23 октября новой постановкой оперы Сергея Прокофьева «Любовь к трём апельсинам» откроет сезон московский театр «Геликон-опера». Постановщик – основатель и бессменный художественный руководитель театра Дмитрий Бертман. Во главе с ним «Геликон» встречает двадцатый сезон; в апреле фестивалем «Музыка XX века – «Геликону» ХХ лет» будет отмечено двадцатилетие театра. К юбилею приходится готовиться в сложных условиях: с 2006 года основное здание театра на Большой Никитской улице на реконструкции, и «Геликон» работает в помещении на Новом Арбате. Тем не менее афиша так же богата, как и прежде, а Дмитрий Бертман успевает не только руководить театром, но и работать над новыми постановками за рубежом. О ходе реконструкции основного здания, о юбилейном сезоне «Геликона» и о своих недавних работах Дмитрий Бертман рассказал «Литературной газете».
– Дмитрий Александрович, позвольте поздравить вас с началом юбилейного сезона, хотя в «Геликоне», кажется, закрытия сезона не бывает в принципе. Что театр делал летом?
– Мы выпустили «Царицу» Давида Тухманова в Петербурге в Александринском театре. Затем театр был в Эстонии на оперном фестивале в монастыре Св. Бригитты в Пирита, его художественный руководитель – Эри Клас. Фестивалю несколько лет, но этот монастырь может оказаться не менее удачным местом для оперы, чем замок в Савонлинне. Этим летом фестиваль был посвящён 70-летию Класа, мы играли «Фальстафа» и «Сибирь», что для Эстонии особенная редкость. Затем короткий отпуск, и после начали репетировать «Любовь к трём апельсинам». Нам двадцать лет, а оранжевый – наш фирменный цвет. И опера потрясающая, и время такое, что хочется сделать что-то оранжево-витаминное. В ноябре мы также покажем «Царицу» в Кремлёвском дворце.
– Пресса отдала должное геликоновской команде в «Царице», но раскритиковала музыку. Считаете ли вы «Царицу» спектаклем «Геликона», хотя он и шёл в другом театре?
– Это абсолютно геликоновский проект. Пресса обрушилась на Давида Тухманова и на либретто, хотя задача была – сделать спектакль, который привлечёт людей, оперу не посещающих. И она выполнена – все спектакли прошли с полными аншлагами. Спектакль с мощной энергетикой, очень красивый и масштабный. Тот, кто знаком с современной оперой, может отнестись к этому материалу как к несерьёзному. Да, современных гармоний здесь нет, зато опера написана очень хорошим композитором, замечательным мелодистом, чья основная работа – писать песни. А он создал оперу, использовав то, что в музыкальный театр ХХ века привнёс мюзикл.
И всё же это опера, с труднейшими вокальными партиями, огромными хоровыми сценами и речитативами, хотя эхо мюзикла там очень чувствуется. Тухманова упрекали в том, что мелодии будто бы узнаваемы, а он и не скрывал того, что там важную роль играет стилизация; увертюра – абсолютно в стиле музыки XVIII века, атмосфера екатерининского времени. Зато в сцене убийства Петра возникает атональный речитатив, а затем хор в традиции Мусоргского перерастает в типично мюзикловый хор – это интересно, это подведение итогов прошлого века.
– Среди постановок прошлого сезона также опера Джея Риза «Распутин»; останется ли она в золотом фонде «Геликона»?
– «Распутин» остаётся в репертуаре, но идёт редко, так как дороги авторские права. Как и «Лулу», музыкально и технически это очень трудный спектакль. Оба их можно будет увидеть в апреле, когда мы отметим 20-летие театра. Планируем сделать фестиваль, куда включим все наши постановки опер ХХ века. Всё начнётся 1 апреля с «Мавры» Стравинского и «Туда и обратно» Хиндемита – спектаклей, с которых начинался наш театр. И петь будут те солисты, которые пели тогда, хотя не все они с тех пор остались в театре. А 10 апреля, в наш день рождения, мы переносим со сцены Центра оперного пения Галины Вишневской «Вампуку», и потом она останется у нас в репертуаре. И ещё детскую оперу «Сон в зимнюю ночь» в этом сезоне поставим. Премьер мало, потому что в здании на Новом Арбате нет репетиционного зала.
– Как идёт реконструкция здания на Большой Никитской?
– Вовсю идёт! Причём только что мы узнали, что нам увеличили финансирование. Но кризис всё равно повлиял на строительство, потому что сроки окончания работ перенеслись на 2011 год. Однако уже сейчас там просто фантастические перемены, на нашем сайте можно об этом ролик посмотреть.
– Правда ли, что сцена Канадской оперы в Торонто, где вы недавно работали над «Русалкой» Дворжака, предоставляет постановщикам и исполнителям необыкновенные возможности?
– Театр действительно построен потрясающе, это одно из лучших зданий мира. 2800 мест, акустика такая, что всё слышно и видно отовсюду. Сцена – огромная, с любыми возможностями, всё закулисное пространство на невероятном уровне организовано. Внешне оно среди небоскрёбов выглядит вполне современно, стеклянное здание, не слишком похожее на театр, – аквариум такой… а внутри – феноменально. В этом заслуга Ричарда Брэдшоу, умершего два года назад, – дирижёра, возглавлявшего театр. Он посвятил, думаю, лет двадцать строительству здания и открыл его «Кольцом нибелунга».
Сейчас культивируется театр менеджера, от которого всё зависит. Может быть, наше время рождает меньше художников, которые могли бы возглавлять театры и каким был Брэдшоу, – театр волновал его гораздо больше, чем дирижёрская карьера. Он был соавтором спектаклей, приглашал режиссёров, делился с ними идеями, провоцировал их. Когда в 1997 году пригласил меня на «Травиату», его целью был спектакль, на который придёт молодёжь, спектакль-скандал. Но в то же время чтобы это не оттолкнуло и пожилую аудиторию. И петь он приглашал не по звёздному статусу, а по определённому комплексу вокально-актёрских качеств.
– Что ещё вы ставили за рубежом в этом году?
– «Пиковую даму» в Стокгольме и «Голого короля» Луки Ломбарди в Римской опере – по сказкам Андерсена, но в интерпретации Шварца. Ломбарди вообще Россией очень интересуется, у него есть опера «Дмитрий, или Художник и власть» про Шостаковича. Правда, в Италии ставить сложно; там оперный театр в странном состоянии сегодня, немного цыганский табор напоминает. Мне предложили «Хованщину» делать, я отказался сразу. А на «Голого короля» согласился, потому что материал всё-таки очень интересный. По музыке, конечно, это чистый ХХ век, хотя Ломбарди тоже переживает эволюцию – его опера на грани тональности и атональности, есть и додекафония… Иногда даже обидно – начинается фантастически красивая мелодия и немедленно уходит куда-то. В потенциале там – пиршество мелодизма, по факту – лишь чуть-чуть. Но в этом и трюк.
– Чем отличаются артисты зарубежной оперы от наших?
– Дисциплиной и хорошим настроением. Они всегда здоровы, а если больны, то тщательно это скрывают; у нас ведь артист, даже если здоров, страхуется и всем говорит, как он плохо себя чувствует, – там это невозможно. Выработка стопроцентная, установка на позитив, актёр любое задание воспринимает с готовностью. Зато у наших артистов, как правило, более сильная природа, в том числе и вокальная, но отсутствие стиля и дисциплины многое сразу убивает. Впрочем, новое поколение певцов уже этому учится.
Беседу вёл