Равиль БИКБАЕВ, народный поэт, председатель правления Союза писателей Башкортостана
Как известно, Лев Толстой не раз приезжал на отдых в башкирские степи. В одном из писем к своей жене Софье Андреевне он писал: «Ново и интересно многое: и башкиры, от которых Геродотом пахнет…» Если башкирский кумыс поправлял телесное здоровье Льва Николаевича, то башкирская жизнь вдохновляла великого русского писателя на написание шедевров – таких философских рассказов, как «Много ли человеку земли нужно», «Ильяс». Об этом невольно вспоминается именно сейчас, когда так много разговоров об идее евразийства.
Об одной важной особенности в духовном развитии башкирского народа Мустай Карим говорил следующее: «Исторически суждено было моему народу оказаться на стыке двух континентов – Европы и Азии. Это не просто стык двух материков. Это рубеж двух культур, двух судеб – европейской и азиатской».
Сложнейшие процессы, протекающие на просторах Евразии, не обошли своим влиянием и нас, башкир. Своё воздействие Евразия оказывала на нас всегда с начала времён.
Трудно представить нацию, вышедшую на путь широкого исторического развития, которая ограничивалась бы только своей духовной средой. Опираясь на богатый эстетический опыт своего народа и вдохновляясь лучшими образцами из сокровищницы всемирной литературы, башкирская литература – книга о судьбе народа – поднималась на новые творческие высоты. Яркие страницы в эту книгу вписали наши поэты.
Башкирская поэзия – это дастан, это эпос о Башкортостане, созданный многими поколениями поэтов, народных сэсэнов, смелых сказителей, поборников правды и обличителей зла и несправедливости. Глубокие корни этого дастана восходят к таким классическим произведениям башкирского фольклора, как древний литературный памятник «Урал-батыр», созвучный со знаменитым «Гильгамешем».
Дастан о Башкортостане вобрал в себя многовековой путь нашего народа, его радость и печали, его жизненную философию, несокрушимые убеждения и светлую веру.
Современный этап развития нашей республики можно определить как время великих строек. Созидание, строительство в невиданных ранее темпах и масштабах – это знаковые приметы для нынешнего Башкортостана. Для нас, писателей, главное – духовное обновление. Башкортостан занимает ведущее место в стране по строительству школ, по количеству учреждений культуры, библиотек. У нас открываются новые театры, новые газеты и журналы. Это не только радует, но заставляет мастеров пера задуматься об ответственности. Какие произведения займут место на страницах новых изданий, на полках новых библиотек, увеличится ли количество наших читателей и зрителей.
Союз писателей Республики Башкортостан – одна из самых больших творческих организаций в России. В 2004 году мы первыми в постсоветском пространстве широко отметили 70-летие нашего Союза. Сейчас готовимся к проведению своего очередного XIV съезда. Литераторы республики живут большими заботами, вносят весомый вклад в духовную жизнь наших соотечественников. Всё это находит своеобразное отражение и в поисках наших поэтов. В дастан о Башкортостане каждый стремится внести своё неповторимое слово. Своим стихотворением о слове мне и хотелось бы завершить это приглашение в мир башкирской поэзии.
Заветное слово
Я сызмала знаю заветное слово, –
Оно согревало в пути;
Оно мне не раз и не два помогало
На горы крутые взойти.
Я сызмала знаю заветное слово, –
Живыми лучами слепя,
Все думы народа, все песни народа
То слово вобрало в себя.
Слова остальные заимствуют щедро
Его удивительный свет.
Богат мой язык,
но второго в нём слова
Подобного этому нет.
Его унижали, секли, распинали
Но, к битве напутствуя стан,
Гремело над цепью,
звенело на флангах
Заветное –
БАШКОРТОСТАН!
Марат КАРИМОВ, народный поэт Башкортостана
Аул с медными пуговицами
Смотрю во тьме я на аул родной:
Он лёг, раскинув руки, предо мной,
Как богатырь усталый, отдохнуть.
Над ним палаткой –
звёздный Млечный Путь,
И на шинели у солдата в ряд
Все пуговицы медные горят.
Читатель, ты не думай про певца,
Что это – ради красного словца.
Ведь пуговицы – это в окнах свет,
А там, где свет горит, безверья нет.
Тот, кто живёт с надеждой, говорят,
Сильней вдвойне, того не победят!
На память мне приходят иногда
Доверчивые детские года.
...Солдат! На нём живого места нет:
Ушёл – юнцом, с войны вернулся – сед.
Из медсанбатов, из госпиталей
Солдат вернулся к матери своей.
По запылённой улице за ним
Мы, сорванцы, оравою бежим.
Идёт солдат, а грудь вся – в орденах.
Вернулся из-за тридевять земель.
Желты ремни. Обмотки на ногах.
А на плечах – солдатская шинель.
И за неё – ведь всё-таки нова! –
Могли бы дать картошки пуда два!
Испытывало время нас бедой:
На фронте – пулей, дома – лебедой.
Мы на полях не разгибали спины,
А ночью – письма, тусклый свет лучины.
Нет фитиля – коптилка не горит,
Но только не о том душа болит.
Душа моя измаяна войной,
Лишь о победе думает одной...
Солдата мы послушать собрались
Под вечер.
Нам запали на всю жизнь
Его простые, умные слова...
О, как светло! А лампа какова!
С таким большим и светлым фитилём
И в доме стало вдруг светло, как днём.
И никому он отказать не мог:
Шинель длинна – отрежь на фитилёк.
Со всей округи в дом солдатский шли
И резали шинель на фитили.
Добротное солдатское сукно
Пришлось так кстати всей деревне, но –
Дворов в ней много, а шинель одна,
И всё короче делалась она.
Лишь месяц погостил солдат.
И вот –
По улице в последний раз идёт.
Гудел вечерний ветер в проводах,
Солдата провожали всем селом.
Желты ремни. Обмотки на ногах.
И лишь шинели не было на нём,
А за неё – ведь как-никак нова! –
Могли бы дать картошки пуда два!
Зато вокруг из окон всех домов
Струился свет – и ярок, и багров.
И нам принёс надежду этот свет,
Он осветил нам мрак военных лет.
Ушёл солдат, исчез солдат вдали.
Но вечерами долго ещё жгли
Суконные в коптилках фитили...
Во всех домах цвели огни, огни,
Лишь пуговицы медные одни
Остались от шинели дорогой...
...И вот вернулся снова я домой;
Опять, раскинув руки, предо мной
Лёг богатырь усталый отдохнуть,
Над ним палаткой –
звёздный Млечный Путь.
Огни, огни – из окон, из оград, –
Как пуговицы медные, горят...
Перевод В. Цыбина
Азамат ЮЛДАШЕВ
* * *
Мальчишки
меряют всё
отцами:
«Глубоко,
покроет отца с головой...»
«Высоко,
даже отец не достанет...»
«Сильнее отца...»
«Больше, чем у...»
Метр с кепкою
отец у одного.
Около двух –
у другого.
...Мальчишки всё на свете
всё равно меряют отцами.
* * *
В том ли вина волка,
что он свыше сотворён
волком.
Издревле он обречён
на изгнание,
судьба его – чёрной печатью
отмечена.
Гонял бы букашек,
жевал траву,
нюхал цветы,
наслаждался...
Но он свыше сотворён
волком.
* * *
Словно мелочь,
сижу, считаю снова
остатки чувств –
хватит ли
ещё на одну любовь?
Перевод З. Буракаевой и А. Хусаинова
Ирек КИНЬЯБУЛАТОВ
Мой бог
Соблазны жизни возлюбя,
Я слишком не берёг себя,
Но в вихре жизненных дорог
Меня спасал незримый бог.
Пересекал моря не раз –
Меня мой бог от бури спас.
Живым я вышел из огня,
Поскольку бог хранил меня,
В лесной глуши и среди скал
От верной гибели спасал,
И даже в пропасти земной
Мой бог незримо был со мной.
...И вот я вышел из огня,
Я выплыл из воды,
Мой добрый бог, храни меня
От зла и клеветы!
Немало пройдено дорог,
Грехов былых не счесть.
Храни меня, мой добрый бог,
Коль ты на свете есть!
Смотри: по улице скользя,
Сердито хмуря бровь,
Уходят милые друзья
И старая любовь.
Верни их!
Но на склоне дня
Услышал я ответ:
– Ты просто выдумал меня,
Меня на свете нет...
Громоотвод
Стоит бессменно на посту
Стальной громоотвод
И тянет шею в высоту
Над мглой земных забот.
Неброско мужество его,
И, видно, потому
Никто не знает, каково
Приходится ему.
Слепые молнии маня
Возвышенной судьбой,
Под гневом вышнего огня
Он гасит их собой.
Когда гроза гремит окрест,
Разрядами слепя,
Удары грозные небес
Берёт он на себя...
Поэт, коль любит он народ,
В какой бы век ни жил,
Живёт, как тот громоотвод –
Под гневом вышних сил.
Перевод В. Денисова
Аниса ТАГИРОВА
Посвящаю матери
Я люблю этих женщин
степенных,
Их спокойные речи люблю.
Их, прошедших горнило
военных
Лет, безмерно я боготворю.
Когда горе на Родину пало,
Так что хрустнули
косточки плеч,
То любая, напрягшись,
держала
Оскорблённой земли
щит и меч.
Ели травы в голодные годы,
Стали губы чернее земли,
Но избыли и холод, и голод
И от смерти страну
сберегли.
И горели их души святые
Ради общей судьбины
одной...
Так и прожили век
с молодыми,
Теми, взятыми
страшной войной.
Я люблю этих женщин с
тепенных –
Нашей жизни надёжный
оплот.
Знаю, в этих вот ликах
нетленных
Милосердье земное живёт.
Перевод О. Ермолаевой
Колечко
Перекинул ты мосток
К моему порогу,
Я, как аленький цветок,
Уронила лепесток
На твою дорогу.
Ты ступил в ночной тиши
На моё крылечко.
Светит в озере души
Месяца колечко.
По воде идут круги –
Быль и небыль тонут.
Ты кольцом с моей руки
Закатился в омут.
Что же ты не говоришь,
Что же не ответишь:
Ты по-прежнему горишь
Или только светишь?..
Перевод В. Бояринова
Гульнур ЯКУПОВА
Плач о суровой нежности
Прости, всплакнула,
Хоть я и далёко,
Суровой нежностью
Ты ранишь вновь меня,
Зелёноокая высокая осока –
Болотный мой солдат,
Судьба моя.
Я стала по тебе скучать с годами,
Точнее, по себе, –
Давнишней, той,
Когда бесстрашно с голыми руками
Я с острыми стеблями шла на бой.
Тогда был сенокос в горах, высоко, –
Куда без лошади девчонке-сироте?!
И я покорно шла к тебе, осока,
В своей извечной горькой маете.
Серпом я стебли жёсткие валила.
Тащила их сушить на бугорок...
Осока злилась,
Билась что есть силы,
И я платила кровью свой оброк.
А чем ещё мне было
рассчитаться
За то, чтобы коровушка жила, –
Кормилица моей сестры и братца,
Что умереть зимой нам не дала.
Прости меня,
Болотная осока,
Ты всё-таки была нежна со мной:
Твоих стеблей животворящим соком
Лечила раны,
Нанесённые тобой.
И заживали, зарастали раны,
Заглаживались шрамы,
И в снегах
Под зимние морозы и бураны
Не помнилось о ранах и слезах.
Прости меня.
Я вспоминаю часто
О той суровой нежности твоей...
Теперь на сердце раны от людей.
Но исцеленья ждать от них напрасно.
Я и не жду.
Теперь я твёрдо знаю:
Есть где укрыться мне
От зла и лжи –
К тебе, осока милая, сбегаю,
В свой заповедный
уголок души.
Средь жалящих стеблей моя обитель.
С тобой мы вместе:
В счастье и в беде.
Учитель мой и вечный исцелитель,
Болотный мой солдат,
Поклон тебе!
Перевод Ю. Андрианова
Газим ШАФИКОВ
Башкирские реки
Ах, рек башкирских имена! –
В них шорох трав
и птичий лепет.
Поют в них камни, и луна
Небесный разливает трепет.
За тем откосом – Юрюзань.
Там под плакучею лозою
Юлай* омыл свои глаза
Её живительной водою.
Вдали – Сакмара, Ашкадар
И струи светлые Сурени.
Их обдаёт полдневный жар
И холодят лесные тени.
Сверкает зеркалом Инзер.
Его теченье – как скольженье.
В него глядится дикий зверь,
Своим любуясь отраженьем.
Всех наших песен колыбель,
Душа Урала и народа,
И ты, родная Агидель,
Ко мне стремишься через годы.
* * *
Мустаю Кариму
Досель храню, как амулет,
Ту книжку вашу,
Которой ныне сорок лет –
Подумать страшно!
«С надеждой светлою дарю:
Поэт – поэту!»
...Вас до сих пор благодарю
За надпись эту.
Она мне указала путь
В стихию Слова,
Неугомонную, как ртуть,
Как скрипки соло.
Ещё благодарю я вас
За то, что есть вы,
За то, что ваш певучий глас
Жив повсеместно.
И верю: будет жив, пока
Мир внемлет Божий...
И значит, это – на века,
И даже – дольше!
Памяти поэта
Я устал от двадцатого века...
Владимир Соколов
Начертав эти тяжкие строки –
Про себя и про горький свой век,
Он добавил в конце без мороки:
«Я давно уже не человек».
И никто его – даже под дулом –
Не заставил бы жить даже год
В новом веке, что с яростным гулом
Наплывал, как стальной ледоход.
Но ушёл он и гордо, и тихо,
Точно так же, как жил и творил,
Отыскал свой единственный выход
И его – отворил.
Рашит НАЗАРОВ
* * *
Нет,
Не промчусь бесследно по земле я,
Подобно жёлтым умершим листам.
Соединяя песнь свою с моею,
Ещё шуметь, шуметь родным лесам.
Проходит миг, мелькнёт
И вот как не был,
Лишь сердце ловит
Свет его живой.
То солнце, то луна
Блуждают в небе,
И всё шумит, шумит
мой лес родной.
Но грянет час,
И ляжет мне на плечи
Длань времени...
Что спросят, знаю сам...
Свой голос слив с моим
Уже навечно,
Шуметь, шуметь,
Шуметь родным лесам.
Перевод Ю. Андрианова
Катиба КИНЬЯБУЛАТОВА
Травинка
Сбегали с кручи низкие кусты,
Горела речка свежестью и гладью.
Шла девушка. Пунцовые цветы
По жёлтому проскальзывали платью.
Медлительной она казалась мне –
Медлительной и вместе торопливой.
Печальною она казалась мне,
Печальною – и всё-таки счастливой.
Стой, девушка!
Куда уходишь ты
Через луга, не глядя на тропинку?
Тебя за платье трогают цветы,
А ты срываешь тёмную травинку...
Вот так и я – привыкшая к перу,
Слагаю жизни радостные гимны,
Но по ошибке, может быть, беру
Не те слова, которые нужны мне.
Мир так велик, так полон, так богат!
Так много остаётся за спиною!
Не знаю где, но где-нибудь дрожат
Мои цветы, не сорванные мною.
Что я пою!
Пропетое – старо.
Но будет ли и новое в новинку
Для новых дней?
Держу своё перо
Задумчиво, как девушка – травинку.
Перевод Новеллы Матвеевой
Айдар ХУСАИНОВ
Новое солнце
Когда молчит печально
дева,
Когда на сердце тяжело,
Опять на сумрачное небо
Восходит солнце НЛО.
И вот уже тяжёлым
светом
Планета вся озарена
И всем изведанным
предметам
Даны другие имена.
От света тёмного с вершины
Растут быстрее города,
И люди стонут,
как машины,
От непосильного труда.
Что происходит?
Что за чудо?
Какое странное кино
Мы наблюдаем ниоткуда
Сквозь замутнённое окно,
Как будто тоже
над землёю
Летим, не чувствуя вины,
За жизнью тяжкой,
за собою,
Глядим, глядим со стороны.
А шар на небе полудённом
Застыл в задумчивой
тоске,
На полувсклике, полустоне,
На тонком – Навьем –
волоске.
Риф ТУЙГУН
* * *
К простой траве
Лишь прикоснись рукой –
И вмиг трава
Кураем обернётся,
Впитав навеки
Сок земли родной,
Напев живой
В курае к нам вернётся.
Напев родной,
Зачем тебе толмач?
Словам не объяснить
твою природу,
Хоть всё переиначь,
Хоть в землю спрячь,
Ты прорастёшь
И явишься народу!
* * *
Дерево, что под ветрами
гнётся,
Знаю я: сломается
когда-то,
А покуда всем гостям
пернатым
Звонко на ветвях
его поётся...
Если ж рухнет
под свирепым шквалом,
Стая певчих
вряд ли возвратится...
Оттого, что дерева
не стало,
Разве больше петь
не будут птицы?!
Перевод Ю. Андрианова
Башкирия. Храм Николы Березовского, где Аксаковское отделение Международного
фонда славянской письменности и культуры проводит
праздник «Колокольные звоны России»