М. Николаев, В. Швейцер. Кто был ничем... – М.: Время, 2008. – 496 с. с ил.
В конце 30-х годов прошлого века, перед началом Второй мировой, в советских детских домах проходил медосмотр всех детей. Наиболее крепким на вид мальчишкам приписывали лишних три года жизни. Так в пятнадцать лет они оказывались на фронте…
У документального романа «Кто был ничем...» – непростая история. Американские друзья Михаила Николаева и его жены Виктории Швейцер как-то попросили Михаила рассказать о своей жизни: в советских детдомах, в тылу и на фронте во время войны, в лагерях, в эмиграции. И включили магнитофон.
Позже из расшифровок появилась рукопись романа «Детдом». Ни Михаилу Николаеву, ни Виктории Швейцер (она дописывала роман уже после смерти мужа, следуя магнитофонным записям) не пришлось прибегать к приёмам стилизации. За исключением одного: повествование прерывается точно выбранными цитатами из советских газет того времени. Неспешный, размеренный ход истории, детали, размышления, догадки, отсутствие литературно-художественных приёмов создают невероятный эффект чёрно-белого документального кино на бумаге.
Воспоминания Михаила о детстве беззлобны, лишены обвинительной интонации (она появится позже) по отношению ко времени и власти, отнявшей у него всё – мать, отца, дом, ощущение причастности к роду. И чем спокойнее повествование, тем страшнее картина.
«А сиротство действительно было массовое... В наших детских домах никогда не упоминалось о родителях – вообще ничего. И никогда не случалось, чтобы у кого-нибудь нашлись родственники или кто-нибудь приехал проведать. Все мы были жертвами репрессий; иначе невозможно вообразить, отчего без чумы и без войны враз полностью осиротело столько детей... Практика была такая: чтобы исключить у ребёнка любую возможность воспоминаний, ему давали другую фамилию. ... Прожив жизнь, я так и не знаю, чью фамилию носил».
Начало войны, тяжёлая работа тринадцатилетнего (а по документам – шестнадцатилетнего) мальчишки в тылу на заводах по двенадцать часов в день, потом – фронт.
Атмосфера тех лет передана настолько сильно, что главный сюжет развивается в неизбежном противостоянии. Подросток, прочитавший множество книг, которые поставили течение его мысли на один уровень с человечеством, и – время, навязывающее свои установки.
Поэтому первые строки о фронте выбиваются из общепринятого представления о настроениях того времени: «Мы все рвались на фронт. Не только из любви к родине – хотя и не без этого, – но особенно потому, что в тылу было голодно, а мы слыхали, что на фронте кормят по другой норме. …Я представлял себе атаку, как в кино, вроде конной… А оказалось – гораздо хуже. Это тягомотно, нудно. В танке едешь, ничего не видишь и не слышишь, стоит грохот от мотора… Кроме жуткого неудобства, ничего не ощущаешь».
Все последующие воспоминания Михаила о войне построены по тому же принципу развенчания иллюзий подростка, попавшего на войну. Во время наступления он впервые увидел, как живут люди среднего достатка в других странах: «Нам говорят, они плохо жили, а выходит, что намного лучше нас. … когда врывались в их брошенные дома, то видели их благоустройство, одежду, костюмы...»
Разведшкола, в которую направили Михаила почти перед самой Победой, определила его жизнь после войны. Но внутренний конфликт между системой и человеком только разрастался, поэтому достичь чинов в армии он не мог. А в 1950 году на выборах, подойдя к избирательной урне, стал кричать: «Не голосуйте! Какие же это выборы? Это не выборы, а сплошная ложь, обман!»
Так началась его лагерная жизнь, а потом – эмиграция. Об этом – совсем немного. Но главное сказано: этот человек умудрился стать личностью в детском доме и армии, изначально созданных, чтобы обезличить всех. И может быть, поэтому иногда даже был счастлив…
Книга оборвана, как лента документального кино, как магнитофонная запись, как жизнь человека, так и не закончившего внутреннюю борьбу со своим вторым «я», которое воспитал в нём когда-то детский дом.