал, а так начинал громко храпеть и с присвистом, что Черныш, глядя на бедную свою хозяюшку, принимался мелко-мелко поскуливать, как бы говоря: «Да доколе можно такое безобразие терпеть?» В то время стояли сильные морозы, и хозяюшка постелила собачке коврик в углу ванной, где всегда было тепло и пахло ржавыми трубами. Но Вов-чик, или по-настоящему – Черныш, всё время пребывал в прихожей и не спускал глаз с гостя, иногда заскакивал в комнату, чтобы своими движениями выразить хозяйке полную признательность и доверие, верную дружбу и подчеркнуть, что всё будет хорошо. Повертевшись у её ног на кухне, где Лолита домывала посуду, выразив всё, что хотел сказать, на своём языке, он вернулся на прежнее место и стал бдительно следить за Иваном Максимовичем.
Вскоре Лолита навела порядок на кухне и прилегла рядом с толстопузым. Ох, как Вов-чик ненавидел в этот миг гостя. От ненависти он даже эдак злобно-утробно урчал. Вот свет погас, и через некоторое время с дивана стали доноситься какие-то шорохи и шёпот. В темноте нельзя было понять, что там происходило, но доносившийся шум крайне насторожил собачку. Она положила мордочку на передние лапы и зорко всматривалась в сторону дивана. Прошло полчаса-час, потом ещё час, вновь раздавшийся шорох насторожил ещё больше её. Но вот что-то с грохотом покатилось по полу, потом послышался стон, так, кажется, могла стонать от боли только хозяйка. Черныш заурчал, привстал на ноги, готовясь броситься выручать хозяйку. Он даже в полной темноте кое-что видел – большое, шевелящееся, с чудовищной пастью, как у того ротвейлера. Это видение наполнило его силой, и он вскочил пружинисто на ноги, молча подполз к дивану и, к своему удивлению, увидел, что шевелилась голая нога Ивана Максимовича, которого он люто ненавидел. Душа пса наполнилась необъяснимой злой силой, и он без страха бросился на эту ненавистную ногу и схватил её своими цепкими зубами. Нога задергалась, раздался чудовищный рокочущий рёв мужчины, который дёрнул с такой силой ногой, что Черныш отлетел и больно ударился о противоположную стенку. Но это его не остановило. Он чувствовал присутствие хозяйки, которую должен, обязан был спасать, и вновь с отчаянием кинулся на пузатого. Но в этот самый момент хозяйка включила настольную лампу и спросила таким обычным, спокойным, на удивление, голосом:
– Вов-чик, в чём дело? Что ты спать не даёшь? Марш на улицу!
– Да я его прибил бы, – грозно прогундосил толстопузый, потирая свою укушенную пятку. – Сволочь! Убью, тварь!
Собачка ничего не понимала, повиляла хвостиком и отправилась к двери. Хозяйка сняла запор и отпустила Вовчика на лестничную площадку, с которой, разумеется, его кто-нибудь прогонит на улицу. Но пёсик был доволен случившимся, по крайней мере он точно был уверен, что хозяйка его осталась цела и невредима, а уж он готов за неё нести все муки. Ощущения его не подвели, вскоре на площадку вышла маленькая женщина с пятью собаками на поводках, и ему ничего не оставалось делать, как только под лай её глупых и невоспитанных созданий выскочить на улицу.
Но Черныш-Вовчик совершил главное. Дело в том, что этого мужчину в детстве покусали собаки, и он их терпеть не мог. Ни маленьких, ни больших. С этого дня собачка снова с хозяйкой жили душа в душу. Черныш ожидал её с работы, встречал с радостным повизгиванием, ластился с невероятной нежностью, как бы говоря ей: ну что ты, мол, нашла замечательного в этом обжоре Иване Максимовиче, от которого воняло потом за километр? Вот я у тебя, я нежнее, ласковее, благодарнее, я тебя смогу защитить от любого врага, будь им человек или зверь, потому что я весь твой, и я готов пожертвовать собой ради тебя. Будь только благоразумнее. Он ластился к её ногам нежненько, ласково, и пламенем горела благодарным его удивительно светлая душа. Как он понимал хозяйку! Как был благодарен за её молчание или взгляд, брошенный на него. Она, кажется, поняла и оценила поступок пёсика и не сердилась на него.
– Давай, Вов-чик, будем жить вместе, – сказала она как-то ласково и погладила его по спине. – Все мужики сволочи! Толку от них как от козла молока. Только деньги тратить на них. А где их взять? Одиночества вот только боюсь я.
Весна – это вам не зима; весною пёсик старался вырваться на улицу, на свежий воздух, ибо Москва – город большой, но и жизнь в ней тоже большая. Куда уж денешься, когда и ручейки бегут, и первая зелень, и птицы ведут себя по-другому, и новые знакомства. Весь день собачка чёрным пушистым комочком катилась из одного конца двора в другой. Черныш облазил все уголки, все детские площадки, подстанции, в каждом закоулке побывал. И однажды встретил маленькую девочку Катю, которую по привычке и от большой радости, что можно будет повозиться, хотел было облаять, как увидел – девочка на верёвочке вела пушистого кота. Но что самое главное – кот с такой строгостью и важностью вышагивал рядом с нею, что Черныш прямо-таки оторопел. Он понял только одно: лаять на кота нельзя. Кот даже не посмотрел на собачку. Было в поведении кота нечто такое важное, величественное, не от мира сего – столько ощущалось в нем силы. Такое животное лучше не трогать.
– Мурзик, пора домой, – сказала девочка с манерной важностью в голосе.
– Мяу-мяу, – отвечал с не меньшей важностью кот – поражали в нём белые носочки, белая снизу, под брюшком, шубка, белая мордочка с чёрными ушками на макушке, серая, с сизоватостью, гордо выгнутая спина и умный взгляд учёного человека.
– А ты, Черныш, тебе тоже пора домой, вон весь вымок, по лужам шлёндал, – со строгостью проговорила девочка, которая, оказывается, давно знала собачку. С ней дружил весь двор. И чёрная собачка знала, что девочку звали Катей. Прошло после этой встречи три дня, и Мурзик встретился один на один с Вов-чиком-Чернышом на тропе войны. То была знаменательная встреча, ибо пёсик понял, что Мурзик с его гордостью и важностью ни за что не уступит дорогу, и по своей привычке бросился сломя голову на кота. В ответ получил такой удар лапой по морде, что в глазах искорки заплясали – то был точный, сильный, рассчитанный удар настоящего кота, рыцаря из котов. И пёсик отступил, чтобы накопить сил и приготовиться к битве летом.
Много разных чувств имел Черныш и каждое выражал по-своему – радостно, горестно, торопливо или не торопясь, но самое главное в нём было одно чувство, которому он не мог изменить: это преданность своему основному чувству – верность хозяйке. В этом ему виделся смысл жизни. Когда пёсик наполнялся этим желанием, в нём возникало ощущение, что он всё в жизни может и, пожалуй, сумеет одолеть своего гнуснейшего из врагов – ротвейлера Рэма, который ему снился даже во сне, наводя ужас на все его чувства, обостряя их до невероятности. Пёсик даже тайком прокрадывался в соседний сквер, чтобы ещё лишний раз посмотреть на своего заклятого врага. Нет, враг был неуязвим – огромный, косолапый, лоснящаяся кожа обтягивала плотно жёсткое мускулистое и очень сильное тело, – недаром таких собак выводили ещё в Древнем Риме сражаться с легионерами. А что он, жалкая дворняга? Но Черныш видел в жёлтых глазах ротвейлера Рэма некий знак, тот знак говорил не о гордости, а о покорности. Но покорность – это слабость.
Черныш подружился с Мурзиком, хотя и говорят, что кошка с собакой дружить не могут. У собачки были отчаянная храбрость, верность и безрассудная смелость, а у кота имелись гордость, мудрость учёного, осознание своей силы и точного расчёта. Они дружили, как дружат две личности, которые ничем не обязаны друг другу. Но дорогу первой уступала чёрная собачка, как более сознательная и знающая цену дружбе. Она понимала: дружба лучше гордости.
Быстро пронеслась весна, а затем и лето.
Осенью Лолита познакомилась с молодым красивым парнем, приводила побеседовать его в свою квартиру, и теперь Черныш мог сколько угодно наслаждаться свободой. Он гонял разжиревших за лето ворон, которые вели себя непростительно нагло, бегал в соседний сквер, где часто кормили воробьёв и голубей и было очень много малышей в колясках. Иногда собачка увязывалась за одной из колясок и долгое время сопровождала её, думая о том, как хорошо, если бы у хозяйки Лолиты появился маленький ребёночек и Черныш мог выгуливать его. Разные мысли переполняют умное животное, даже если это всего лишь дворняжка. Он по запаху мог определить, когда был возле того или иного дерева, и особенно любил лежать возле огромного тополя, что находился в самой середине детской площадки. Тут всегда сухо, тепло, уютно, кричат дети – ну чем не обстоятельства для хорошего собачьего сна. Он знал: вскоре наверняка появятся Катя и кот Мурзик, а буквально когда раздастся пронзительный голос Катиной мамы: «Катюшка, пора домой!» – необходимо отправляться и самому к подъезду, ибо в это время появлялась хозяйка Лолита. Не успел он подумать об этом, как раздался этот самый голос, который он никогда ни с каким не спутает. То был голос любимой хозяйки:
– Вов-чик, вот где ты обретаешься!
Он бросился к хозяйке. В это время у неё зазвонил мобильный, и она, отмахиваясь от нарастающей ласки пёсика, начала говорить по телефону. А вон и Катя появилась с котом Мурзиком. Солнце светило прямо и ослепительно на землю, радуя людей и всё живое теплом, светом и хорошей жизнью. Лолита присела на лавочку, а Вов-чик устроился рядом, положив мордочку на ноги хозяйки, гордо поглядывая вокруг своими чёрными глазками – мол, смотрите, я охраняю мою хозяйку, которая самая умная и самая красивая.
И надо же было случиться в этот день тому, что случилось.
На лавочках сидели мамы, в песочнице возились с радостью малыши; на самом тополе примостилась стая галок и о чём-то наперебой галдела; кот Мурзик не собирался удирать от девочки Кати, наслаждаясь ласковыми лучами. Никогда не стояла ещё осенью такая тёплая погода. И вдруг раздался испуганный тоненький голосок:
– Рэм! Рэм! Ко мне, паршивец! К ноге! К ноге! К ноге, миленький!
Все вскочили со своих мест, потому что на дорожке, которая вела к детской площадке и к песочнице, появился огромный серо-бурый ротвейлер Рэм. Поводок волочился по земле, из открытой пасти падала хлопьями густая пена – он являл собою призрак силы и зла. Взгляд его недобро блуждал по лицам испуганных людей. Девочка-хозяйка, пытаясь его остановить и взять под контроль, подошла поближе, просяще призывая его слушаться, но когда собралась схватить поводок, пёс вновь отбежал от неё на приличное расстояние. Девочка Катя стояла на дорожке и, боясь за кота Мурзика, взяла его на руки. Все испуганно застыли, так как кот Мурзик, которого все уже знали и полюбили на детской площадке и он являл собою даже знаменитость (о нём спрашивали у Кати – о здоровье, о воспитании), вырвался из рук хозяйки и помчался прытью к тополю, чтобы спрятаться на нём. Завидев бегущего кота, ротвейлер Рэм, не раздумывая, огромными прыжками попытался настичь того. Одним махом перепрыгнул через песочницу, и дети, копавшиеся в песке, с испугу закричали. Мурзик ловко, но не торопясь, вспрыгнул на ствол тополя. Со всего маху потный и тяжело дышавший от погони ротвейлер Рэм, прыгнув, одной лапой достал Мурзика. Кот соскочил на землю и перед огромной пастью, не страшась, фырча, ощерившись, выставил хвост трубой и выгнул спину, готовясь защищаться. Но силы были слишком неравные.
– Мурзик! Мурзик! – закричала Катя и бросилась спасать своего любимца. Кот, выгнув насколько мог спину и готовясь отразить атаку, фырчал и, судя по всему, не собирался отступать. Ротвейлер взвыл от злобы и бросился на противника. На какое-то время на их месте образовалось облако из пыли и песка, оттуда раздавалось злобное рычание ротвейлера и отчаянный визг кота.
– Да он же сожрёт его! Хамьё! – храбро воскликнула хозяйка Вов-чика-Черныша и бросилась спасать кота, крича издалека. – Фу! Фу! Фу! Да где и кто хозяин?! Уберите этого людоеда!!! Вов-чик, что ж это такое?!
Черныш желание хозяйки защитить кота воспринял как команду защищать от кого бы то ни было саму хозяйку. Он бесстрашно кинулся на ротвейлера и вцепился тому в давно ненавистную морду. Псина, оставив терзать отчаянно извивавшегося под ним кота, набросилась на собачку. Ротвейлер рычал и упивался превосходством над существом, которое было меньше его одной ноги.
Он разодрал Черныша пополам.
А когда хозяйка подоспела, схватила ужасного пса за поводок и попыталась отодрать его от жертвы, то он, обезумев от крови и победы, зарычал и вцепился в руку хозяйки. И загрыз бы девочку, не подоспей вовремя милиция. Милиционер спокойно, но быстро достал пистолет и, подойдя вплотную к псу, всадил ему в голову пулю. И только тогда ротвейлер, опрокинувшись навзничь, отпустил окровавленную руку девочки.
Весь дом хоронил маленькую чёрную собачку Черныша. Хозяйка Лолита, причитая, плакала навзрыд, говоря, что дороже у неё в жизни не было, нет и не будет существа. Было жаль собачку, которая во всех смыслах была хороша и отличалась многими качествами, которых так не хватает современным гордым людям.
Теперь, возвращаясь поздно вечером домой, я стараюсь услышать немного хрипловатый пугливый голос маленькой собачки. Как ни странно, слышу. Это, правда, только кажется. Но если кажется, то выходит, что эхо Прекрасного до сих пор носится над нашим огромным городом, в котором живёт столько миллионов людей, каждый из которых мечтает иметь настоящего друга, преданность которого походила бы на преданность Черныша, маленькой чёрной собачки.
Ноябрь 2009-го