Михаил Попов
Родился в 1957 году в Харькове. Поэт, прозаик, публицист и критик. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Автор многих книг, вышедших в издательствах «Молодая гвардия», «Вече», «Современник», «Советский писатель» и др. Лауреат ряда литературных наград. Произведения переводились на немецкий, французский, английский, китайский, монгольский, латышский, арабский языки. Живёт в Москве.
* * *
Посмотри, какая удивительная эпоха,
А ты постарел и движешься с хрустом,
Хорошая жена, хороший дом,
поди плохо,
Ты должен быть доволен,
но не будем о грустном.
В твоей жизни тебя что-то
всегда раздражает,
Занимаешь чужое место,
поднимают зарплату,
Эпоха пучится, но ничего не рожает,
И все дела устраиваются как по блату.
Перед тем как в яму свою отвалиться,
Надо бы создать что-то
в назиданье потомкам.
На старых местах
сплошь незнакомые лица,
Ты вынашивал замысел,
потом как-то скомкал.
Сквозь суету проступают
черты грядущего,
Но опознать все детали
проблематично,
Получается, что дорога
осиливает идущего,
А надо бы во всём убедиться лично.
Что ждёт нас – полное исчезновение
памяти,
На мировом подиуме жирные туши,
Проклятье моей стране
на каждом саммите,
И готовы разорвать её прямо тут же,
Старость, как выясняется,
лишена дивидендов,
Ты даже не выберешь себе
эпохи по сердцу,
Присмотрю могилу
на одном из континентов.
И буду лежать там
как какой-нибудь эрцгерцог.
* * *
Дай мне укрыться под снегами,
Что покрывают дом и сад,
Лежать как недвижимый камень,
Уйти, но чтобы путь назад
Был спрятан в очень старой книге,
А та в старинном сундуке,
я снежные свои вериги,
как буква, скрытая в строке,
пережидал бы там веками;
пусть мне однажды повезёт,
тогда меж прочими строками
меня Господь произнесёт.
* * *
Угрюмую жизнь разнимая свою
На более мелкие части,
Ищу я ту линию или струю,
Которая выведет к счастью.
И не нахожу, как ни тщателен я,
Ни в юные годы, ни позже.
Сплошной и тяжёлый недуг бытия,
Тревога гнетёт меня, Боже.
Спроси, а чего ты боишься, браток?
Получат все по интересам,
И ждёт меня скучный и жалкий итог –
Воскресну на свет мелким бесом.
Роман
Мы ждём на последней странице,
когда допылает закат,
когда облаков вереницы
уйдут постепенно за кадр,
когда похоронят убитых,
влюблённые встретятся – ах!
Задержим свой траурный выдох –
Роман утопает впотьмах.
Всё гаснет: и окна, и звёзды,
Страстей небывалый бурун,
Закончился творческий воздух,
Застыло биение струн.
Всё. Перевернули страницу,
Но тёплый, загадочный дым
Едва различимо струится
Вверх, переливаясь над ним.
* * *
А был ли совет тот разумен:
Блок нам завещал пострадать,
А сколько должно быть их в сумме,
Страданий, и как их считать,
И все ли годятся в зачётку,
Как быть, скажем, с болью зубной,
Кто скажет и ясно, и чётко,
Всё ль выстраданное мной
Считается пищей для музы,
стиха станет плотью живой,
и верно ль устойчивы узы
метафоры и ножевой
душевной болезненной раны…
а может быть, дело в другом,
иные у музы тираны,
болезненным дураком
не надо быть в жизни поэту,
чтоб пить вдохновенья нектар,
достаточно шляться по свету,
лелея таинственный дар.
* * *
Вчера было рано, сегодня же поздно,
Не смог я тот миг подманить,
Когда заблестят по-осеннему звёзды,
И первая тонкая нить
В предутреннем воздухе
искрой на ёлке,
Итожа бесшумно весь год,
Сверкнёт, и как будто
все птицы умолкли
И что-то произойдёт.
Мы долго росли, что-то строили даже.
Глядели вперёд и наверх,
Теперь же торчим чучелами в пейзаже,
Давя истерический смех.
Мы знаем всю правду,
познали всю горечь,
И да, про реальность конца,
Мы пьём минералку,
едим только поридж*
И редко бутылкой винца
Себя и приятелей ласково тешим,
Врачам свои деньги несём,
Нет новых людишек –
мы снова, мы те же,
О том говорим и о сём.
Но первая эта в саду паутинка
В зелёной и хвойной тюрьме…
Пора навострять потихоньку ботинки
И лыжи готовить к зиме.
___________
* Каша (англ.).
* * *
Вот вчера меня презентовали,
Собралось полсотенки гостей,
Говорили мило, трали-вали,
О себе я много новостей
Услыхал. Что добрый и хороший,
Что с меня берут порой пример,
И никто: что, мол, не вышел рожей,
Ровно в человеческий размер
Я укладываюсь. Никакой печали
Сверхъестественной я не агент,
Что уместно я смотрюсь в печати,
Но пока что слов про монумент
Не расслышал я. А после пили,
Дружеской риторикой цвели.
Жалко, что скончался ты, Вергилий,
и Артём с Белаем не пришли.
* * *
Названье экзотичное – Пицунда,
Вот море отдыхает после бунта
И чайки с осторожностью садятся
На волны. Муть успела отстояться,
Мы снова созерцаем это дно,
Склонившись за борт. Так заведено,
Что после шторма – тихая погода
Нас ублажает чуть ли не полгода.
Мы здесь с компанией поэтов и поэток
На семинаре, не соврать мне, этак
Году в восьмидесятом иль позднее,
Как бы в лицее, где нас по идее
Должны учить писать большие дяди.
Вместо того чтоб заполнять тетради
Заметками о том, что вал верлибра
К нам катится от Темзы и от Тибра,
Мы «Лыхны» пьём и все другие вина,
Чем славится абхазская долина.
Всё далеко: все войны и Союза
Распад не предвкушает наша муза.
О чём-то пишем и о чём-то спорим,
И будущее отшумевшим морем
Нам кажется, хотя скорей удавом
Его назвал бы я. К его забавам:
Попойкам, книжкам,
сволочам и бабам –
Привыкнем. Скуку матом кроем
И плаваем, как бы специально,
кролем.
* * *
Жизнь моя петляет, как просёлок,
Но не сильно, даже не пыля,
Кто я есть – обломок иль осколок
Родины распахнутой. Деля
Жалобы и страхи на шестнадцать,
В славе её доли нет моей,
Я оружием её учился бряцать,
Но стрелять мне не пришлось в людей.
Думал думу о предназначенье
Её мощной и большой души,
Не принадлежал к хвастливой черни,
Молодость провёл в глухой глуши.
Пробовал я составлять куплеты,
Что-то там себе вообразив,
Выходил дышать дыханьем Леты,
Временами даже был спесив.
Не оставил по себе потомка,
Не срубил себе ученика,
Но полным-полна моя котомка,
Но еда в ней дьявольски горька.
Что сказать почти что напоследок,
А быть может, лучше промолчать.
Темный дуб собранье мощных веток
Станет надо мной в ночи качать.
* * *
Возвратиться несложно.
Покупаешь билет…
Сердце бьётся истошно,
Сколько минуло лет!
Постоишь на вокзале,
Поезд плюнет гудком,
Как тебе предсказали:
Ты ни с кем не знаком.
Кто вселился в твой город?
Кто по паркам бредёт?
Там, где был ты распорот,
Не толпится народ.
Хоть какой-нибудь признак,
Что ты жил здесь, мелькни!
Не является призрак,
Разбрелись и они.
По широкой отчизне,
Вплоть и до Антарктид.
Ты тихонечко свистни,
И к тебе прилетит
Вдруг ответною трелью
Ваш далёкий мотив.
С неизвестною целью
Боль в предсердье родив.