В знаменитом Домике Чехова на Малой Дмитровке состоялось открытие фото-арт-проекта Чехов in Vogue. Журнал Vogue и галерея Полины Лобачевской решили взглянуть на пьесы Антона Павловича через объективы фотокамер известных глянцевых, так называемых fashion-фотографов. Получилось довольно любопытно, несмотря на то что авторы проекта ограничились тремя чеховскими творениями: «Три сестры», «Чайка», «Вишнёвый сад», а самыми тиражируемыми образами стали Раневская и Аркадина (что, в общем-то, весьма симптоматично). А ещё очень увлекательно наблюдать, как каждый фотограф даёт свою трактовку тому или иному персонажу, через собственные стилистические нюансы. Фотохудожники (а качественный уровень фотоснимков позволяет их таковыми считать) будто проходят тест на ассоциации, отвечая на поставленные писателем Чеховым вопросы: кто эти шагнувшие со сцены персонажи. Ответишь, и мудрый доктор скажет, кто ты сам.
«Фотографический спектакль» начинается со снимков Алексея Кузьмичёва «Чтения «Вишнёвого сада». Рената Литвинова в тёмно-красном платье сжимает в руках листы (надо полагать, роли Раневской) среди зелёных кулис. Вся пластика женской фигуры говорит о мучительном творческом поиске нужных оттенков, ещё мгновение – и Литвинова растворится в Раневской. У Ивана Пустовалова Раневская в исполнении (да-да, именно так) Елены Морозовой нежна и воздушна, она почти ирреальна в своём розовом струящемся наряде. И совсем не удивишься, если она просто и серьёзно произнесёт: «шкафик мой…» Однако, возможно, самый трогательный и тёплый образ Любови Андреевны (ой, неспроста Антон Павлович дал такое имя своей героине!) удалось создать Ольге Лавренковой благодаря Чулпан Хаматовой. Хрупкая, совершенно беззащитная, как и сам вишнёвый сад, абсолютно земная, отчего её боль совершенно отчётлива и понятна. Впрочем, если бы портреты Чулпан были без подписи, её можно было принять и за Нину (помните: «Я – чайка... Не то. Я – актриса…»). Кстати, как раз Заречной-то и нет на выставке, что тоже симптоматично…
В чёрно-белом цвете запечатлел Владимир Глынин сцену Аркадиной (Ингеборга Дапкунайте) с Треплевым (Юрий Чурсин – единственный мужчина-артист, принявший участие в проекте). У её ног – сын с перебинтованной головой, а она упрямо и обречённо смотрит на своё отражение в зеркале. Зато у Владимира Васильчикова мать и сын – фигуры, скорее, гротескные. Елена Морозова (уже в образе Аркадиной) – этакая женщина-вамп с почти пиратской повязкой на глазу (привет от Тарантино и его «Убить Билла»). Треплев (всё тот же Юрий Чурсин) с протезом вместо руки на одном снимке и с дулом ружья во рту на другом.
Алексей Киселёв решил исполнить мечту трёх сестёр (пусть только на фотографии). Все три летят в самолёте (догадайтесь, куда?), у одной – в руках книжица с милым названием «Москва у нас одна». Эти же сестрицы потом занимают места пилотов в кабине самолёта.
В общем, выставка, невзирая на свою априорную «глянцевость», производит, скорее, благоприятное впечатление. За столетие чеховским пьесам удалось выдержать (и удаётся выдерживать) столько режиссёрско-новаторских постановок, что фотографические интерпретации воспринимаются как весьма безобидные и имеющие полное право на существование. Кому-кому, а доктору Чехову не привыкать ставить диагнозы и вылечивать тех, кто к нему обращается.