Зачем вносить вульгарность в постановки классических опер?
Ростовский государственный музыкальный театр (Ростов-на-Дону) поставил оперу Петра Ильича Чайковского «Пиковая дама» в режиссёрской версии Павла Сорокина.
Музыкальный руководитель и дирижёр – известный петербургский маэстро, а сейчас главный дирижёр ростовского театра Андрей Аниханов. Художник-постановщик – ещё один петербуржец Вячеслав Окунев.
«Пиковая дама» - опера не только величайшая, но и сложнейшая, и если театр берётся за её постановку, значит, он, надо полагать, имеет ресурсы для этого – и музыкальные, и постановочные. Поскольку в Ростове-на-Дону нет театра с более привычным для обитания «Пиковой дамы» названием – оперы и балета, то на Музыкальный театр ложится двойная ответственность за уровень постановки – перед именами авторов оперы: Пётром и Модестом Чайковскими и «нашим всем» – Александром Пушкиным и перед зрителями, конечно, чтобы они, идя на спектакль, увидели именно то, на что пришли. И даже тройная – перед «тенями великих предков» - гениальными постановщиками и исполнителями прошлого. Но, как говорится, смелость города берёт.
«Пиковая дама» - самая петербургская опера Чайковского. Петербург в ней – не только пространство, где развивается сюжет, но и почти действующее лицо. События в опере не могли произойти нигде, кроме Петербурга. Неслучайно же Пётр Ильич и его брат, автор либретто Модест Ильич указывают определенный период действия - конец XVIII века с уточнением – «не позднее 1796 года», и конкретное место действия каждой сцены: Летний сад, дом богатого столичного вельможи, спальня Графини (и не абы какой графини, а петербургской, принадлежащей к высшему свету, которую «король слыхал!»), Зимняя канавка, выходящая на Дворцовую набережную Невы, на которой стоит Зимний дворец – резиденция русских царей и особняки самых высокопоставленных лиц Петербурга.
С первыми звуками интродукции естественным было бы видеть, согласно либретто, «залитую весенним солнцем площадку в Летнем саду», расхаживающих и сидящих на скамейках нянюшек, гувернанток и играющих детей, но что это?! Публичный дом! И все персонажи оперы мужского пола, кроме Германа, весьма откровенно развлекаются с девицами лёгкого поведения – кто на стуле, кто на полу, кто – зажав в углу! И вместо хора нянюшек, поющего «Забавляйтеся, детки милые!», эти слова поют проститутки, одетые в гусарские костюмы! Я примерно представляю, что сказала бы, увидев подобное, гусар и кавалерист-девица Надежда Дурова!
Дальше – больше. Слова хора мальчиков, играющих в солдат (по либретто), поют (по Сорокину), виляя задами, те же проститутки-«гусарки»: «Мы все здесь собрались// На страх врагам российским.// Злой недруг, берегись!// И с помыслом злодейским беги иль покорись!// … Отечество спасать// нам выпало на долю…». Что молвите, соотечественники и соотечественницы? Счастье Павла Сорокина, что он поставил «Пиковую даму» сейчас, в период режиссёрской вольницы, а если бы он исторгнул из себя такое в день исторической премьеры 7 (19) декабря 1890 года, идти бы ему по этапу в Сибирь и неизвестно, дошёл бы.
Графиня (Элина Однороманенко) у режиссёра Сорокина – не «осьмидесятилетняя карга», как у создателей оперы, а женщина в расцвете зрелых лет (по ассоциации с «Борисом Годуновым» – «а лет ему пятьдесят») и почему-то в платье Анны Карениной. Непонятно тогда, почему ей «постыл этот свет» и почему её внучка Лиза (Наталья Дмитриевская) - в возрасте дочки. Герман (Виталий Ревякин) – русский офицер немецкого происхождения – с конским хвостиком, в который зажаты резинкой сальные волосы! Томский (граф) разговаривает с Германом (офицером и тоже дворянином), обнимая каждой рукой по путане (двоих сразу), как дорвавшийся до платных плотских радостей забулдыга с Сенного рынка! На вечере у Лизы её гости – графини и княжны – в пляске вдруг скидывают туфли, расшвыривают их по зале или машут ими перед лицами друг друга! «Всё смешалось в доме Облонских!». По Сорокину, нет разницы между высшим светом Петербурга и обитателями его «дна». Когда вышедшая на шум Гувернантка (Ольга Калинина) пеняет Лизе и компании: «…барышням вашего круга надо приличия знать, … друг другу правила света внушать», она не видит юношу-режиссёра, которому невредно было бы при постановке «Пиковой дамы» принять её слова как инструкцию по применению и воздержаться от снижающего уровень оперы «новопрочтения». Не буду утомлять читателей дальнейшим перечислением особенностей режиссёрского «видения», тем более, что в наше время - разгула «режоперы» (постановочной вседозволенности) и отсутствия в сознании многих режиссёров границ, отделяющих искусство от претензий на него, - ростовская «Пиковая» почти что «ангел во плоти». По крайней мере, герои узнаваемы, за исключением, пожалуй, Графини. А вот Петербурга в постановке нет, увы. Отсутствует как класс! Вместо него – какие-то множащиеся безликие, тёмные дверные проёмы с закрытыми дверями и полупрозрачные щиты от пола до колосников, передвигаемые по сцене в различных комбинациях в зависимости от конкретного действия. И это очень странно и неожиданно для «кисти» Вячеслава Окунева, способного делать восхитительные декорации к спектаклям. К тому же, подобные щиты и одинокие двери уже были сотворены Эрнстом Гейдебрехтом в уфимской постановке «Орлеанской девы» пару лет назад.
Для бедного Германа даже комнаты в казарме не нашлось! Он, несчастный, сцену в казарме, ключевую для развития сюжета, проводит на улице, подпирая спиной неопознанную стену. А Графиня бросает Герману колоду карт россыпью! Этого не может быть, потому что «не может быть никогда», т.к. в этой колоде - три её заветные карты, тайна целой жизни. А тайнами не разбрасываются. И она, как никто, знает правила света и будет соблюдать их до гробовой доски, потому что они у неё в крови. Кстати, насчет «доски» - непонятно, от чего вдруг умирает Графиня, которая, по Сорокину, в самом расцвете сил. Она явно не испугалась вошедшего в ней в спальню Германа, тем более, что – опять же по Сорокину – сама собиралась застрелиться, да осечка вышла. В общем, не петербургская это чайковско-пушкинская Графиня, а дама из города N.
Петербург «в лице» знаменитой решетки Летнего сада появляется лишь на несколько секунд в финале, причём, в сладковато-белёсом изображении рая. Около неё стоят в театральных позах Графиня, Лиза, нянюшки и матушки. Все в белом (привет Уилки Коллинзу?). А Лиза протягивает руку Герману, находящемуся в игорном доме. Из ада, что ли, зовёт?
Что касается вокальной стороны постановки, то она оказалась на неожиданной (для меня) высоте, так же, как и музыкальная (но это можно было предвидеть). Собрать на "Пиковую даму" даже один прекрасный состав в репертуарном театре, без приглашения звёзд со стороны всегда было непростой задачей. То, что в Ростовском музыкальном, не имеющим статуса театра оперы и балета, нашлись исполнители для такого сложного спектакля, само по себе достойно уважения. Герман - один из главных персонажей в опере Чайковского, глубоко выстраданный автором, вызывающий у композитора мощнейшие чувства и переживания, образ, может быть, в чём-то созвучный личности Петра Ильича с его поисками счастья в жизни, волнениями трепетной души и азартом игрока. Воплотить этот образ призван драматический тенор с ярким актёрским дарованием. Известен факт, что даже тенору-премьеру императорского Мариинского театра Николаю Фигнеру партия Германа, первым исполнителем которой он являлся, давалась нелегко (например, именно с него повелось транспонировать на тон ниже ариозо "Что наша жизнь? Игра..."). В оперном мире существует стойкое убеждение, что достойных исполнителей партии Германа найти очень трудно. Тем не менее, Ростовский театр дерзнул представить молодого солиста Виталия Ревякина, который не обладает природными качествами драматического тенора, но ровность звучания в разных регистрах помогает ему быть выразительным, хорошо слышным в зале и справиться со всеми невероятными трудностями партии. Причём, это был настоящий Герман, живой, мятущийся, с сумасшедшинкой. Ему веришь, сочувствуешь, сострадаешь. И скорбишь по нему.
Открытием спектакля стала Наталья Дмитриевская, любимица ростовской публики, лирико -колоратурное сопрано. К успешно исполненным ею в недалёком прошлом "крепким" партиям Ярославны ("Князь Игорь" Бородина), Жанны ("Жанна Д’ Арк" Верди), Иоланты ("Иоланта" Чайковского), добавилась и Лиза, причём, Дмитриевская вполне убедила, что эта партия, столь сложная в своей многогранности, подходит и для её типа голоса и удивила этим. А абсолютный контакт с дирижёром Андреем Анихановым, который чутко выстраивал баланс в звучании между голосом и оркестром, закрепил успех певицы.
Заглавный образ Графини в так называемом режиссёрском прочтении удался Элине Однороманенко. Она играла, как и «велено» было, не старую ещё женщину трепетно, на грани сумасшествия переживающую прошлое и настоящее своей жизни. И её прекрасный, богатый обертонами голос, передавал все движения души new-Графини, которые заражали публику сопереживанием.
Порадовали и два молодых баритона - Иван Сапунов (Князь Елецкий), воспитанник Санкт-Петербургской консерватории, обладатель не очень сильного, но красивого голоса, продемонстрировал культуру и благородный стиль пения. А для певца из Белоруссии Михаила Атамановича, только что принятого в труппу, роль графа Томского стала первым серьёзным дебютом на оперной сцене. У Атамановича - полнозвучный баритон басовой окраски, что сейчас большая редкость, тем более, в сочетании с прекрасными актёрскими данными и свободой сценического существования.
Великолепна была Гувернантка в исполнении Ольги Калининой. Её замечательное меццо-сопрано, французский прононс и общий контур роли – такой строгой посредницы между Графиней и Лизой с гостьями - очень украсили постановку. Ну, и, конечно, дирижёр – фигура центральная в любом оперном спектакле. Но "Пиковая дама" - спектакль особенный. Созданный композитором на предельном напряжении эмоций, он требует от дирижёра способности раскрыть энергетическую и драматургическую мощь произведения. Андрей Аниханов чутко передавал контрасты музыкальных событий, сплетал тонкую интонационную ткань, в которой в неразрывном единстве существовали певцы и оркестр, и помогал раскрыть индивидуальные особенности каждого солиста. Маэстро Аниханов удерживал "нерв" cпектакля от первой ноты до последней, и оркестр, который, в оркестровой табели о рангах пока не занимает первых мест, играл у него стройно и выразительно.
Смелость города берёт, но не все и какой ценой! И на звучащий в «Пиковой даме» вопрос «Чем кончилась вчера игра?» ответ каждый зритель находит свой. Автор же либретто ответную фразу «Конечно, я продулся страшно!» вкладывает в уста Сурина, а надо бы - режиссёра Сорокина.