Что делать, господа: к великому сожалению «либеральной общественности», ещё живёт в России множество «совков», воспитанных советской литературой. И в их среде немало таких, кто любит знаменитую трилогию Юрия Германа о докторе Устименко. Любит потому, что эти три романа были о НАСТОЯЩЕМ: о любви, преданности («делу, которому ты служишь», Родине, друзьям, идеалам), о чести и порядочности. Кстати, эта трилогия опровергала сложившийся у некоторых стереотип о двух Россиях сталинских времён: якобы одна сидела, а другая сажала. Неправда, ответил своей трилогией писатель: была ещё и та – самая большая, которая не «стучала», не отрекалась от арестованных близких, а, стиснув зубы, работала, спасала, воевала, лечила, строила, сохраняла человеческое достоинство и верила в возможность построения справедливого общества.
У многих, кто не предал любимую книгу, забилось в волнении сердце, когда на канале «Россия-1» началась демонстрация сериала «Дорогой мой человек». Все помнили замечательный фильм 1958 г., сетовали на невозможность отразить в нём всю историю героев и надеялись, что многосерийному фильму удастся это в большей степени. Правда, лично у меня были сомнения: в эпоху бурной «десталинизации» рассказать о высокопорядочных и преданных своему делу коммунистах, которые даже в сталинских лагерях хранили верность своим идеалам? Возможно ли?
Увы, сомнения полностью оправдались. Весь пафос романа, вся упорная и страстная борьба героев за свои идеалы, за честь и совесть, против разложившихся чиновников вроде Женечки Степанова и настоящих врагов народа (так Аглая называет тех, кто гноил в лагерях невинных людей) были стёрты, подобно надписи «СССР» на шлеме Гагарина в юбилейных передачах или завешанной цветочными гирляндами надписи «ЛЕНИН» на Мавзолее. Что вы, как можно-с? Не «вечный бой, покой нам только снится», как любил повторять Устименко, а просто мелодрама: «хорошие парни» против «плохих», полюбили – разошлись – сошлись. Такой мыльной опере не нужна трагическая и прекрасная героика борьбы с чумой в Монголии и арктических конвоев; не нужен страшный «поток», который у героев ассоциируется не с идиллическим ручейком, а с ручьями крови на операционных столах. Не нужны страшный и величественный труд войны, уколы кофеином, чтобы стоящий по нескольку суток на ногах хирург не уснул прямо во время работы. Не нужна по-настоящему героика сопротивления, когда даже пьяница Аверьянов и «отсталая мещанка» Алевтина переживают «воскресение и смерть». Трагическая история английского лётчика Лайонела Невилла годится лишь как один из медицинских случаев в карьере героя: авторов интересует его диагноз, а не то, как английский лорд в страстных спорах принял правду коммуниста-доктора, полюбившего и оплакавшего юного англичанина как брата: «Ты не можешь умереть! Ты только рождаешься!»…
Зато нужно разбавить историю чисто «мыльно-оперными» эпизодами, которых у автора не могло быть: например, поездкой Вари в Монголию и её водевильным появлением во время случайного поцелуя Устименко с санитаркой. Даже события в жизни героев смещаются во времени вопреки здравому смыслу: так, Владимир едет на практику к Богословскому после первого курса и уже делает операции! Истории его ранения (страшного духовного кризиса и попытки самоубийства в фильме нет), женитьбы, рождения дочери перепутаны по времени так, что возникает сомнение: а читали ли сценаристы книгу? Или не потрудились понять, как не потрудились правильно воспроизвести имя друга героя, капитана Амираджиби – в фильме его почему-то назвали Амирджаби. Это, кстати, один из важнейших персонажей романа: прошедший ад лагерей, он героически сражается за свою страну, не затаив на неё зла, в отличие от некоторых современных «страдальцев», которые всё не могут расквитаться с советской властью за свою загубленную юность – без джинсов и кока-колы. Ну и уж, разумеется, авторам мало в оригинале лагерей и прочих примет сталинского времени: школьник Володя прыгает из окна – и прямо на клумбу, сделанную в виде серпа и молота, так что бедному мальчику «шьют» не хулиганство, а политику! И вряд ли стоит говорить с том, что о соответствии экранизаций оригиналу спорят всегда, что фильм снят «по мотивам»: важны мотивы авторов.
Словно безжалостным ножом сценаристы выскоблили из книги всё, что придаёт героям яркую индивидуальность, поступкам – страсть и драматизм. Начисто уничтожен юмор, речь персонажей стала скучно-стерильной, занудной. Не понадобились сценаристам замечательные речевые характеристики героев: разукрашенная цветистыми церковно-славянскими оборотами речь «поповского сына» Богословского, неповторимый стиль «словечек» и «штучек» Вари («ты даже хорош в твоё свободное время»), интеллигентная изысканность Штуба (самоубийство этого честного и мужественного чекиста, сына одного из соратников Дзержинского, – подлинно страшный символ эпохи, но авторы его не заметили), бюрократический лексикон Жени Степанова (вот кто расцвёл в наши дни, пройдя славный путь от спецпайков до замков в Альпах), морской энергии адмирала Степанова (на одном из интернет-форумов зритель верно заметил, что в фильме это «просто морячок», а не матрос революции). Даже Ашхен лишили колоритного армянского акцента, только ей присущих словечек и, разумеется, партийной убеждённости…
Двигаются по экрану бледные, лишённые характеров и чувств тени. Молодые актёры стараются, но ни сценарий, ни режиссура не дают им возможности жить так же страстно и драматично, как герои книги. Без бурных постельных сцен (спасибо и за это) не умеют показать настоящую любовь – глазами, жестами, голосом. Когда-то М. Жванецкий в одном из сатирических монологов сетовал на то, что несчастным «совкам» не под силу произносить красивые и благородные слова вроде «честь имею». Ну вот, кругом свобода, но может ли новое поколение актёров сыграть, вернее, дадут ли ему сыграть «я отвечаю за всё», «моя честь – моя жизнь», «дорогой мой человек…»?
, доктор исторических наук