О неизвестных и забытых страницах истории Отечественной войны 1812 года рассказывает историк Михаил БЫКОВ.
– Под Рождество 1813 года вся Россия читала царский манифест «О принесении Господу Богу благодарения за освобождение России от нашествия неприятельского»… Это было окончание Отечественной войны?
– В манифесте речь шла об изгнании неприятеля из Российской империи. И об окончании кампании 1812 года. Что такое военная кампания в понятиях начала ХIХ века? Чтобы попытаться оценить происходившее, нужно представить себя в той эпохе. Понять, как тогда воевали, пожить, посуществовать (с помощью воображения) в условиях 1812 года. И тогда приходит, например, понимание, что воевали так, как позволял климат. Очень трудно было воевать зимой, когда улицы не освещены, дороги занесены, практически нечем кормить лошадей, которые необходимы всем родам войск… Поэтому и существовало такое понятие, как «кампания», которая охватывала время с весны до осени. Но ни одна армия мира в те годы не имела желания воевать в январе и в феврале – и не воевала. Правда, бывали исключения – в 1812-м боевые действия затянулись.
– Но это же не означает, что война вообще прекращалась?
– Скорее, затихала. Стояли гарнизоны, куда-то ездили фуражиры, действовала разведка, происходили перемещения войск, небольшие стычки… Но серьёзные, крупномасштабные боевые действия возобновлялись только весной.
– Значит, имеет смысл говорить о кампании 1812 года и о войне 1812–1814 годов?
– Конечно. Закончилась кампания, а война продолжалась. Точку отсчёта начала войны можно выбирать разную, самая очевидная – это, конечно, лето 1812-го. Но уж точно не Отечественная война 1812 года в современном понимании. Самый радикальный оселок, из-за которого я поменял школьное отношение к этой теме, такой: давайте относиться к Великой Отечественной войне таким же образом, давайте считать, что она окончилась летом 1944 года, когда мы восстановили пограничные столбы, когда изгнали противника за пределы СССР…
– А дальше, если продолжать ироническую аналогию, – заграничные походы…
– В результате которых мы снова с боями заняли вражескую столицу, а потом меняли политическую карту Европы, как и при Александре I.
– Рассказывают, что на Потсдамской конференции американцы спросили у Сталина: «После того как немцы в 1941 году были в предместьях Москвы, наверное, вам сейчас приятно делить поверженный Берлин?» «Царь Александр дошёл до Парижа», – ответил Сталин. Так что он держал в голове историю кампаний 1813–1814-го.
– Аналогия очевидная… Но наша память об Отечественной войне – я имею в виду массовые представления об истории – нередко ограничивается Бородинским сражением и пожаром Москвы. Оценка войны как кампании 1812 года, и только, – это яркий пример политической конъюнктуры, которая вмешивается в историографию. Лев Толстой создал очень удачную формулировку: «Дубина народной войны». Действительно, в 1812-м в войне принимали участие и гражданское население России, партизаны. Не будем сейчас подробно выяснять степень участия в победах этой самой дубины, скажем только, что она была достаточно мала и в количественном, и в качественном смысле.
Но после 1917-го стало принято считать, что народ, пролетариат, гегемон, у нас превыше всего, а дворянство, составлявшее офицерский костяк армии, – не самый прогрессивный класс… И тут тезис Толстого очень даже пригодился, его развернули в школьных программах. И пришли к тому, что война с Наполеоном длилась полгода – с лета по декабрь. Русские всем народом изгнали захватчиков, победили – и всё успокоилось. А дальнейшие успехи 1813–1814 годов – это другая история, захватнические походы царя-батюшки Александра Благословенного. Ведь в результате Россия установила в Европе ряд монархических режимов и, по советской трактовке, стала держимордой Европы. Этим не могли гордиться, поэтому и вспоминать не любили.
Между тем крупнейшие битвы войны состоялись в 1813 году, а в 1814-м было взятие Парижа! Битва народов при Лейпциге длилась не один день, как Бородинская, а три. И чаша весов колебалась вплоть до последних часов сражения. А Париж, о котором у нас вспоминают как-то скромненько? Мы не трогали Лувра и улицы Риволи, не трогали храмов, но по Монмартру постреляли будь здоров. Если бы мы этого не сделали – гарнизон не сдался бы и кровопролитие продолжилось. Давайте судить по потерям: две трети потерь союзников – это русские солдаты и офицеры. Их погибло около семи тысяч. Ясно, кто шёл первым, кто взял на себя главное усилие в решающем сражении войны. К сожалению, мы до сих пор живём в убеждении, что война продолжалась полгода.
– До революции кампании 1813-го и 1814-го были известны более широко?
– Да, конечно, о них не забывали. Можно привести в качестве примера судьбу генерала Дмитрия Петровича Неверовского. Командира 27-й пехотной дивизии, который совершал фантастические подвиги со своей дивизией новобранцев ещё в Смоленске. В Битве народов он был смертельно ранен и там, неподалёку от Лейпцига, похоронен. Но к 1912 году, когда Российская империя готовилась отметить столетие войны, его перезахоронили на Бородинском поле. И вспоминали о нём в первую очередь как о герое Лейпцига. Это яркое подтверждение того, что героев 1813 года помнили, что память о них была важна.
– Другой пример – мемуарная литература. Денис Давыдов, Глинка, Пущин, многих можно перечислить… Все они писали и о сражениях 1813 года, и о Франции. Просвещённая часть общества внимательно следила за воспоминаниями о тех походах и сражениях.
– И всё-таки ореол легенды и в дореволюционные времена витал именно над 1812 годом. Столетие 1812-го отмечалось как всенародный праздник – в каждой гимназии, в каждой школе, не говоря уж об армии. О юбилеях следующих кампаний так не вспоминали…
– Я подозреваю, что дело не в нежелании общества отмечать юбилеи в 1913–1914 годах, а в политической ситуации того времени, в международной обстановке. Союз с Францией помешал?
– Да, в той политической ситуации трудно было убедить Французскую республику широко отметить вместе с нами победу над Наполеоном… С другой стороны, обострённые отношения с Германской империей, на территории которой происходили основные сражения 1813 года, затрудняли организацию праздников. В любом случае в Российской империи гордились не только Бородинской битвой, но и Лейпцигом, и Дрезденом.
При этом в отношении к последнему этапу войны были, конечно, и оттенки разочарования. Нужно упомянуть фактор Ватерлоо, когда обречённого Наполеона добили английские и прусские войска. Элита общества не в восторге была и от Венского конгресса, который вроде бы шёл под диктовку России, но… С другой стороны, именно нашей стране приходилось жертвовать репутацией, да и кровь проливать, по-рыцарски защищая положения Священного союза на протяжении тридцати лет… Но всё это не отменяет главного: тогда шла полноценная общеевропейская, даже мировая война. И нет сомнений, что в 1812-м война не завершилась. Россия ведь участвовала и в кампании 1815 года! Русским частям не довелось принимать участия в боевых действиях, но в войне Россия участвовала. Корпуса двигались, государство несло военные затраты. Во время походов, которые совершались пешим и конным порядком, случались болезни, смерти…
– А были в Русской армии награждения за кампанию 1815 года?
– Знаменательной формой награждения считался в те времена торжественный парад. Впрочем, это и сегодня так: те части, офицеры и солдаты которых принимают участие в парадах на Красной площади, воспринимают это именно как награду, как признание своих заслуг.
В сентябре 1814 года намечался парад в Лондоне, в котором должны были участвовать в первую очередь русские гвардейские части. Некоторые из них были переброшены в Лондон. Сохранились воспоминания, в том числе и о том, как они замечательно выпивали, борясь с морской болезнью. Главной фигурой этого мероприятия должен был стать император Александр I, которого в Лондоне встречали восторженно. В Дувре, когда Александр прибыл на остров, британцы вместо лошадей впряглись в карету русского императора. В результате король Георг приревновал, излишне разнервничался и дезавуировал своё обещание о параде. Наши войска на кораблях возвратились в Петербург. А вот в сентябре 1815-го мы взяли реванш – в Вертю, в ста двадцати верстах от Парижа. И произвели неизгладимое впечатление на всю аристократическую верхушку Европы. Это и была главная награда, которую получила армия в 1815 году.
– Сегодня нередко можно услышать, что, вступив в войну с Наполеоном, Россия начала таскать из огня каштаны для Англии. Есть мнение, что союз с Наполеоном, намечавшийся при императоре Павле, был бы выгоднее. Но ведь присоединение к континентальной блокаде, на которое Александр I был вынужден пойти после Тильзита, после сближения с Наполеоном, оказалось для России разорительным. А Суворов сразу после Французской революции говорил о неизбежности войны с Францией…
– Суворов был убеждённым монархистом. И, хотя Уваров сформулировал свою триаду через много лет после смерти Суворова, наш генералиссимус был живым примером, воплощением этого принципа: «Православие. Самодержавие. Народность». К Франции он относился как к рассаднику революции, как к «гиене». А Англию терпеть не мог, невзирая на то, монархия там или не монархия. В письмах Суворова 1898–1800 годов даётся беспощадная оценка Англии, которая постоянно пыталась использовать Россию (и не только Россию, конечно) в своих интересах.
Дипломатические методы англичан не менялись никогда. Тут отличие двух империй – Британской и Российской. Россия много веков – с середины XVII века и, пожалуй, до Николая II – была самодостаточной державой. И потому вела себя, за редкими исключениями, не хищнически по отношению к соседям с Запада. Так уж получилось, совпало всё: народ, география, традиции, судьбы. Я не о теории глобального заговора против России, не о теории торгашеской психологии островных государств. Я о России, которой ничего не нужно, потому что у неё всё есть, как и сегодня. Хотя сегодня проявился важный дефицит – демографический. А в XVIII–XIX веках… По пальцам одной руки можно перечислить те случаи, когда мы были организаторами, а тем более провокаторами войн. Таковы факты. Об Англии можно сказать обратное.
– Столкновение двух лучших европейских армий – французской и русской – было неизбежно? Кому ещё Наполеон мог бросить перчатку? И кто мог бросить перчатку ему?
– Для современного полководца всё это, наверное, звучит наивно, но в те годы действительно был жив рыцарский дух. И Наполеон искал случая, чтобы помериться силой с достойным противником. Искал славы и не мог на этом пути не столкнуться с Российской империей.
– И в Русской армии были схожие настроения…
– В те времена военный человек кардинально отличался от обывателя. Война не была тотальной, она почти не соприкасалась с мирными людьми. У воюющих сторон не было ресурсов для полноценной оккупации, как это происходило в ХХ веке, когда вермахт, например, контролировал захваченную территорию. А у Наполеона были пресловутые 640 тысяч, которые включали в себя всё, вплоть до фельдшеров и нестроевых. И это была колоссальная по тем временам армия.
Воин – это была профессия на всю жизнь, и никто не думал, что в сорок лет он выйдет на пенсию, получив знак отличия за двадцать лет беспорочной службы. Тут прослеживается чёткая этика взаимоотношений с друзьями и врагами. Принцип был такой: если ты сильный, красивый, умелый, тебе хочется сразиться с таким же противником, с самым опасным и бесстрашным. Многие вещи в истории я склонен объяснять через психологию как отдельного человека, так и масс.
– Какие различия и сходства можно увидеть в русском и французском офицерстве того времени?
– Франция во время революции потеряла значительную часть кадрового офицерства, которое, разумеется, традиционно состояло из дворянства. Если посмотреть список маршалов Наполеона, среди них трудно найти родовитых людей, чьи династии по военной стезе уходят в глубь веков. Всё это люди, оказавшиеся в нужное время в нужном месте, талантливые выскочки. Они выросли из революционного пожара, они были людьми нового формата. Я бы осмелился провести аналогию с красными командирами времён Гражданской войны. Подъём на волне событий сказывался на психологии: привычка к высоким рискам, комплекс победителей, жажда побед, добычи… Маршалу Мюрату в 1812 году уже было что терять, но где-то в глубине души он ещё был младший сын трактирщика, который не имел ничего и был готов рискнуть, чтобы получить всё. Да, это пиратская психология.
В России всё было иначе. Костяк армии – потомственные офицеры, по меньшей мере начиная с эпохи Петра Великого. Предков многих русских героев Отечественной войны мы встречаем в военной истории XVI и XVII веков…
– Со второй половины XVIII века военное дело особенно развивается именно во Франции и России…
– Но суть разная! Знаменитое наполеоновское «Пушки вперёд!» – это не просто красивая фраза. Это тактическая новация, которую он с успехом применял в сражениях локального характера, где не участвовала огромная масса войск. Великое решение погибшего на Бородинском поле генерала Александра Кутайсова, командовавшего артиллерией, полностью повторяло идею Наполеона, но у него была иная природа. Для Наполеона это было просто открытие, а для Кутайсова – ломка стереотипов, сформировавшихся в Русской армии. Французский корпус в тот период был более свободен, ему было легче реагировать на новации.
– Но нельзя отрицать, что это были лучшие армии своего времени, знавшие науку побеждать.
– Жаль только, потомки почему-то помнят только об одном великом сражении – Бородинском. Почему-то оно воспринимается как единственное ключевое сражение войны… Упаси Боже умалять сей великий подвиг русских солдат. Но это сражение – да, крупнейшее по масштабу в кампании 1812-го – не было ни единственным, ни ключевым! Была оборона Смоленска, были Малоярославец, Вязьма… А что творилось на берегах Березины и особенно Немана?
– Бородинская годовщина с ХIХ века воспринималась как важнейшая идеологема, в таком качестве и осталась в истории…
– Вот я и боюсь, что 8 сентября отгрохочет Бородинская годовщина – и всё. Кстати, почему мы отмечаем годовщину 8-го, а не 7 сентября? Это классическая ошибка, уже хрестоматийная: все дни воинской славы, связанные с дореволюционным временем, мы отмечаем не вовремя. Механически к старым датам присовокупили 13 дней, не делая разницу между веками. Битва на Чудском озере отмечается 18 апреля, хотя она состоялась 12-го, в День космонавтики. К 18-му птицы уже трупы тевтонские поклевали, а мы празднуем… Вот и юбилей Бородина отмечаем на день позже, чем следует. Постыдная небрежность. Я думаю, в день Бородина надо не радоваться, день Бородина нужно чтить. А победа, радость, праздник – это уместно в годовщину манифеста, с которого мы начали беседу, январь 1813-го. Или по аналогии с 9 Мая давайте вспомним, наконец, день 31 марта 1814 года, взятие Парижа, когда мы закончили войну.
– Удастся ли нам прожить эти юбилейные годы с пользой для народного просвещения?
– Возьмём ситуацию с юбилейными торжествами. Создана государственная комиссия, учреждённая президентом. Насколько я знаю, собиралась комиссия то ли один, то ли два раза. Все решения приняты, все бюджеты осмыслены. Но формулируется это так: «Празднование 200-летия победы в Отечественной войне 1812 года». Если современный школьник задаст мне резонный вопрос: «А что наши деды делали в 1813 и 1814 годах? Мы же в 1812-м уже победу отметили!» – затруднительно будет выкрутиться из этой ситуации.
К юбилеям 1814-го и 1815-го Россия не готовится. И есть серьёзная опасность: нам это аукнется, когда в 2015 году будет отмечаться 200-летие битвы при Ватерлоо. Без участия России! Мы не сумеем заявить о себе как о стране, сломившей Наполеона. Не приходится сомневаться, что наши тогдашние союзники, и в первую очередь Англия, представят дело в самом невыгодном для нас свете. Весь мир будет знать, что этого антихриста Наполеона победила в деревушке Ватерлоо Англия с помощью Пруссии и Австрии. А там подоспеет и 100-летие начала Первой мировой войны…
Мониторинг западных СМИ отчётливо показывает тенденцию, которая особенно отчётливо проявляется всё в той же Англии: главными виновниками Первой мировой войны назначены Россия и Сербия. В нас видят первопричину бойни. Не в Германии, не в той же Англии, а в России. А потом мы задаёмся вопросом о заниженной национальной самооценке. Мы всё время перед кем-то виноваты, что-то кому-то отдаём. Вот с этого и начинается комплекс пораженчества! Представьте, что получится, если ребёнка воспитывать в унизительном духе: «Тебя побили? И правильно, потому что ты дурак. Отобрали игрушку? Правильно, потому что ты глуп». Досадно, что мы в нашей собственной истории ведём себя, как слоны в посудной лавке. И ведь не в прихожей, не в сарае, а в парадной зале нашей истории! Логика неумолимая: не мы в 2014-м, так нас в 2015-м.
– Помочь могли бы кинематографисты, если бы сняли красочный фильм, например, о взятии Парижа…
– Это же богатейший кладезь историй, героических эпизодов, ярких личностей! Море сюжетов, рассказанных будущими декабристами, которые тогда были молодыми офицерами. На каждом шагу, что называется, сюжеты для рассказа. И время ещё есть, если учитывать современные кинематографические темпы. Необходима и масштабная компьютерная игра об этой войне – наша, российская, с русским взглядом на события. Пока это только мечты!
– Отдаём ли мы по большому счёту должное личности победителя Наполеона – императора Александра I?
– Императора Александра I недооценивают. А ведь он реформировал Россию – достаточно вспомнить его соратников от Чарторыйского до Сперанского. Он кардинально изменил историю Европы – своей волей. Когда пошёл против мнения Кутузова, чьё влияние на армию и общество было тогда колоссальным, и принял решение перейти границы империи, продолжить войну. И решение оказалось верным. Сколько последствий для мировой истории имело взятие Парижа! Даже импульс объединения Германии был заложен именно тогда. Пользы Европе он принёс намного больше, чем тот же Наполеон-батюшка. И Османская империя именно при нём превратилась в колосса на глиняных ногах. А независимость Норвегии, перемены в Швеции? Культ Наполеона повсеместно, а нашего императора забыли. Хотя Александр, безусловно, был харизматичным лидером, это подчёркивают все, кто с ним общался.
– И даже заметных памятников ему практически не осталось, за исключением таганрогского. Ни в Москве, ни в Бородине…
– Он заслуживает большего. А мы должны преодолевать дикость, подчас свойственную тем, кто принимает решение о памятниках, торжествах и наградах, и воздавать должное истинным главным героям нашей истории.
– Под Рождество 1813 года вся Россия читала царский манифест «О принесении Господу Богу благодарения за освобождение России от нашествия неприятельского»… Это было окончание Отечественной войны?
– В манифесте речь шла об изгнании неприятеля из Российской империи. И об окончании кампании 1812 года. Что такое военная кампания в понятиях начала ХIХ века? Чтобы попытаться оценить происходившее, нужно представить себя в той эпохе. Понять, как тогда воевали, пожить, посуществовать (с помощью воображения) в условиях 1812 года. И тогда приходит, например, понимание, что воевали так, как позволял климат. Очень трудно было воевать зимой, когда улицы не освещены, дороги занесены, практически нечем кормить лошадей, которые необходимы всем родам войск… Поэтому и существовало такое понятие, как «кампания», которая охватывала время с весны до осени. Но ни одна армия мира в те годы не имела желания воевать в январе и в феврале – и не воевала. Правда, бывали исключения – в 1812-м боевые действия затянулись.
– Но это же не означает, что война вообще прекращалась?
– Скорее, затихала. Стояли гарнизоны, куда-то ездили фуражиры, действовала разведка, происходили перемещения войск, небольшие стычки… Но серьёзные, крупномасштабные боевые действия возобновлялись только весной.
– Значит, имеет смысл говорить о кампании 1812 года и о войне 1812–1814 годов?
– Конечно. Закончилась кампания, а война продолжалась. Точку отсчёта начала войны можно выбирать разную, самая очевидная – это, конечно, лето 1812-го. Но уж точно не Отечественная война 1812 года в современном понимании. Самый радикальный оселок, из-за которого я поменял школьное отношение к этой теме, такой: давайте относиться к Великой Отечественной войне таким же образом, давайте считать, что она окончилась летом 1944 года, когда мы восстановили пограничные столбы, когда изгнали противника за пределы СССР…
– А дальше, если продолжать ироническую аналогию, – заграничные походы…
– В результате которых мы снова с боями заняли вражескую столицу, а потом меняли политическую карту Европы, как и при Александре I.
– Рассказывают, что на Потсдамской конференции американцы спросили у Сталина: «После того как немцы в 1941 году были в предместьях Москвы, наверное, вам сейчас приятно делить поверженный Берлин?» «Царь Александр дошёл до Парижа», – ответил Сталин. Так что он держал в голове историю кампаний 1813–1814-го.
– Аналогия очевидная… Но наша память об Отечественной войне – я имею в виду массовые представления об истории – нередко ограничивается Бородинским сражением и пожаром Москвы. Оценка войны как кампании 1812 года, и только, – это яркий пример политической конъюнктуры, которая вмешивается в историографию. Лев Толстой создал очень удачную формулировку: «Дубина народной войны». Действительно, в 1812-м в войне принимали участие и гражданское население России, партизаны. Не будем сейчас подробно выяснять степень участия в победах этой самой дубины, скажем только, что она была достаточно мала и в количественном, и в качественном смысле.
Но после 1917-го стало принято считать, что народ, пролетариат, гегемон, у нас превыше всего, а дворянство, составлявшее офицерский костяк армии, – не самый прогрессивный класс… И тут тезис Толстого очень даже пригодился, его развернули в школьных программах. И пришли к тому, что война с Наполеоном длилась полгода – с лета по декабрь. Русские всем народом изгнали захватчиков, победили – и всё успокоилось. А дальнейшие успехи 1813–1814 годов – это другая история, захватнические походы царя-батюшки Александра Благословенного. Ведь в результате Россия установила в Европе ряд монархических режимов и, по советской трактовке, стала держимордой Европы. Этим не могли гордиться, поэтому и вспоминать не любили.
Между тем крупнейшие битвы войны состоялись в 1813 году, а в 1814-м было взятие Парижа! Битва народов при Лейпциге длилась не один день, как Бородинская, а три. И чаша весов колебалась вплоть до последних часов сражения. А Париж, о котором у нас вспоминают как-то скромненько? Мы не трогали Лувра и улицы Риволи, не трогали храмов, но по Монмартру постреляли будь здоров. Если бы мы этого не сделали – гарнизон не сдался бы и кровопролитие продолжилось. Давайте судить по потерям: две трети потерь союзников – это русские солдаты и офицеры. Их погибло около семи тысяч. Ясно, кто шёл первым, кто взял на себя главное усилие в решающем сражении войны. К сожалению, мы до сих пор живём в убеждении, что война продолжалась полгода.
– До революции кампании 1813-го и 1814-го были известны более широко?
– Да, конечно, о них не забывали. Можно привести в качестве примера судьбу генерала Дмитрия Петровича Неверовского. Командира 27-й пехотной дивизии, который совершал фантастические подвиги со своей дивизией новобранцев ещё в Смоленске. В Битве народов он был смертельно ранен и там, неподалёку от Лейпцига, похоронен. Но к 1912 году, когда Российская империя готовилась отметить столетие войны, его перезахоронили на Бородинском поле. И вспоминали о нём в первую очередь как о герое Лейпцига. Это яркое подтверждение того, что героев 1813 года помнили, что память о них была важна.
– Другой пример – мемуарная литература. Денис Давыдов, Глинка, Пущин, многих можно перечислить… Все они писали и о сражениях 1813 года, и о Франции. Просвещённая часть общества внимательно следила за воспоминаниями о тех походах и сражениях.
– И всё-таки ореол легенды и в дореволюционные времена витал именно над 1812 годом. Столетие 1812-го отмечалось как всенародный праздник – в каждой гимназии, в каждой школе, не говоря уж об армии. О юбилеях следующих кампаний так не вспоминали…
– Я подозреваю, что дело не в нежелании общества отмечать юбилеи в 1913–1914 годах, а в политической ситуации того времени, в международной обстановке. Союз с Францией помешал?
– Да, в той политической ситуации трудно было убедить Французскую республику широко отметить вместе с нами победу над Наполеоном… С другой стороны, обострённые отношения с Германской империей, на территории которой происходили основные сражения 1813 года, затрудняли организацию праздников. В любом случае в Российской империи гордились не только Бородинской битвой, но и Лейпцигом, и Дрезденом.
При этом в отношении к последнему этапу войны были, конечно, и оттенки разочарования. Нужно упомянуть фактор Ватерлоо, когда обречённого Наполеона добили английские и прусские войска. Элита общества не в восторге была и от Венского конгресса, который вроде бы шёл под диктовку России, но… С другой стороны, именно нашей стране приходилось жертвовать репутацией, да и кровь проливать, по-рыцарски защищая положения Священного союза на протяжении тридцати лет… Но всё это не отменяет главного: тогда шла полноценная общеевропейская, даже мировая война. И нет сомнений, что в 1812-м война не завершилась. Россия ведь участвовала и в кампании 1815 года! Русским частям не довелось принимать участия в боевых действиях, но в войне Россия участвовала. Корпуса двигались, государство несло военные затраты. Во время походов, которые совершались пешим и конным порядком, случались болезни, смерти…
– А были в Русской армии награждения за кампанию 1815 года?
– Знаменательной формой награждения считался в те времена торжественный парад. Впрочем, это и сегодня так: те части, офицеры и солдаты которых принимают участие в парадах на Красной площади, воспринимают это именно как награду, как признание своих заслуг.
В сентябре 1814 года намечался парад в Лондоне, в котором должны были участвовать в первую очередь русские гвардейские части. Некоторые из них были переброшены в Лондон. Сохранились воспоминания, в том числе и о том, как они замечательно выпивали, борясь с морской болезнью. Главной фигурой этого мероприятия должен был стать император Александр I, которого в Лондоне встречали восторженно. В Дувре, когда Александр прибыл на остров, британцы вместо лошадей впряглись в карету русского императора. В результате король Георг приревновал, излишне разнервничался и дезавуировал своё обещание о параде. Наши войска на кораблях возвратились в Петербург. А вот в сентябре 1815-го мы взяли реванш – в Вертю, в ста двадцати верстах от Парижа. И произвели неизгладимое впечатление на всю аристократическую верхушку Европы. Это и была главная награда, которую получила армия в 1815 году.
– Сегодня нередко можно услышать, что, вступив в войну с Наполеоном, Россия начала таскать из огня каштаны для Англии. Есть мнение, что союз с Наполеоном, намечавшийся при императоре Павле, был бы выгоднее. Но ведь присоединение к континентальной блокаде, на которое Александр I был вынужден пойти после Тильзита, после сближения с Наполеоном, оказалось для России разорительным. А Суворов сразу после Французской революции говорил о неизбежности войны с Францией…
– Суворов был убеждённым монархистом. И, хотя Уваров сформулировал свою триаду через много лет после смерти Суворова, наш генералиссимус был живым примером, воплощением этого принципа: «Православие. Самодержавие. Народность». К Франции он относился как к рассаднику революции, как к «гиене». А Англию терпеть не мог, невзирая на то, монархия там или не монархия. В письмах Суворова 1898–1800 годов даётся беспощадная оценка Англии, которая постоянно пыталась использовать Россию (и не только Россию, конечно) в своих интересах.
Дипломатические методы англичан не менялись никогда. Тут отличие двух империй – Британской и Российской. Россия много веков – с середины XVII века и, пожалуй, до Николая II – была самодостаточной державой. И потому вела себя, за редкими исключениями, не хищнически по отношению к соседям с Запада. Так уж получилось, совпало всё: народ, география, традиции, судьбы. Я не о теории глобального заговора против России, не о теории торгашеской психологии островных государств. Я о России, которой ничего не нужно, потому что у неё всё есть, как и сегодня. Хотя сегодня проявился важный дефицит – демографический. А в XVIII–XIX веках… По пальцам одной руки можно перечислить те случаи, когда мы были организаторами, а тем более провокаторами войн. Таковы факты. Об Англии можно сказать обратное.
– Столкновение двух лучших европейских армий – французской и русской – было неизбежно? Кому ещё Наполеон мог бросить перчатку? И кто мог бросить перчатку ему?
– Для современного полководца всё это, наверное, звучит наивно, но в те годы действительно был жив рыцарский дух. И Наполеон искал случая, чтобы помериться силой с достойным противником. Искал славы и не мог на этом пути не столкнуться с Российской империей.
– И в Русской армии были схожие настроения…
– В те времена военный человек кардинально отличался от обывателя. Война не была тотальной, она почти не соприкасалась с мирными людьми. У воюющих сторон не было ресурсов для полноценной оккупации, как это происходило в ХХ веке, когда вермахт, например, контролировал захваченную территорию. А у Наполеона были пресловутые 640 тысяч, которые включали в себя всё, вплоть до фельдшеров и нестроевых. И это была колоссальная по тем временам армия.
Воин – это была профессия на всю жизнь, и никто не думал, что в сорок лет он выйдет на пенсию, получив знак отличия за двадцать лет беспорочной службы. Тут прослеживается чёткая этика взаимоотношений с друзьями и врагами. Принцип был такой: если ты сильный, красивый, умелый, тебе хочется сразиться с таким же противником, с самым опасным и бесстрашным. Многие вещи в истории я склонен объяснять через психологию как отдельного человека, так и масс.
– Какие различия и сходства можно увидеть в русском и французском офицерстве того времени?
– Франция во время революции потеряла значительную часть кадрового офицерства, которое, разумеется, традиционно состояло из дворянства. Если посмотреть список маршалов Наполеона, среди них трудно найти родовитых людей, чьи династии по военной стезе уходят в глубь веков. Всё это люди, оказавшиеся в нужное время в нужном месте, талантливые выскочки. Они выросли из революционного пожара, они были людьми нового формата. Я бы осмелился провести аналогию с красными командирами времён Гражданской войны. Подъём на волне событий сказывался на психологии: привычка к высоким рискам, комплекс победителей, жажда побед, добычи… Маршалу Мюрату в 1812 году уже было что терять, но где-то в глубине души он ещё был младший сын трактирщика, который не имел ничего и был готов рискнуть, чтобы получить всё. Да, это пиратская психология.
В России всё было иначе. Костяк армии – потомственные офицеры, по меньшей мере начиная с эпохи Петра Великого. Предков многих русских героев Отечественной войны мы встречаем в военной истории XVI и XVII веков…
– Со второй половины XVIII века военное дело особенно развивается именно во Франции и России…
– Но суть разная! Знаменитое наполеоновское «Пушки вперёд!» – это не просто красивая фраза. Это тактическая новация, которую он с успехом применял в сражениях локального характера, где не участвовала огромная масса войск. Великое решение погибшего на Бородинском поле генерала Александра Кутайсова, командовавшего артиллерией, полностью повторяло идею Наполеона, но у него была иная природа. Для Наполеона это было просто открытие, а для Кутайсова – ломка стереотипов, сформировавшихся в Русской армии. Французский корпус в тот период был более свободен, ему было легче реагировать на новации.
– Но нельзя отрицать, что это были лучшие армии своего времени, знавшие науку побеждать.
– Жаль только, потомки почему-то помнят только об одном великом сражении – Бородинском. Почему-то оно воспринимается как единственное ключевое сражение войны… Упаси Боже умалять сей великий подвиг русских солдат. Но это сражение – да, крупнейшее по масштабу в кампании 1812-го – не было ни единственным, ни ключевым! Была оборона Смоленска, были Малоярославец, Вязьма… А что творилось на берегах Березины и особенно Немана?
– Бородинская годовщина с ХIХ века воспринималась как важнейшая идеологема, в таком качестве и осталась в истории…
– Вот я и боюсь, что 8 сентября отгрохочет Бородинская годовщина – и всё. Кстати, почему мы отмечаем годовщину 8-го, а не 7 сентября? Это классическая ошибка, уже хрестоматийная: все дни воинской славы, связанные с дореволюционным временем, мы отмечаем не вовремя. Механически к старым датам присовокупили 13 дней, не делая разницу между веками. Битва на Чудском озере отмечается 18 апреля, хотя она состоялась 12-го, в День космонавтики. К 18-му птицы уже трупы тевтонские поклевали, а мы празднуем… Вот и юбилей Бородина отмечаем на день позже, чем следует. Постыдная небрежность. Я думаю, в день Бородина надо не радоваться, день Бородина нужно чтить. А победа, радость, праздник – это уместно в годовщину манифеста, с которого мы начали беседу, январь 1813-го. Или по аналогии с 9 Мая давайте вспомним, наконец, день 31 марта 1814 года, взятие Парижа, когда мы закончили войну.
– Удастся ли нам прожить эти юбилейные годы с пользой для народного просвещения?
– Возьмём ситуацию с юбилейными торжествами. Создана государственная комиссия, учреждённая президентом. Насколько я знаю, собиралась комиссия то ли один, то ли два раза. Все решения приняты, все бюджеты осмыслены. Но формулируется это так: «Празднование 200-летия победы в Отечественной войне 1812 года». Если современный школьник задаст мне резонный вопрос: «А что наши деды делали в 1813 и 1814 годах? Мы же в 1812-м уже победу отметили!» – затруднительно будет выкрутиться из этой ситуации.
К юбилеям 1814-го и 1815-го Россия не готовится. И есть серьёзная опасность: нам это аукнется, когда в 2015 году будет отмечаться 200-летие битвы при Ватерлоо. Без участия России! Мы не сумеем заявить о себе как о стране, сломившей Наполеона. Не приходится сомневаться, что наши тогдашние союзники, и в первую очередь Англия, представят дело в самом невыгодном для нас свете. Весь мир будет знать, что этого антихриста Наполеона победила в деревушке Ватерлоо Англия с помощью Пруссии и Австрии. А там подоспеет и 100-летие начала Первой мировой войны…
Мониторинг западных СМИ отчётливо показывает тенденцию, которая особенно отчётливо проявляется всё в той же Англии: главными виновниками Первой мировой войны назначены Россия и Сербия. В нас видят первопричину бойни. Не в Германии, не в той же Англии, а в России. А потом мы задаёмся вопросом о заниженной национальной самооценке. Мы всё время перед кем-то виноваты, что-то кому-то отдаём. Вот с этого и начинается комплекс пораженчества! Представьте, что получится, если ребёнка воспитывать в унизительном духе: «Тебя побили? И правильно, потому что ты дурак. Отобрали игрушку? Правильно, потому что ты глуп». Досадно, что мы в нашей собственной истории ведём себя, как слоны в посудной лавке. И ведь не в прихожей, не в сарае, а в парадной зале нашей истории! Логика неумолимая: не мы в 2014-м, так нас в 2015-м.
– Помочь могли бы кинематографисты, если бы сняли красочный фильм, например, о взятии Парижа…
– Это же богатейший кладезь историй, героических эпизодов, ярких личностей! Море сюжетов, рассказанных будущими декабристами, которые тогда были молодыми офицерами. На каждом шагу, что называется, сюжеты для рассказа. И время ещё есть, если учитывать современные кинематографические темпы. Необходима и масштабная компьютерная игра об этой войне – наша, российская, с русским взглядом на события. Пока это только мечты!
– Отдаём ли мы по большому счёту должное личности победителя Наполеона – императора Александра I?
– Императора Александра I недооценивают. А ведь он реформировал Россию – достаточно вспомнить его соратников от Чарторыйского до Сперанского. Он кардинально изменил историю Европы – своей волей. Когда пошёл против мнения Кутузова, чьё влияние на армию и общество было тогда колоссальным, и принял решение перейти границы империи, продолжить войну. И решение оказалось верным. Сколько последствий для мировой истории имело взятие Парижа! Даже импульс объединения Германии был заложен именно тогда. Пользы Европе он принёс намного больше, чем тот же Наполеон-батюшка. И Османская империя именно при нём превратилась в колосса на глиняных ногах. А независимость Норвегии, перемены в Швеции? Культ Наполеона повсеместно, а нашего императора забыли. Хотя Александр, безусловно, был харизматичным лидером, это подчёркивают все, кто с ним общался.
– И даже заметных памятников ему практически не осталось, за исключением таганрогского. Ни в Москве, ни в Бородине…
– Он заслуживает большего. А мы должны преодолевать дикость, подчас свойственную тем, кто принимает решение о памятниках, торжествах и наградах, и воздавать должное истинным главным героям нашей истории.