КНИЖНЫЙ 
РЯД
Кудря А.И. Верещагин. – М.: Молодая гвардия, 2010. – 428[4] с.: ил. – (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; вып. 1202).
Не знаю, согласится ли со мною читатель, но мне жизнь Василия Васильевича Верещагина кажется до некоторой степени загадочной. И хотя внешне никаких тайн в биографии художника нет, его творчество мне видится не вполне понятым не только нами – современники мастера, как кажется, недоумевали не меньше.
Боюсь предположить, но, думается, Верещагин и сам до конца не знал, почему пишет войну ярко, сочно и в то же время спокойно. А если знал, то рассказать не стремился.
Дворянин и офицер, окончивший Морской кадетский корпус в Петербурге, Василий Верещагин уволился из флота сразу по окончании учёбы ради поступления в Петербургскую академию художеств. При этом художник не порвал ни с армией, ни, как выяснилось это позже, с флотом.
Любил ли Верещагин войну так, как любил её, например, поэт Гумилёв? Сейчас сказать трудно, но наполненные солнцем полотна художника вполне могут послужить иллюстрацией слов поэта о том, что война – дело величавое.
Смерть, жестокость, даже апофеоз военных действий – гора человеческих черепов – пронизаны у Верещагина светом. Бой, героизм, страдание, во-первых, не разделены у художника, а во-вторых, не отнесены к тёмной стороне жизни.
В войне Верещагина нет грязи, она по-настоящему празднична. Пусть на тот особый лад, которым характеризуется насилие, убийство и смерть в мифологизированном сознании, но ведь никуда от этого не денешься!
Да, нам трудно понять человека, который был выдвинут на соискание Нобелевской премии мира в 1900 году, оставаясь при этом солдатом империи. Он не был пацифистом. Верещагин служил в Туркестане. Можно, конечно, сказать, что к генерал-губернаторству он был прикомандирован в качестве художника, но заказ на работу он не раз получал от военного ведомства. Сегодня художника либералы могли бы назвать «соловьём генштаба», но Василий Васильевич не обиделся бы – он вряд ли понял бы смысл этого выражения.
Воинская служба была для него естественна. Офицер-художник не только получил Георгиевский крест за героизм, проявленный при обороне Самаркандской крепости, он твёрдой рукой уничтожил полотна, вызвавшие неприятие того же самого условного «генштаба». Даже без приказа – просто по замечанию о, скажем, неоднозначности указанных работ. Так что наступать на горло собственной песне придумал вовсе не Маяковский – государственный разум был присущ лучшим из дворян всегда.
Офицеры не бывают бывшими. Верещагин доказал это не только жизнью, но и смертью: уже в возрасте шестидесяти двух лет от погиб при взрыве броненосца «Петропавловск». Он уволился из флота, выходя в сознательную жизнь, но, по иронии судьбы, именно флотом её закончил. Шёл 1904 год, Русско-японская война.
Мне бы не хотелось пересказывать книгу Аркадия Кудри, говорить о её достоинствах и недостатках. Хочу привлечь читателя к личности художника, кажущейся сегодня парадоксальной.
Повторяю: Верещагина невозможно понять, рассматривая с одной только стороны. И неважно, какая она, эта сторона: пацифизма и гуманизма или же милитаризма и явного пренебрежения к самоценности жизни.
Загадка есть. Даёт ли на неё ответ Кудря – решать вам, читатель. Биография Верещагина стоит того, чтобы с ней ознакомиться.