О людях такого масштаба – не говоря уже об уникальности мафусаиловых достижений – принято говорить «человек-эпоха». Но для Бориса Ефимова, скончавшегося на прошлой неделе на 109-м году жизни, это определение слишком тесно: его жизнь вместила в себя не одну, а несколько эпох. Были среди них времена жёсткие и жестокие, в которые можно было сгинуть без следа. Он уцелел. Когда люди посторонние интересовались, каким образом ему это удалось, Борис Ефимович отделывался стандартной фразой о том, что «эпоха», уничтожив одного брата (Михаила Кольцова, основателя и главного редактора знаменитого «Огонька», которого в сегодняшних терминах назвали бы «журналистом ‹ 1 Советского Союза»), решила, что второй может ему ещё пригодиться. И только когда рядом были люди близкие, честно признавался, что он отнюдь не герой, чтобы взойти на костёр. Ефимов прекрасно понимал, какая участь ожидала бы его близких, если бы с ним случилось то же, что и с братом. Вот ради них он и жил в предлагаемых обстоятельствах, изменить которые было не в его власти.
Но если бы художник Ефимов был только «функционером» карандаша и туши, обслуживающим идеологические заказы дорогого товарища Сталина и тех, кто впоследствии сменил его у кормила власти, то и его рисунки, и его самого давным-давно забыли бы, как забыли сотни, а может, и тысячи ремесленников-подёнщиков, подвизавшихся на этом поприще. Но Борис Ефимов был не просто талантлив, он обладал редким чутьём на характеры и потрясающим чувством юмора. Советский человек нередко и газету-то открывал лишь для того, чтобы посмеяться над очередной ефимовской карикатурой.
Если бы кто-нибудь сумел собрать всё, что вышло из-под ефимовских карандашей и перьев, а это не только карикатуры, но и плакаты, шаржи, книжные иллюстрации, то получилось бы не просто «полное собрание сочинений», а настоящий Большой толковый словарь советской жизни. Безродные космополиты, Блок, Бухарин, враги народа, врачи-убийцы, вейсманисты-морганисты, Гитлер, Муссолини, кибернетика, Троцкий, Трумэн, Чемберлен, Черчилль, Эйзенхауэр… Чтобы растолковать человеку другой эпохи многие из фамилий, понятий из этой «азбуки», политинформаторам и журналистам потребовалась бы развёрнутая статья. А может, и не одна. Ефимову же было вполне достаточно нескольких карандашных линий и одной фразы в подписи.
Персонажем его первой политической карикатуры был Родзянко. Ученик реального училища Боря Фридлянд нарисовал её в шестнадцать лет. Героями последней стали Ельцин и Горбачёв. Её автор, Борис Ефимович Ефимов, народный художник СССР, Герой Социалистического Труда, дважды лауреат Сталинской и трижды лауреат Государственной премии СССР, кавалер трёх орденов Ленина, ордена Октябрьской революции и трёх орденов Трудового Красного Знамени, обладатель немалого числа иных почётных наград и званий, собирался праздновать свой сотый день рождения. С тех пор и до самого последнего дня он если и брал карандаш в руки, то только для дружеских шаржей. Достойных объектов для сатиры он в нашей жизни не находил. Или, может быть, они представлялись ему слишком уж мелкими, незначительными по сравнению с теми его персонажами?..
Для «Литературной газеты» Борис Ефимов – фигура знаковая. В буквальном значении этого слова. Специально для первого номера нашей газеты, вышедшего 22 апреля 1929 года, он создал рисунок «Писатели – на фабрики и заводы!», занявший почётное место на первой полосе. Через 75 лет Борис Ефимович, единственный из здравствующих на то время авторов «Литературки», поздравил газету с юбилеем и дал эксклюзивное интервью, фрагменты которого мы сегодня хотим вспомнить.
– Борис Ефимович, а сколько всего вы нарисовали шаржей и карикатур?
– Посчитайте сами: каждый день по рисунку с того самого шестнадцатого года и до сего времени… Конечно, точной цифры не выйдет, потому что я иногда рисовал и по три, и по четыре штуки в день. Случалось, и десяток.
– Выходит, примерно тридцать две тысячи рисунков… А много было среди них, так скажем, опасных для жизни?
– Достаточно… Например, у меня хранится книга собственных рисунков с предисловием Троцкого, изданная в 1924 году. Разумеется, он меня хвалил. Боже, если бы у меня её нашли…
– Есть ли рисунки, за которые вам стыдно?
– Да… Их много, к сожалению. Я окарикатуривал того же Троцкого, которого очень уважал, людей, осуждённых на страшных процессах тридцатых годов. Но отказаться я не мог – меня мигом стёрли бы в порошок.
– Но вы же рисовали антисоветчиков и диссидентов уже в семидесятых годах. Тогда вам уже ничего не угрожало…
– Это заблуждение. Я же был советским человеком.
– Простите, но можно задать дурацкий вопрос?
– На него получите дурацкий ответ.
– И всё же… В чём секрет вашего долголетия?
– …Секрет на то и секрет, чтобы его никому не раскрывать. Так что извините… Вместо этого я расскажу один кавказский анекдот.
Большой зал заполнен людьми. Чествуют долгожителя, который подробно рассказывает, что он всю жизнь вёл здоровый образ жизни, знал меру в еде и питье и так далее. Вдруг в зале раздаётся шум, какой-то здоровый дебошир начинает кричать и громко ругаться. Люди возмущены, требуют вывести его из зала, и лишь долгожитель сохраняет спокойствие: «Товарищи, не обращайте внимания! Этот пьяница, развратник и хулиган – мой старший брат».
– Вы продолжаете активно участвовать в творческой жизни, как же не спросить о ваших планах…
– Помилуйте, какие планы, если мне идёт 104-й год? Каждое утро я благодарю Бога, что подарил мне ещё один день жизни. Сколько это продлится, не знаю. Три дня, месяц или год? Конечно, я не тороплюсь подводить итоги. Интересно ведь, что ещё напишут обо мне. Например, вы в «Литературной газете», моей старой подруге.
И вот «старая подруга» снова пишет о Борисе Ефимове. Говорит один из любимых учеников Бориса Ефимовича, один из совсем немногочисленных сегодняшних продолжателей его традиций и также автор «ЛГ».
Владимир МОЧАЛОВ, действительный член Российской академии художеств, карикатурист, художник:
– О Борисе Ефимовиче говорить трудно. Слишком он был неординарен. И не надо ломать голову над тем, почему он выжил. Раз выжил, значит, так и надо было. У Ефимова при всех его заслугах, а может, именно в силу наличия этих самых заслуг были не только друзья, но и враги. Немало было людей, ненавидевших его просто до белого каления за то, что он сотрудничал с властью. Да, его искусство служило власти. А что, все остальные деятели искусства и культуры жили в каком-то другом государстве и служили другой власти? К чести Бориса Ефимовича, он имел мужество честно говорить о том, о чём многие на его месте предпочли бы не вспоминать даже наедине с самими собой.
Мы много общались с Борисом Ефимовичем: в течение двадцати лет я был главным художником журнала «Крокодил», а он был членом редакционной коллегии. На меня всегда производило неизгладимое впечатление то, как он говорил. Его речь была предельно отточена и остроумна. И при этом независимо от того, выступал ли он перед большой аудиторией или оставался с человеком один на один, он всегда тщательно взвешивал каждое слово, чтобы не сказать чего-то лишнего. Он выковал в себе это качество. Или это эпоха выковала его в нём. Слишком долго он ходил по краю, нося на себе клеймо брата врага народа.
Он был очень образованным человеком. Владел тремя языками – английским, французским и немецким. Я сам был свидетелем того, как он в своём весьма почтенном возрасте переводил с листа статью в каком-то английском журнале и достаточно свободно общался с немецким коллегой, приехавшим на его выставку в Новом Манеже. Его таланты отнюдь не исчерпывались карикатурой. Он был и журналистом, и писателем, блистательно читал стихи. У него была просто уникальная память. На одном из последних своих «летий» Борис Ефимович вместо ответной благодарственной речи встал и начал читать Пушкина, Тютчева, Маяковского, Есенина. И читал не то, что хорошо известно каждому мало-мальски образованному человеку, а стихи, о которых вспоминают не так уж часто. Он не очень твёрдо стоял на ногах, но как он читал! Зал слушал, затаив дыхание.
Безусловно, Ефимов – эпоха в карикатуре. А может, он сам и есть эпоха карикатуры в нашей стране… В те времена карикатура была инструментом решения идеологических задач. И инструментом весьма действенным. У газет, журналов, уличных плакатов не было конкурентов. А сейчас опубликуй карикатуру – никто и внимания не обратит. Ну, может, кто из старшего поколения. Так сказать, по старой памяти. У политиков сегодня другие инструменты, гораздо более эффективные в тех условиях, которые диктуют нынешние времена. К тому же прессу оттесняет телевидение, а его, в свою очередь, отодвигает на второй план Интернет. Ну и не стоит сбрасывать со счетов то обстоятельство, что задачи были тогда чёткими и более-менее долговременными. А сейчас политика разнонаправлена, сиюминутна. Слишком много персонажей, слишком много событий и слишком часто они сменяют друг друга. Борис Ефимович относился к такому положению вещей философски: всему своё время.
Наша страна хоть и не считается страной долгожителей, но людей, перешагнувших столетний рубеж, наберётся не так уж и мало. Но это в основном люди, живущие на природе, на чистом воздухе, без стрессов и катаклизмов. Где-нибудь в горах, к примеру. А вот так, чтобы жить в мегаполисе, да ещё и постоянно быть в центре внимания (последние лет двадцать журналисты к Ефимову караваном шли, да и мероприятий, присутствие на которых было если не необходимо, то крайне желательно, всегда было через край), – это случай весьма редкий. На вопрос, как здоровье, Борис Ефимович только улыбался: «Я не знаю, где что у меня находится. С моим давлением можно в космос летать!» И даже тогда, когда на него, человека по природе оптимистичного, нападала хандра, а бывало это нечасто, он всё равно продолжал любить жизнь. Светлая ему память…
Вот таким вышел этот материал, посвящённый уходу последнего из первых литгазетовцев. Развёрнутый и «сложносочинённый», подобно жизни и судьбе Бориса Ефимова. Печальный, безусловно, но всё же исподволь прорываемый оптимизмом и юмором, чем он также всецело обязан самой личности великого карикатуриста ХХ века. Ведь своим долголетием Ефимов не в последнюю очередь обязан, конечно, удивительному чувству юмора, сохранённому до самых последних дней.
В известном смысле перед вами антинекролог. И не только потому, что цифра «108» внушает какой-то сложный комплекс противоречивых чувств. Тут, скорее, впору вспомнить слова одной из ефимовских современниц (всего каких-то десять лет разницы!)
Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит…
Отдел ИСКУССТВА