Очередной
Он не говорит о ранах – заросли давно они.
Каждая как путь была. Но вырос из своей вины.
Поумнел. Зажили шрамы.
Вдаль идёт тропой чужой.
Сыт, доволен и отныне он ничем не поражён.
И с усмешкой гордой смотрит
на юнцов с больной душой,
Царская к лицу одежда – место он своё нашёл.
И вопросов страшных, вечных
не задаст уж никому –
Чтоб не ошибиться…
Нужен хлеб лишь, мёртвому, ему.
***
Не изменить извечного закона –
сизифов камень вверх толкать…
И детям на ночь сказки про дракона
рассказывать и верить: жизнь сладка.
Ведь мы во всём Создателю подобны –
такое выдумать осмелясь
и перестав грустить о смерти,
как муравьи, жить умно и подробно.
И рушить дерзко замки из песка,
и зверя в глубине себя искать.
Но до конца попробую быть честным,
чтоб в пустословии
не смели обвинять, –
увы, не сыщешь на Земле то место,
где бродит тень, наивного, меня.
Перевела
* * *
1.
Деревья серые пугают,
теряясь в серой мгле вдали,
и люди-тени кашлем лают
на мостике, что без перил.
Река, как боль, чернеет – вроде
течёт в ней кровь, а не вода,
и с кашлем из тебя выходит,
как крыса, чёрный, стих-беда…
2.
Как будто умер, стайка женщин
ко мне слетается, страшась.
Ночь сбрасывает вмиг одежды,
бросая в женщин прах и грязь.
Останешься – себя загубишь,
уйдёшь – и зверем станешь ты.
В кошмаре больше не полюбишь,
среди могильной темноты…
3.
Жестокий вечер болен, тёмен,
безумен озверелый вой
собак чернеющих, бездомных,
которые бегут за мной.
Они вкус злобы знают вечный
и скалят зубы на меня!
Но нет чудовищней, зловещей,
когда в душе зверею я…
Перевела
Абзац из пустоты
Я тень узрела, павшую с небес,
коснулась роз она, разбередила раны,
и тёмной сделалась моя дорога,
и мысль пришла о наготе осенней.
Кассандры недоверием томимы,
Елены, Родос свой найдя, исчезнут…
Но имя, что уснуть не даст сейчас, –
стена, возросшая передо мною.
И представление моё – как зрелый плод
спадает с веток в пору дум ночных,
и море плещется в глазах моих,
но шелест волн уже давно не слышен.
О милости я ветры не прошу,
воспоминания внезапно вспыхнут.
Я встану рано – только хлопнет дверь,
и молнией сверкну между деревьев.
И только роз легчайший аромат,
как заговор-заклятье, просочится
в абзац бескрайний белой пустоты.
Полнолуние
Высокая вода полнолуния
верхом на гладкой спине дельфина
в часы той ночи,
когда царит бессонница сверчков
и голоса тёплых раковин,
что пощадило море гневное;
я – возле кораблей,
ищущих заманчивые извивы берегов –
образы не одной Елены,
и мой ангел развернул крыло,
чтобы сну было где сморить меня.
То там, то тут бессонные петухи
поют под деревьями ночи,
и белеет соль молчания,
как ядовитая змея,
от боли укусившая собственный хвост:
«Я не могу жить без
своей старой кожи».
Пусть придёт и останется солнце,
пусть сдвинет плиту кошмаров,
поднимет нас вверх
на неизвестную землю,
где никогда не придётся
целовать море на прощание.
Не смеюсь – мне слишком хочется плакать.
Но это другая жизнь.
Перевёл Максим МАКАРЦЕВ