***
Посвящается 75-летию Вас. Белова
Понял я, твои книги читая
И тебя наблюдая давно:
Для меня ты похож на Чапая
Из любимого с детства кино.
К деревням за лесами и мхами,
Как бы в дальней уже старине,
Привозил его киномеханик
И на белой крутил простыне.
На стене в вологодской конторе,
Перед будущим временем чист,
Плыл под пулями Бабочкин Боря,
Твой любимый народный артист.
Пусть теперь седина и морщины
И нельзя воротиться назад,
Нам стрекочет динамо-машина,
Чёрно-белые кадры спешат.
Много что передумал я за ночь
И решил: сквозь свинцовую ложь
Так и ты, мой Василий Иваныч,
Через годы в бессмертье плывёшь.
СМИРЕННОЕ КЛАДБИЩЕ
Моя душа себе покоя ищет
И горько думы думает свои.
На Ново-Троекуровском кладбище
Спят многие товарищи мои.
Лежат, забыв про споры и разлады,
Страдания не мучат их тела.
И верится: все умершие рады
Тому, что вместе вновь судьба свела.
Бежит по кругу стрелка быстрым бегом,
Ей всё равно, кто первый, кто второй.
Не холодно им под декабрьским снегом,
Не жарко под июльскою жарой.
Кресты их и оградки небогаты,
Порою и отыщешь не всегда.
Чуть-чуть бока у кладбища покаты,
Чтоб уходила талая вода.
Я слышу голоса их из потёмок,
Я почему-то оживаю здесь.
Придёт ли к ним внимательный потомок,
Чтоб помолиться истово, Бог весть?
И нет концовки в нашей общей драме,
Пока их голоса во мне звучат,
И плачут свечи в ближнем божьем храме,
И плиты их могил мироточат.
Ах, как вы были в спорах неуёмны,
Как яростно стояли на своём!
Как по полю по минному идём мы,
Как по полю по минному идём!
***
Теперь уже, увы, давно почивший в бозе,
Но в памяти моей пока ещё живой,
Ты наставлял меня в аналитичной прозе,
Ты просвещал меня, ушедший критик мой.
Была в твоей статье печаль и укоризна,
Что малый мой талант чуть вспыхнул и потух,
Что бес завёл меня в туман патриотизма
И не пьянит меня Вольтера горний дух.
Ты прав: я не искал всемирного пиара,
Консервативен я, хотя и сед и стар.
И всё в тумане я –
Вольтеру я не пара,
Но на большой земле
Контрастных много пар.
Что ж, каждому из нас дана по жизни вера,
Наследникам твоим напомнить буду рад
Предсмертные слова великого Вольтера:
«Христос, ты победил!
Я отправляюсь в ад!»
***
Ты в церкови меня поцеловала.
Тот поцелуй вовек не надоест.
Как птицу,ты меня окольцевала
И стала ты – судьба моя и крест.
Теперь всегда стремлюсь к родным пенатам.
И стало сердце верить в чудеса,
И чувство стало добрым и крылатым,
Учась летать с тобою в небеса.
Чтоб быть счастливым,
Надо быть любимым
И в русский крест поверить навсегда.
Недаром в небесах над Третьим Римом
Для нас горит вечерняя звезда.
***
Терпенье, люди русские, терпенье:
Рассеется духовный полумрак,
Врачуются сердечные раненья...
Но это не рубцуется никак.
Никак не зарастает свежей плотью...
Летаю я на запад и восток,
А надо бы почаще ездить в Тотьму,
Чтоб положить к ногам его цветок.
Он жил вне быта, только русским словом.
Скитания, бездомье, нищета.
Он сладко пел. Но холодом медовым
Суровый век замкнул его уста.
Сумейте, люди добрые, сумейте
Запомнить реку, памятник над ней.
В кашне, в пальто, на каменной скамейке
Зовёт поэт звезду родных полей.
И потому, как видно, навсегда,
Но в памяти, чего ты с ней ни делай,
Она восходит, Колина звезда:
Звезда полей во мгле заледенелой.
***
Опять заволокло твои глаза,
И годы пересчитывать нелепо,
И хочется, чтоб грянула гроза
И молния перечеркнула небо.
Заботы все и горечи гоня,
Над тяготами воспарить земными
И быть с тобой на линии огня,
Где Купидон стреляет разрывными.
Чтоб снова слышать запахи земли,
Чтоб ветер был тугим, как детский мячик,
Чтоб снова под фонарные шмели
В бульвары нас позвал лукавый мальчик.
И слить в одно, чтоб было пополам.
Чтоб каждое мгновенье, как знаменье,
Чтоб дать свободу чувствам и словам
И содрогаться от прикосновенья.
***
Молю тебя: не пой, не плачь, не смейся,
Иначе я опять не устою...
Какой гремучей первобытной смесью
Господь решил наполнить плоть твою.
Куда с тобой мулаткам и цыганкам
Тягаться в силе жарких глаз огня,
Цветком последним, яростным и манким
Ты расцвела, чтоб погубить меня.
Я стар и сед, мои слезятся вежды,
И короток, как час, мне каждый год.
Молю тебя: не подавай надежды.
Надежда? Да она меня убьёт.
Иль, наконец, останься наважденьем,
Мелькнувшей змейкой на лесной тропе.
А лучше окати меня презреньем,
И растворись, и пропади в толпе.
***
По смеху все от нас отстали на века,
Мы думаем и впредь на юмор полагаться
И будем дальше жить, валяя дурака,
Хотя, смеясь до слёз, опасно напрягаться.
Однажды юморист такое завернул,
Что развернуть нельзя при всех,
«при том, при этом».
«С утра попьёшь кефир –
В обед получишь стул».
Он нам послал привет.
А мы и так с приветом.
Сегодня быть смешно и бедным, и больным.
Не будет никому в России не до шуток.
И наконец-то меж великим и смешным
Исчезнет навсегда противный промежуток.
Вчера смеялись мы, теперь смешней вдвойне.
Кладу... земной поклон на электронной прессе.
Куда скакал поэт на розовом коне,
Жванецкий прикатил на новом «мерседесе».
***
Душа, не кайся и не майся –
За то, что я другим не стал.
Да, я стихи колоннам майским
На Красной площади читал.
Как Ванька, не ломал я лиру
У всей планеты на виду.
Я воспевал стремленье к миру
И славу честному труду.
Колонны шли путём кремнистым,
И флаги красные вились.
Я был тогда идеалистом,
Да и теперь – идеалист.
Уйдя в подземную квартиру,
Равно – в раю или аду,
Я буду звать народы к миру
И бескорыстному труду.
МОСКВА
Для нас горит вечерняя звезда
Быть в курсе
Подпишитесь на обновления материалов сайта lgz.ru на ваш электронный ящик.