В самом экзотическом для широких зрительских масс конкурсе на сей раз победила ориентальность. Из четырёх постановок-соискателей лавры снискали две – обе не просто вольно произрастающие, но жёстко выстроенные на восточном колорите.
Спектаклю «Небесный аргамак» театра «Ульгер» из Улан-Удэ, а точнее постановщику Туяне Бадагаевой, досталась в итоге премия за «Лучшую работу режиссёра». Хотя здесь, на наш взгляд, уместнее было бы говорить не столько о собственно режиссуре, сколько о художественной идее, об интересной задумке, о творческой концепции. «Небесный аргамак» любопытен в первую очередь не как кукольная постановка (хотя куклы здесь одухотворены и трогательны), а как своего рода open air хеппенинг: мифологическая история о сотворении мира, а затем и рождении духа музыки, играющаяся прямо под звёздным небом – в Москве она демонстрировалась поздними весенними вечерами на территории парка-усадьбы «Люблино», – завораживает соединением зрелища горящих костров и невероятных нарядов исполнителей, звуков горлового пения и национального струнного инструмента моринхур, общей мистической таинственностью свершающегося действа.
«Волшебное пёрышко» питерского Театра марионеток им. Е. Деммени, забравшее сразу две национальные театральные премии – за «Лучший спектакль» и за «Лучшую работу художника» (лауреатом стал Александр Алексеев), – произведение куда более традиционное. Пятидесятиминутное представление по мотивам особенно любимой российским театром (причём во всех его жанрах) сказки «Журавлиные перья», также играющееся одновременно и куклами, и актёрами в «живом плане», – вещица достаточно тонкой выделки. Изящное, поэтичное, визуально выразительное. Вполне себе «японистое». Вот только при мысли о том, что этот симпатичный, элегантный, но не более того спектакль есть абсолютно лучший образец из всего того, что многотысячный отряд отечественных кукольников создал за весь прошлый сезон, становится немного грустно. Почти так же, как в финале петербургского представления, когда и персонажи, и зрители неизбежно испытывают некое ощущение элегической печали, замешенное, кроме всего прочего, на светлых воспоминаниях о прекрасном былом.