В этом году исполнится 50 лет со дня смерти Вячеслава Богданова – поэта тамбовской степи и уральских снегов, светлой любви и трагических предчувствий. Предлагаем вниманию читателей фрагмент предисловия к новой книге избранных стихотворений – «Звенящий полдень» (составитель – Мария Бушуева).
Однажды на литературном вечере один из выступающих зачитал наизусть четыре стихотворные строки – и дуновение подлинной поэзии прошло по залу. Автором оказался поэт Вячеслав Богданов (1937–1975), дебют которого пришёлся на 60 е годы ХХ века и, по свидетельству поэтов-современников, был отмечен признаками несомненного дарования. В течение нескольких лет вышло у него несколько поэтических книг: «Звон колосьев», «Голубой костёр», «Гость полей», «Перезвон», «Звено», «Светунец», «Избранная лирика».
К сожалению, многие поэтические сборники тех лет оказались задвинутыми на полки советской литературы, установочно маркированной знаком скучного официоза. А ведь три последних десятилетия показали, что так называемая неподцензурная российская поэзия, выйдя к читателю и продемонстрировав яркие оригинальные стихотворные образцы, всё-таки не затмила вершин советской поэзии. Настало время соединения лучшего.
Далеко не все талантливые поэты тех лет, когда-то имевшие книги, поощрительные отзывы критиков и признание читателей, сумели выйти из тьмы забвения. А ведь на долю многих из них выпали тяжёлые испытания: от сиротства до колымских лагерей... Можно сделать вывод: память – заслуга подвижников, тех, кто видит свою миссию в служении и становится духовным мостом, соединяющим наследие творца и современного читателя.
У Вячеслава Богданова хранителем его таланта и двигателем публикаций оказался двоюродный брат – Виктор Михайлович Сошин, известный общественный деятель, член СП России, автор книги «Медоносная судьба». Ежегодно проводятся на родине поэта Богдановские чтения. Его именем названы улица и районная библиотека, установлен памятник. Двадцать лет действует музей, собравший фотодокументы, относящиеся не только к биографии самого Вячеслава Богданова, но и к биографиям известных поэтов: Александра Прокофьева, Николая Рубцова, Василия Фёдорова, Бориса Ручьёва, Николая Глазкова, Бориса Примерова, – все они входили в общий круг литературного общения. Признанный поэт Валентин Сорокин, бывший издатель и проректор Литературного института, много сделал для сохранения имени Вячеслава Богданова: они были друзьями с юности. В музее есть страницы, посвящённые их дружбе. Усилиями Валентина Сорокина, бережно собравшего все стихи и поэмы Вячеслава Богданова, вышло полное собрание сочинений поэта (в одном томе). Проводятся богдановские поэтические фестивали и на Урале. В Челябинске областной поэтический клуб имени Вячеслава Богданова носит название «Светунец».
Вячеслав Богданов родился 24 сентября 1937 года в селе Васильевка Мордовского района, отец погиб на фронте, холод и голод послевоенных лет были постоянными спутниками подрастающего мальчика. Выжил он только благодаря самоотверженности матери, вместе с другими вдовами поднимавшей осиротевших детей.
Учёбу пришлось оставить: средняя школа располагалась далеко, в большом селе, прямого транспортного сообщения с ним у Васильевки не было, и ребёнок, который тайком «рожь в карманах наносил», окончил только четыре класса.
А дальше – школа ФЗО (фабрично-заводского обучения) в Челябинске, затем вечерняя школа и, наконец, уже после вступления в Союз писателей СССР, Высшие литературные курсы Литературного института. И, конечно, работа. Вячеслав Богданов, освоив специальность слесаря-монтажника, больше пятнадцати лет отдал Челябинскому металлургическому заводу, где многие рабочие были точно такие же деревенские «войной обкраденные дети». Писательница и публицист Лидия Сычёва, выступая на чтениях, проницательно заметила, что рабочая среда ЧМЗ помогла Вячеславу Богданову «отчасти «заместить» беду безотцовщины, которая существенным образом сказалась на творчестве многих поэтов». И строки Вячеслава Богданова подтверждают её мысль:
Коль доведётся умирать,
То у меня – учтите! –
Завод – отец,
Деревня – мать
И чёрный труд – учитель!
Уральская тема – органичная часть стихов Вячеслава Богданова.
Для него Урал – это «край красоты и железа», завод – мощь «машин, железа и огня», заводская бригада – крепкое братское содружество: «Мы идём у цеха на виду, / Как двенадцать месяцев в году!» – в таком сказочном свете он видит товарищей.
Однако было бы неверным относить Вячеслава Богданова к советским пролетарским поэтам. Совпавшая с идеологическими ориентирами страны рабочая романтика, конечно, помогла ему обрести ранние публикации, но его природное лирическое дарование, заметное и в стихах заводских, наиболее полно проявилось в стихах рефлексивных и медитативных, в поэтических зарисовках природы:
Вновь заснул посёлок наш глубоко,
Затопила дали тишина.
По незримой лестнице высоко
В небеса вскарабкалась луна.
Я иду по луговой дорожке,
Оставляя на траве следы.
Нацепив росистые серёжки,
Разбежались пёстрые цветы.
С другой стороны, биография поэта и проникновенные строки о родной степной деревне Васильевке – а таких стихов у Вячеслава Богданова немало, – казалось бы, дают возможность прямо отнести его к последователям новокрестьянской поэзии. Тем более что любовь к Есенину отразилась в его творчестве особо: это и посвящение Есенину, и есенинские аллюзии, как стилистические, так и образные. В стихотворении «Любимые поэты» кроме Есенина Вячеслав Богданов называет Ивана Никитина и Алексея Кольцова. Музыкальность Кольцова не могла не привлекать: лирическая музыкальность – одно из лучших свойств поэтики Вячеслава Богданова (и всей русской классической поэзии). Симптоматично, что среди любимых поэтов не оказалось ни одного, перешагнувшего сорокалетний рубеж, – не перешагнул в сорокалетие и Вячеслав Богданов. Причина гибели его до сих пор не раскрыта. В стихах Вячеслава Богданова звучат трагические предчувствия, сплетённые с голосом российской истории: «Я убит. / И смолкли соловьи. / Стёр мой конь о синеву подковы... / И над гулким полем Куликовым / Солнце встало на людской крови. / Я убит. / И смолкли соловьи».
Выход из жизни в миф доказывает звёздную судьбинность «краткого светового дня» поэта и его вневременное место в пространстве русского языка.
...Среди богдановских стихов о деревне есть лирические жемчужины. Запоминаются: «В селе», «Ушедший день», «Утро», «Горох», «Деревушка», «Корова. Из детства», «Подсолнух». Но отнести Вячеслава Богданова к сельским лирикам было бы опять же неверным, его поэзия – шире. Родная деревенька Васильевка не только вписана в пейзаж, который изначален по отношению к месту и ввремени: «День встаёт и высок, и размашист./Луг привязан тропинкой к избе./И гадает пчела на ромашке/ О своей медоносной судьбе».
Васильевка становится фокусирующей свет и ветер живой точкой космоса степи с его открытостью и одновременно с его историческими атмосферными пластами.
Взгляд поэта – взгляд визионера – проходит через слои эпох. «Степные стихи» – это и описание родных просторов, и архетипические прозрения. Глубокий смысл, чувство связи времён, поэтическая точность эпитетов создают эпическую картину, в которой прошлое встаёт над сегодняшним днём как родовая народная память. И как память личная, генетическая: «Вот в эту степь пришёл мой русый предок/С косой в руке, с правами бедняка».
Казалось бы, в некоторых стихах и поэмах так много бодрых ритмов, оптимизма, надежд на будущее, веры в социалистическую справедливость, отчего же начинает звучать, пронизывая лучшие лирические строки, грустный мотив возвращения в прошлое? В то прошлое, которое так сильно противоречит бравурным лозунгам.
Среди лугов река уходит криво.
Листает волны ветер-суховей.
Приду к реке и сяду у обрыва,
На краешке у памяти своей.
И вот уже уносит поэта в былое «упругое и чистое теченье». Классический мотив возвращения возникает на переломе лет – на перекрёстке между молодостью и зрелостью:
Я молодость, как буйного коня,
Всё гнал,
Всё гнал по кручам
И долинам.
И не вгляделся на пути недлинном
В ночную мглу...
Интуиция поэта иногда обращается в магическую линзу памяти, уводящей за многовековые стены российской истории: «Зубчатыми лобастыми соборами / Устало смотрит древность на меня». И память, минуя личное время, точнее, пройдя сквозь него, приоткрывает черты вечного: «Из мглы ночной продвинулись ко мне / Высокой тайной вековые сосны». А через вечное всё отчётливее просвечивает иная тайна – человеческой жизни, такой короткой по сравнению с веками. И появляются стихи: «Садовник», «Дорога», «Дворник», в которых кратковременности и «звериным повадкам» противопоставляется человечность как ценность непреходящая, а значит, мгновение становится «древностью великой», обретая бесконечную протяжённость. Такие подсознательные слои простых строк наделяют стихи Вячеслава Богданова притягательной глубиной и той необъяснимостью, которую некоторые тонкие ценители поэзии называют поэтической «нерукотворностью».
Трудно сейчас гадать, да и не стоит, как бы сложился дальнейший творческий путь поэта, не оборвись его жизнь так рано. Возможно, в стихотворении «Агава» он сам угадал природу своего дара и неосознанно шёл к обрыву, опасаясь утраты вдохновения, поскольку без поэзии жизни своей не представлял:
Тридцать лет живёт всего агава
И цвести лишь раз имеет право.
Только раз – цвести высоким цветом,
Увядая навсегда при этом.
Но вполне вероятно и другое: в тумане будущего таились новые стихи, ждущие, но не дождавшиеся поэтического воплощения...