Отныне называть в СМИ, в том числе и в интернет-изданиях, имена детей, подвергшихся насилию, нельзя. Президент подписал закон, запрещающий распространение информации о несовершеннолетних, пострадавших от противоправных действий, позволяющей прямо или косвенно идентифицировать конкретного ребёнка. Спасёт ли эта норма детей от жестоких взрослых или, напротив, они окажутся ещё более беззащитными?
Первый снаряд – пошёл!
Его первое чтение прошло в Госдуме 11 декабря, второе и третье – одновременно и поспешно – 22 марта, а уже 27-го он был утверждён Советом Федерации. Вероятно, кто-то очень торопился и боялся осечки.
В итоговом варианте содержатся следующие юридические понятия и нормы:
– обозначен признак опасности – «противоправные действия (бездействие)»;
– расписан перечень информации, запрещённой к распространению: включая фамилии, имена, отчества, фото- и видеоизображения такого несовершеннолетнего, его родителей и иных законных представителей, дату рождения такого несовершеннолетнего, аудиозапись его голоса, место его жительства, иную информацию, позволяющую прямо или косвенно установить личность;
– составлен список «исключений из правил» – тех случаев, когда распространение такой информации осуществляется в целях защиты прав и законных интересов несовершеннолетнего:
1) с согласия несовершеннолетнего, достигшего четырнадцатилетнего возраста, и его законного представителя;
2) с согласия законного представителя несовершеннолетнего, не достигшего четырнадцатилетнего возраста;
3) без согласия несовершеннолетнего, достигшего четырнадцатилетнего возраста, и (или) законного представителя такого несовершеннолетнего, если получить это согласие невозможно либо если законный представитель является подозреваемым или обвиняемым в совершении данных противоправных действий;
– отдельно указано, что в случае преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности распространение информации допускается «только в целях расследования преступления, установления лиц, причастных к совершению преступления, розыска пропавших несовершеннолетних».
Что несёт новый закон родителям? В перечне «информации о несовершеннолетнем, запрещённой к распространению», помимо сведений о ребёнке, стоит: «включая фамилии, имена, отчества, фото- и видеоизображения… родителей». И это – единственный случай во всём законе, когда они там упоминаются.
Далее речь идёт только о «законных представителях». Кто они такие в данном случае? На досудебной стадии изъятия ребёнка из семьи – представитель органов опеки. После лишения родителя родительских прав – директор детского дома/интерната. И где тут родители?
После прочтения закона вопросов больше, чем ответов. Какие именно «противоправные действия» имеются в виду? Что подразумевается под определением «противоправное бездействие»? Почему ключевые понятия законопроекта никак не раскрыты?
По какой такой надобности информация о родителях и «иных законных представителях» подпадает под строжайший информационный запрет? Не оттого ли, что родители и бабушки-дедушки смогут побороться за своего отобранного опекой ребёнка и обратиться и к должностным лицам, и к общественным организациям, и в СМИ, а также разослать призыв о помощи по социальным сетям?
Чем вызвана необходимость принятия закона? Какова статистика о количестве детей, реально пострадавших от разглашения данных о них в СМИ? А может быть, на самом деле он о том, как можно безопасно и безболезненно оставить ребёнка «без попечения родителей»?
Закон уже принят и совсем скоро будет определять нашу жизнь. Чего нам ждать от него? Попробуем смоделировать. Итак, с ребёнком произошло некое противоправное действие. При этом будем помнить, что речь не идёт о преступлении в отношении «половой неприкосновенности», поскольку об этом говорится в отдельной статье.
Оттолкнувшись от практического опыта защиты семьи, можем попытаться раскрыть это понятие самостоятельно: это неправомерное отобрание ребёнка у его родителей по причине «жестокого обращения», выразившегося в виде их бедности. Тем более что подобные факты в последнее время неоднократно имели место в разных регионах и благодаря своевременному вмешательству общественности были предметом широкого обсуждения.
Итак, у бедной семьи по надуманному поводу отобрали ребёнка. Куда ей бежать за помощью? Понятно, что не к чиновникам, осуществившим в отношении семьи это самое противоправное действие. Общественность, СМИ, Интернет – вот были те небольшие силы, на которые родители могли рассчитывать. Но теперь и это станет невозможно.
Рассказать о своей беде семья уже не сможет, если:
– родитель в досудебном порядке ограничен в правах (т.е. «является подозреваемым или обвиняемым в совершении данных противоправных действий»), а представитель органов опеки не разрешает публиковать в СМИ сведения о том, как он сам отобрал ребёнка (что абсолютно закономерно);
– ребёнок старше 14 лет написал под диктовку тётеньки из опеки, что он возражает против публикации в СМИ и размещения своей истории в социальных сетях.
СМИ, депутат, чиновник, общественность, друг, подруга, сосед, родственник, которые проникнутся бедой конкретной семьи, рассказать о такой истории тоже не смогут, потому что каждому из них придётся заплатить штраф – в интервале от трёх тысяч до одного миллиона рублей «с конфискацией предмета административного правонарушения».
Правоприменительная практика аналогичного законодательства на Западе свидетельствует о том, что данные нормы являются механизмом разрушения семьи. Именно по этой причине любая попытка родителей оповестить общество об отобрании у них детей там жёстко пресекается, и западное общество вынужденно молчит о страшной реальности.
Не нужно сомневаться – перед нами самый настоящий ювенальный закон, который не оставит камня на камне от родительства в России. Первый снаряд пошёл…
Людмила РЯБИЧЕНКО,
председатель Межрегионального общественного движения «Семья, любовь, Отечество»
Борьба ради борьбы
Что на самом деле пугает Рябиченко и её единомышленников в критикуемом законопроекте, так это то, что он будет препятствовать распространению в СМИ информации об изъятии ребёнка, что, по их мнению, лишает родителей прав.
Тут проявляется ещё одна характерная черта противников ювенальной юстиции – полагать, что всё делается исключительно во вред им и некоей идеальной, ну может быть, испытывающей временные трудности семье, из которой враги хотят забрать деток. При этом их совершенно не интересует, куда эти изъятые в массовом порядке детки денутся, что делать с уже имеющимися сиротами и с тем ужасающим фактом, что около двух тысяч детей в год гибнут в кровных семьях, а десятки тысяч подвергаются там жестокому обращению и насилию.
Создаётся впечатление, что борцы так заняты борьбой, что им не хватает времени хотя бы вникнуть в имеющиеся проблемы. Я была и остаюсь волонтёром, консультирую на безвозмездной основе по вопросам устройства сирот, сохранения семьи (в том числе и противодействия лишению родительских прав, восстановления в родительских правах, установления отцовства и т.д.). И уверена: все, кто помогает детям на деле, никогда не пополнят рядов противников ювенальной юстиции и не станут кричать, что придут злыдни из опеки и заберут малышей.
Спроси у противника ювенальной юстиции, что делать с ребёнком, которого родная мать не хочет отдавать в приёмную семью, в чём её нельзя, конечно, упрекнуть, но ведь и сама воспитывать не хочет, переводит из приюта в приют.
А вот грудному младенцу поставили на лицо горячий утюжок, но забрали его из семьи только после нескольких докладных участкового врача. Этого мальчика, которому свидетельство о рождении оформили лишь в пять лет, привезли в Москву добрые люди, и только после 13 пластических операций он научился говорить, не закрывая лицо руками.
Как быть с тем, что двухлетний сын пьющей матери неделю провёл рядом с её трупом, крича от голода и страха, потому что соседи «привыкли» к крикам из этого дома. Слава богу, нашлись-таки сердобольная соседка и опекун, и мальчику теперь уже за 20. Но есть истории и пострашнее, со смертельным исходом, и таких – много. Про Диму Яковлева, царствие ему небесное, помним, а про Данилку Бойко, про братьев Токояковых, убитых приёмными родителями, и других, про которых едва сказали – и забыли?!
А про сирот при живых родителях? Сотрудник опеки рассказывала – соседи в коммунальной квартире вызвали наряд полиции, те обнаружили двух «сильно нетрезвых» мужчин и замотанного в тряпки младенца. Ребёнка забрали в больницу, дело было в июле. Опека звонила родителям (приезжим) много раз, но мать появилась только в конце декабря и сообщила, что теперь у неё нет работы и поэтому она хочет забрать сына. На вопрос, почему ни разу его не навестила, ответить не смогла. Можно ли отдавать ребёнка такой матери? Будь у неё работа в Москве, она до сих пор бы и не вспомнила о мальчике.
После страшного случая в Долгопрудном, когда женщина выбросила из окна двоих сыновей, сотрудница комиссии по делам несовершеннолетних, обсуждая, лишать или не лишать пренебрегающую своими обязанностями мать родительских прав, вздохнула: лишишь – распадётся семья, а не лишишь – что если дети погибнут, как в Долгопрудном?
Думается, что ключевой тут вопрос – ответственность за принимаемые решения и их последствия. Противники ювенальной юстиции хотят ответственность за всё, что творится с детьми, с себя снять, выступая за некую идеализированную патриархальную модель семьи, в которой всё по определению идёт хорошо, и мудрые родители способны разрешить любой конфликт. Но такой подход отдаёт инфантилизмом и социальной незрелостью и вызывает сильные подозрения, что на самом деле они борются за сохранность, незыблемость и автономию исключительно своих собственных очагов, вследствие чего парадоксальным образом фактически отрицают саму проблему сиротства.
В одном, пожалуй, могу с ними согласиться: СМИ и Интернет – подчас единственный ресурс для того, чтобы привлечь внимание к той или иной бедственной ситуации с ребёнком. Поэтому важно выработать критерии, по которым распространение сведений о противоправном деянии признаётся осуществляемым в целях защиты его прав и интересов. Чтобы практика судов, прокуратуры и органов опеки и попечительства не стала бы препятствием к реализации этих самых прав и чтобы под предлогом защиты детей не стали бы покрывать узковедомственные интересы.
Наталья КАРАГОДИНА, адвокат
P.S. И у сторонников, и у противников ювенальной юстиции, как и у многих наших коллег, отношение к закону двойственное. Как доказать, что ты не ради красного словца расписываешь страдания ребёнка, а исключительно в целях его защиты и расследования преступления? Чем будет руководствоваться суд, если опека, когда ты выступил, например, против изъятия ребёнка из семьи, обратится туда с иском? Здравым смыслом? Критериев-то, что является защитой, а что просто «распространением информации», нет.
С другой стороны, запрет, безусловно, оправдан. Ведь не исключено, что когда ребёнок вырастет и станет известным и уважаемым человеком, кто-нибудь не выловит в Сети информацию о его беде в детстве и не использует её для шантажа. Да и как идти в школу, в которой все будут знать, что мама в припадке ревности к мужу пыталась выбросить тебя с балкона или что дяденька, предложивший конфету, потом жестоко изнасиловал?
Есть, как ни странно, ещё и третья сторона. Не так давно в телевизионном ток-шоу Михаила Зеленского два часа смаковали историю сексуальных отношений 27-летней женщины и 17-летнего юноши. Даме за растление несовершеннолетнего грозил реальный срок, и она всё твердила о большой любви. В любовь почему-то не верилось, но женщину, кстати, одинокую мать, было жаль, потому что её малолетний любовник совершенно цинично заявлял примерно следующее: да, она меня подкармливала, когда я сбегал из интерната. Да, удовлетворяла мою похоть, но любовь прошла и пусть она ко мне больше не пристаёт и сядет в тюрьму. Надоела.
Чего хотел журналист? Помочь несчастной, пытавшейся устроить личную жизнь с тинейджером? Возможно, на решение суда эта передача и повлияет, но какой вывод сделают зрители? Взрослые, склонные к педофилии, уверуют, что, если привлечь прессу и расписать муки любви, наказание можно если и не избежать, то смягчить. А что почерпнут мальчики, которых то же телевидение без конца уговаривает побыстрее расстаться с девственностью? Что они за свои действия не отвечают, а женщина – это лишь сексуальный объект, который можно, если надоест, упрятать в тюрьму?
Судя по реакции Зеленского, он сам не ожидал от маленького поганца такой жестокости, но станет ли журналист в будущем руководствоваться принципом «не навреди», ведь рейтинг-то благодаря подобным историям только растёт… Вряд ли и новый закон повлияет на подобные шоу. Мальчику уже больше 14 и он пришёл на передачу, значит, на распространение информации согласен. Его мама, законный представитель, тоже пришла, значит, тоже согласна. Только к защите интересов несовершеннолетнего и его будущего всё это не имеет никакого отношения. Что этот мальчик будет чувствовать, если действительно влюбится, а его девушка узнает, как он может с ней поступить, большой вопрос.
Отдел «Общество»