Писатель, публицист, зампредседателя правления СП России Василий Владимирович Дворцов в серии статей рассказывает о своём уникальном опыте. Он стал свидетелем работы следователей, криминалистов и экспертов Луганского военно-следственного управления Следственного комитета России.
Меловое – символ сегодняшней Новороссии: Меловое-Мілове – украинская половина большого посёлка, другая половина, через улицу Дружбы народов, – русская заграница Чертково. Так сто лет местные и жили этой границей, жили от границы. Говорили по-русски, думали по-украински. Или наоборот. Но ни до Киева, ни до Москвы интересы меловских-чертковских равно не распространялись. Пока Луганская область не стала Луганской Республикой.
Тогда, в ноябре 2014-го, меловской погранотряд незалежной отбился от «сепаратистов», и местный отдел МВД переоделся в мундиры Национальной полиции. Ещё через три года прямо по Дружбе народов прошёл забор из колючей проволоки, проезды перекрыли, и все опять стали жить от границы, даже в чём-то лучше прежнего. До самого 24 февраля 2022-го.
Однако наш разговор сегодня не о контрабандистах. Хотя недовольство лишённых суетного, но уже привычного приработка мужиков, хранящих в глубине шифоньеров «про всякий выпадок» жовто-блакытный прапор, а то и мундир с медалями, объяснимо. Объяснима и недоверчивость женщин к пришедшим русским, которыми пугали десятки лет, плюс родственные разрывы (мало ли братьев и племяшей воюет с той стороны?), плюс всеобщая безработица с мутными перспективами застрявших в южной распутице фронтов.
Выезд из Луганска в семь утра. Микроавтобус Следственного комитета, подгоняемый броневиком СОБРа, притормаживал на блокпостах, и меня опять и опять пробирала особая, сквозная теплота наскоро приветствующих друг друга вооружённых людей, незнакомых, но так доверчиво радующихся друг другу: «свои». Такое возможно лишь на войне.
Нас, СОБР, чуть раньше подъехавших луганских следаков и минёров, встречали местные оперуполномоченные. Предстояло два задержания по подозрению в шпионской деятельности, а возможно, и причастности к попытке подрыва автомобиля районного прокурора. Это бывший меловской опер, затем прокурор, а ныне хозяин магазинчика стройматериалов и безработный отставной пограничник. Вызывают адвокатов, подвозят понятых. Время идёт, местные нервничают: подозреваемые могут куда-нибудь скрыться, тем более что утаить в посёлке такое собрание силовиков нереально. Я не хочу присутствовать на обыске в квартире с детьми и еду с группой, работающей по бобылю-пограничнику.
Какой-то сдувшийся, обезволенно мягкий сорокалетний мешок в бабской, хоть и чёрной, вязаной шапке никак не вязался с киношным представлением о шпионе. «Ждун» – да, это точно. При обыске замызганной, бедной двухкомнатной квартирки ничего, кроме украинского флага, не нашли. Бывший пограничник то полушёпотно бормортал, то подвизгивал, глупо путался в ответах на самые простые вопросы. Не мог объяснить множество паспортов от якобы пропавших телефонов, купленных якобы «для первой и другой жены». Которые сейчас на Украине. Сосед-понятой, слушая про жён, только хмыкал, на мой вопрошающий взгляд прикашлянул: «Да какие жёны? Он женщин не любит. Он любит не женщин».
Обыски у опытного лиса-прокурора, конечно же, вообще ничего не дали: тот профессионально знал, где и как ищут незаконное.
Бывший пограничник вдруг присел на пол, натянул шапку до кончика носа и впал в оцепенение. Пока дописывался протокол, во дворе проходило бурное совещание по методам дальнейшего дознания. То, что подозреваемый вот-вот начнёт давать признательные, это объяснять никому не требовалось, и меловские просили не забирать его в Луганск, оставить у них в отделении. Служащие Следственного комитета пребывали в обоснованных сомнениях: местные все с боевым опытом, поэтому взаимоотношения у них с преступниками «военные», а тем более что перед ними не какой-то жулик, а полноценный враг. Как бы им самим не оказаться «фигурантами». Сошлись на том, что «колоть» будут местные, но в моём присутствии.
На обратном пути меня поздравляли – стать свидетелем такой удачи: не каждый день шпионов берут. А как на него вышли? Вздох: «Мы же командированные. Поэтому во всём зависим от местных». Развернуть свою сеть осведомителей ни за три, ни за шесть месяцев невозможно. Да и за год не получится: недоверие к приезжим, особенно у сельских жителей, везде одинаково. И отношение к федералам везде обезличенное: либо сразу выходят на контакт, по принципу «мы же русские», либо… сливают информацию врагу. Просто звонок родне: когда и куда танки, куда вертолёты.
Мои соловьёвско-никоновские представления о том, что ненависть к России прямо связана с продвижением от востока к западу, бледнеют с каждым выездом, с каждым общением. Не знаю, как на Карпатах, но и здесь, на Луганщине, как просто пассивных «ждунов», так и активных вэсэушных наводчиков – для нас неожиданно! – не единицы.
Почему нам не рады? Ведь совершенно русские люди – и внешне, и по языку. Большинство с общим советским прошлым: что эта граница по улице Дружбы народов?.. Год назад, когда все верили в скорую победу над нацистами, здесь кто-то русским радовался искренне, кто-то улыбался из страха. Теперь неискренни почти все. Повторюсь, можно попытаться местных понять: русскими пугали десятки лет, родственники воюют с той стороны, безработица, застрявшие фронты. Вообще затянувшаяся война для мирного населения всегда и везде кошмар – война ужимает время жизни: прошлое, даже недавнее, не важно, а будущее… его нет. Выжить до рассвета, что-то поесть-попить дотемна, и всё, больше ничего нет, ничего не нужно – так нормальный мирный человек долго не тянет. Становится ненормальным. Военным.
Понять местных можно, а вот принять не получается. До сих пор несу в себе отжоги от ненавидящих взоров подростков: мы агрессоры, похитившие у них Европу. Чарівну Європу, казкову, бажану. На конфетку такие не разменяются, за путёвку на Чёрном море не изменятся. Это же какого труда потребует переформатирование их сознания, сколько любви и терпения нужно для изменения сложившегося до рефлексии чувства обманутости… А что наши? В Брянске, в Ростове, Челябинске, Красноярске?.. Сколько своих молодых россиян, верящих, что у них тоже отняли свободомыслие, ущемили либерализм, лишили той же Европы? Почти сорок лет для поколений СССР и РФ показывали солнце только на Западе. А что тут? В «Раше»? – глумливые мультики и бандитские фильмы, разлагающие книги и песни – святоотеческая богословская традиция среди других форм одержимости различает «чужебесие»: «любление всего чужого, с презрением отеческого». Ненависть к своей Родине – врождённый болезненный комплекс, особое психическое уродство, как сексопатология, и не поддаётся исправлению. Но вопрос: почему почти сорок лет только такие режиссёры допускались до постановок и съёмок, только таким певцам открывали сцены и клубы, почему только беснующихся писателей тиражировали и пиарили с кафедр? А теперь не только бывших украинских подростков, но и наших нужно как-то денацифицировать или … как сказать? Короче, возвращать в себя.
Снова выезд в Меловое. Теперь праздник у криминалистов: подозреваемый признался не только в шпионской, но и в диверсионной деятельности. Необходим сбор доказательств экспертами – опять обыск, но теперь в съёмном частном доме, где действительно припрятан и тротил с биоследами, и подлежащие «вскрытию» телефоны. Найдена и униформа, и атрибутика СБУ. И заброшенный в придорожную траву дистанционный взрыватель никто не подобрал.
Глава меловской администрации хорошо охраняется, поэтому мину кураторы приказали закрепить под автомобилем прокурора. Всё шло по плану, оставалось дождаться хозяина. В это время к прокурорским подъехали коллеги из луганского следственного отдела, так что теракт мог бы получиться не просто кровавым, но и информационно шумным. Но! «Среди нас кто-то молитвенник!» – взрыватель не сработал. Бывший пограничник обошёл заполненную людьми парковку и вторично нажал кнопку. Опять тишина.
Посмотреть на своего несостоявшегося убийцу подъехали те, кто толпился тогда возле заминированной машины. Подходили, смотрели молча, отходили. Вопрос задала адвокат: «Зачем? Не за пятьдесят же тысяч гривен?» Пограничник, наадреналиненный всеобщим вниманием, сегодня преобразился, и, расправив грудь, глядит прямо в видеокамеру: «А хотел доказать себе».
«Доказать себе»… вот же тварь дрожащая…