11 февраля Россия простилась с Сергеем Юрским. Это тот случай, когда вовсе не надо добавлять звания, награды. Не стало не только Божьей милостью актёра и режиссёра, но и прекрасного писателя. Книги Юрского «Кто держит паузу», «Попытка думать», «Портреты с натуры» и неоднократно изданная «Игра в жизнь» были не привычными актёрскими книгами и мемуарами. Сергей Юрьевич писал умные книги для умных зрителей и читателей.
С «ЛГ» он был связан долгие годы. В редакционной картотеке – десятки карточек с рецензиями на его спектакли и фильмы, чтецкие выступления. Он не раз выступал героем наших публикаций.
В память о С.Ю. Юрском мы предлагаем ещё раз прочитать один из его материалов, опубликованных в «Литгазете». Он многое смог предугадать...
Здравствуй, дорогой!
Извини, что давно не писал. Я просто не знаю твоего нового адреса. Ты куда-то пропал. Я уже, грешным делом, подумал – не уехал ли ты совсем? Но, надеюсь, нет.
Как живёшь? Семья как? Как справляешься с заботами? Здоров ли? Годы-то идут…
Помнишь, было время, мы встречались часто? Я без тебя совершенно не мог обходиться, да и ты баловал своим желанием видеться. Весёлые были времена… Хотя какие, к чёрту, весёлые? Встречи-то были почти тайные, секретные, под надзором. Мне, чтобы явиться на встречу с тобой, надо было пройти и цензуру, и десятки разрешений, и просмотры, и приёмку, и столько поправок сделать: порой заранее искалечить будущую встречу, чтобы получить на неё право. А тебе? Тебе тоже было не легче: билет достать только по блату. А блат дело длинное – ух, какую цепочку взаимных одолжений надо склепать и держать её крепко, постоянно.
Но зато уж и встречи были! Вспомнишь – как румяный блин с чёрной икрой съешь!
Мы ж друг друга с полуслова понимали! С полужеста! И потому нам надзор – не надзор, всё равно! Я, может, слова скажу, какие положено. Но произнесу их так, что ты поймёшь: это я лично к тебе обратился, только нас двоих касается, другим не понять. А ты только хмыкнешь в зале, вздохнёшь, хохотнёшь – я услышал уже: понял, принял, отвечает. Мы, стало быть, вместе! Если мне что-то смешным казалось, то я уж был уверен, что и ты засмеёшься, про серьёзное заговорим, то уж шутки побоку и обоим не до смеха.
В те времена не раз пытались нас разлучить: то тебе на меня что-нибудь наговорят, то мне на тебя. То на обоих нас навалятся, да ещё печатно, в газете. Но не удалось им! Мы друг друга крепко держались.
И где только не встречались: ну в Москве, в Ленинграде, это само собой… А помнишь, сколько раз в Горьком (он теперь Нижний Новгород)? А в Свердловске? (Он ещё Свердловск или уже?..) В Ижевске? (потом Устинов, теперь опять Ижевск.) А в Магнитогорске-то, Магнитогорске как сидели! Этого не забыть… Магадан, 79-й год… Сахалин… Да! В Нью-Йорке слышу твой смех в зале! У меня сердце заколотилось – тогда я и подумал, не эмигрировал ли ты? Я не в упрёк, мне просто без тебя оставаться тоскливо. Так вот слышу твой смех, твой хмык. Ищу глазами и не пойму – то ли ты, то ли не ты? Но, надеюсь, обознался. Ты где-то здесь, поближе.
Я вот думаю, что же это в последнее время нас так развело? Ведь всё здорово! Ни тебе запретов, ни проверок и блата не надо, чтобы билет достать. Ну, цены повысились маленько, это да… Но ведь и мороженого теперь стаканчики не по 15 копеек, что поделаешь…
Может, просто постарели оба и из дома от телевизора уходить неохота? Может, жить стали друг от друга далеко, города разрослись, транспорт скверный… Отчасти это, но не то, не то, не главное… Как же так – свобода, а мы видеться перестали? Это же впервые – свобода-то! Это, может, и не навсегда! Чего же мы не пользуемся?!
Тут приходят частенько разные… от твоего имени приветы передают и говорят:
– Он, зритель, дескать, желает отдохнуть, он устал и ничего… такого… не воспринимает.
– Какого такого?
Ответ:
– Ну… вот этого… он, – говорят, – хочет эротики, и чтоб попроще, и чтоб побогаче, пожутчее и с песнями…
Мелькнула мысль: может, действительно ты так изменился, что уж вовсе на себя не похож или, может, я от жизни отстал? Погоревал я, а потом думаю, – быть не может, клевета.
– Где он? – говорю. – Дайте с ним встретиться. (Я, знаешь, фильм сделал для тебя про нас с тобой.) – Дайте, – говорю, – я ему покажу.
– Нет! – говорят. – Он хочет смотреть только фильмы остросюжетные, американские.
Я говорю:
– И я не против! Но не всё же время?
– Нет, – говорят, – он хочет всё время.
– Но не в каждом кино-театре?!
– Нет! – говорят, – в каждом!
И правда: приехал я, знаешь, в родной Ленинград. Иду по Невскому. Названия кинотеатров все с детства родные: «Баррикады», «Аврора», «Титан», «Октябрь»… а вот афиши – тут всё так ново… Точно не помню, но вроде: «Ужас в ночи», «Мертвец выходит на связь», «Дуло в глотке», «Зарыть живьём», «Шило в заднице»… и ещё вдобавок более мелкими буквами: «авантюрный фильм ужасов с обширными элементами узкоинтимной эротики. Монопольное право показа принадлежит кооперативу «Аллергия» (3-я линия, В.О., д. 51, кв. 9 и Нью-Форд компании, завод автомобильных пылесосов, Дейтройт, Биг Гаури, то есть Большая Гурьевская, 1273)». Рискнул спросить: а я вот свой фильм для своего зрителя вам посылал… А? Не дошёл, говорят, почта плохо работает. Ну, что поделаешь?! С Дейтротом, значит, связь лучше.
Знаешь, что я замечаю? Так сильно, как теперь, нас с тобой и в застойные времена не разделяли. Тогда от запретов возникало сопротивление и усиливалось взаимное желание видеться. А теперь вроде наша власть – твоя и моя. Я, что хочу, делаю, ты, что хочешь, смотришь. Только как-то буксует всё на месте: я всё меньше делаю, а ты всё меньше смотришь.
Закрутились мы… Отчасти сами виноваты… А отчасти… ПЕРЕДАТОЧНЫЙ МЕХАНИЗМ – вот в чём суть! Он тяжёлый, мощный, тормо-зящий! Старый вроде отмер, почти не действует, но новый нарастает со страшной скоростью. Раньше этот «передаточный» требовал, чтобы я тебя учил правильно жить. Теперь требует, чтобы я дал тебе то, чего ты хочешь. Вроде демократично, а? Чего же ты хочешь? Те, кто называет себя твоими представителями, новые монополисты, говорят, что ты хочешь: наркоманов, мафии, насилия, мистики, сенсационных разоблачений, эротики… Дело даже не в том, что весь этот набор мне не по нраву, даже не в этом дело. А вот в чём: мы ведь дружили. Дружили по-настоящему. И если я теперь превращусь в угодливого официанта, исполняющего любой заказ, – какая же тут дружба?! Ни мне этого не нужно, ни тебе. Да-да! И тебе тоже. И я не верю твоим «представителям». Те-то, прежние, тоже всегда говорили от твоего имени. А они нам просто навязывают свой вкус. Я не откликнусь на их призыв. Лучше давай повременим со встречей. Ведь ужасно будет, если когда-нибудь ты явишься и застанешь меня со сверкающими наркотическими глазами, с пистолетом в зубах, делающим телодвижения с обширными элементами эротики.
Договоримся так: встречу не торопим. Я продолжаю работать, пока есть силы и пока есть возможности, впрок, не требуя немедленного отклика. Ты тоже трудись и живи, как живётся. Я уверен, что дождусь тебя.
Желаю тебе счастья, здоровья, сохранения твоих душевных свойств, столь дорогих мне. Свидимся после.
Пиши мне по прежнему адресу, переезжать не собираюсь.
Привет семье и всем общим друзьям.
Обнимаю.
До нескорого свидания!
Твой Сергей Юрский
Р.S.
Тебе шлют приветы и мою идею поддерживают…
(Кто желает подписаться?)
«ЛГ», 1991, № 29