Столетний художник Сергей Лагутин продолжает работать
– Сергей Яковлевич, я вижу у вас на мольберте что-то новое – автопортрет? И вы начали его писать в свои сто лет? А когда к вам пришло увлечение живописью?
– В детстве, конечно, в юности. Но началась война, отложил кисти и краски, пошёл на фронт, был уверен, что непременно останусь жив и буду рисовать… О войне я не люблю вспоминать, но раз спрашиваете – отвечу коротко. Мы оказались в самом пекле – под Ржевом. В три дня нашу часть разбомбили. Я был ранен, эвакуирован в Самарканд. Вылечился – оказался в артиллерийской части. Конец войны застал меня в Прибалтике. Начальство узнало, что мне ничего не стоит изобразить Ленина или Сталина – и как только приближался праздник – от меня ждали портреты. Брал фотографии и перерисовывал в большом формате. Платили мне щедро, только думал я не о деньгах, а о доме, о Москве, о живописи настоящей. Документы на демобилизацию мне не подписывали: «Что же ты, куда торопишься? Тебя же кормят твои «высокие кормильцы», а ты?..»
Всё же наконец удалось демобилизоваться. Впереди была Москва, я там до войны уже успел немного поучиться, а вернувшись, поступил в Суриковский институт… В Москве меня ждала любимая девушка. Марина тоже рисовала. В ней чудесным образом сочетались весёлость, задор со смирением – она была верующая, православная.
– Над чем вы работали после войны?
– Я писал всё, что хотел: натюрморты, пейзажи, портреты… Но меня ничуть не занимали портреты, похожие на фотографии. Я искал не подобие лица, а философию, смысл, внутренний портрет человека.
Марина учила меня больше смотреть на небо и думать о вечном.
Я писал портреты «с аксессуарами», т.е. с предметами, занимавшими моего героя. Гумилёв – рядом с монархическим флагом и саблей. Ахматова – с цепями и книгой… Дерзнул взяться за Гоголя – не старика, не печальника, а просветлённого, хотя и в последние дни жизни, и написал его в комнате, залитой светом…
– Что за птица у вашего плеча на автопортрете?
– Картину хочу назвать «Диалог с птицей». Это белый голубь. Дважды, пока была жива Марина, к нам на балкон залетал белый голубь… Один даже жил у нас, мы выделили ему в серванте целую полочку… Потом не стало Марины, улетел голубь, но он не уходил из моей памяти. Вот и оказался на автопортрете…
…Сергей Яковлевич немногословен. Уже тридцать лет не выходит на улицу. Однако всегда с радостью встречает гостей, хочется задать вопрос о его потрясающем творческом долголетии. Худенький, лёгкий, как птица с чуть кружащейся головой. Он ничуть не тревожится о своей славе, не озабочен наследством, не любит шумихи. Он и свои сто лет отметил тихо. «С кем?» – спросила я. «С друзьями и болезнями», – тихо сказал Сергей Яковлевич.