Вырваться из хаоса
Может ли не угнетать человека осознание конечности земного пути? И как, преодолевая страх смерти, определить для себя смысл своей жизни? Об этом в № 6 «ЛГ» размышляли Иван Шекснин («Вырваться из хаоса»), Андрей Столяров («Выбираю жизнь»), игумен Вениамин (Новик) («Шаг к бессмертию»). Сегодня мы продолжаем тему. Наши электронные адреса gam@lgz. ru mazurova@lgz. ru
«– Так ты очень молишься Богу-то, Соня? – спросил он её. <…>
– Что ж я без Бога-то была? – быстро, энергически прошептала она, мельком вскинув на него вдруг засверкавшими глазами, и крепко стиснула рукой его руку. <…>
– А тебе Бог что за это делает? – спросил он, выпытывая дальше.
– Всё делает! – быстро прошептала она, опять потупившись».
Эти строки «Преступления и наказания», беседа Раскольникова с Соней, – самые мои любимые у Достоевского. Великий писатель устами своей героини ответил на постоянное «выпытывание» неверующих людей: а что даёт вам ваша вера? Если чуть расшифровать слова Сони, можно было бы ответить так: вера даёт радость и смысл бытия.
«Мы живём, чтобы жить», – гордо пишет от лица атеистов Андрей Столяров. Но если поинтересоваться: что же имеется в виду? Есть, пить, спать и прочие физиологические удовольствия? – вряд ли более-менее мыслящий человек увидит именно в этом подлинный смысл и радость жизни; если же речь идёт о духовных радостях (любовь к ближнему, восхищение красотой, творчество), то вопрос: откуда это? Кто наделил нас свойством больше всего радоваться именно тому, что вовсе не необходимо для физиологического существования?
Впрочем, особо распространяться об этом не стоит: доказательств бытия Бога и бессмертия человеческой души быть не может, ибо если б они были, всё человечество превратилось бы в послушное стадо, уверовавшее не по свободной воли и любви, а из страха.
Но, как говорил другой герой Достоевского, старец Зосима, «доказать тут нельзя ничего, убедиться же возможно». И возможно (как бы ни обвинял Достоевского в мистицизме автор статьи на соседней полосе того же номера «ЛГ», да и не он один) только «опытом деятельной любви». Человек, не рассуждающий постоянно об этой любви, а живущий ею, не нуждается в доказательствах – он знает, что Бог есть и связь его с любимыми – навсегда.
Но так ли уж безусловен этот закон? Думаю, не все из людей, даже проводящих, казалось бы, всё своё время в заботах о ближних и дальних, смогут – если искренне – без колебаний ответить положительно на вопрос о бытии Божьем и бессмертии. И вовсе не являются «благодарная память» и «социальное бессмертие», как сказано в редакторском послесловии, эквивалентом спасения души. Ведь добрые дела (или то, что человек склонен считать таковыми) совершаются в силу разных причин: из страха (перед теми же «высшими силами»), из желания «обеспечить» своё послесмертное существование, из гордыни, из человекоугодия, из желания славы и благодарности современников и потомков (например, упомянутый выше автор «ЛГ» в другой своей заметке в том же номере с восторженным трепетом пишет о «великом Сталине»). Но только добрые дела, сделанные ради Бога из той самой чистой и беспримесной любви, даруют человеку «стяжание Святого Духа» (по словам прп. Серафима Саровского), то есть подлинное спасение.
А попробовать узнать, что ждёт тебя за гробом, можно. Постарайтесь честно заглянуть в себя (перед тем, как заснуть ночью, или в момент исповеди перед самим собой) – то, что увидите там (мрак, ожесточение, или страх, или свет и любовь), – то и будет в вечности (если не возникнет желания всё исправить). Глубина милосердия и прощения Божьего неизмерима, но Господь никогда не насилует душу: если в ней царит мрак, не впускающий Бога, – так тому и быть.