Недавно, ещё до решения о частичной мобилизации, была в гостях. Сидели в беседке, ели шашлыки, которые жарил хозяйский сын, заедали арбузом, запивали токайским и беседовали. Зашёл разговор и об Украине.
Хозяин рассказал неожиданное. Оказывается, он, человек немолодой и живущий безбедной жизнью, едва началась СВО, отправился в военкомат и попросился служить по своей военно-учётной специальности – авиационный техник. «Я, – говорит, – капитан запаса, хочу и могу принести пользу». Жена его поддержала. Работники военкомата удивились, поскольку добровольцу скоро шестьдесят, направили к военкому, тот выслушал и взял его координаты: потребуется – призовут. На момент нашей встречи в беседке не призвали, но он готов.
Рассказывал об этом капитан в юмористической форме, как он это умеет: военком, по его предположению, принял его за пациента психбольницы, что располагается аккурат через Яузу от военкомата; потом стал рассуждать, как жена в случае его гибели станет процветать, освободившись от бытовых забот и от него лично. Но шутки шутками, а он готов идти воевать. Не за деньги – денег у него хватит до конца дней – за Родину.
Его сын лет двадцати с небольшим стоял у мангала, но даже спиной ухитрялся выражать смесь недоумения с негодованием. Наконец на минуту обернулся и проговорил, ни к кому специально не адресуясь:
– На войну ходят только недоумки.
– Призовут – и пойдёшь, – миролюбиво заметил один из гостей.
– Нет уж! – тоном умственного превосходства возразил юноша. – Если начнут призывать, уверен, у меня хватит ума от них скрыться. Уйду в лес, буду прятаться, но на войну – никогда.
Леса вокруг подмосковной дачи не слишком глухие, а потому будущий отступник уточнил:
– Я не живу по прописке, работаю тоже не там, где числюсь: не найдут.
Я многое хотела спросить у него, но разговор грозил стать слишком серьёзным для застолья, и я уточнила только, чем он занимается. Оказалось – нечто компьютерное. Другим гостям тоже показалось неловким продолжать, разговор сместился на шашлык.
А мне подумалось вот что. В картине мира, что угнездилась в голове парня, нет понятия Родины. У его отца – есть, а у него нет. У него – только Я, мои удобства, удовольствия, а дальше – трава не расти. Таким вырос. Кто его воспитал? Видимо, окружающий порядок вещей: школа, где запрещена идеология, тусовка, «кумиры» и, конечно, кино, телевизор, соцсети. Отец, как можно понять, оказался слабее всех их, вместе взятых.
Патриотизму, что не все понимают, надо учить. Как вере. В сущности, патриотизм – род верования. Все так называемые ценности – это предмет веры. Даже любви к маме, основанной на инстинкте, ребёнка тоже учат. Годовалому говорят: «Покажи, как ты маму любишь!» – и он обнимает маму.
Если ребёнка не формировать с детства как православного или мусульманина – не будет ни тем ни другим. Это очевидно. Ровно так же, если не учить ребёнка любить Родину, не показывать примеры патриотизма, он вырастет таким вот идейным дезертиром. Когда-то в желании стать дезертиром не признавались: могли счесть трусом, а трусом мужчине быть не полагается, стыдно. Но это в старой парадигме, а в новой трус – это нормально и почти почётно, а вот быть мужчиной как-то слегка подозрительно: феминистки заклюют.
Не надо заблуждаться: таких, как этот парнишка, у нас хватает. Это поколение во многом упустили. Очень бы хотелось не упустить следующее.