Лев Пиляр. От неба не таясь: книга стихов. – М.: У Никитских ворот, 2021. – 220 с.
Лев Пиляр работает в поэзии многие годы. Его вполне можно назвать поэтом зрелым, но понятие зрелости не совсем совместимо с его дарованием. Читая его стихотворения, приникаешь к такому роднику чувств, эмоций, ощущений, что хочется вспомнить детские свои ощущения, когда мечты хороши тем, что недостижимы, а помыслы все сплошь святые.
Старые дома пятиэтажные,
тополя над ними возвышаются.
Ну а я живу напротив, в башенке,
и стихи пишу, играю в шахматы.
Книга Льва Пиляра удивительна по тону. В ней весь его жизненный и творческий опыт концентрируется в художественности, в желании донести до читателя самое главное, без обиняков и недоговорок.
Лев Пиляр в своём творчестве удивительным образом сочетает множество тем со смысловым и интонационным единством. Он может отстраниться от стихотворной ткани, взирать на всё чуть со стороны, мудро и иронично, может, напротив, ворваться в стихи с предельной эмоциональной насыщенностью. И везде при нём остаётся чувство вкуса и стиля.
Земная наша жизнь –
пред вечностью разминка.
Состарился, кажись,
но, как боксёр на ринге,
всё прыгаю, бодрюсь,
удары отбиваю.
Коль драться – так за Русь,
за русское призванье!
Одной из важнейших особенностей творческого метода Пиляра является умение освоить поэтическое пространство. Известно, что по мистическим свойствам языка у каждого ещё не написанного стихотворения уже есть определённое поэтическое время. И поэтому главное – вовремя в него войти, угадать его, не превысить, но и не остановиться раньше, чем надо. Пиляр не любит длинных текстов, он сторонник классических форм, классического понимания, что лирический миг краток. И в этом весьма преуспевает.
Как много снега выпало,
а не было совсем.
Цветущей пахнет липою.
Зима во всей красе!
Не осень карнавальная,
чей скоротечен век.
Зима – купель хрустальная.
Очистись, человек!
Размышляя о творчестве Льва Пиляра, поневоле задумаешься о поэтическом простодушии. Ведь в его стихах много наивности. Но эта наивность вовсе не отсутствие опыта. В ней чистота и острое, выстраданное понимание, что только через простоту, через отсутствие искусственной сложности можно по-настоящему принять и понять мир. Именно понять и принять; таким утончённым натурам, как Пиляр, легко было бы замкнуться в башне из слоновой кости, озаботиться только смыслами чистого искусства, но он такой путь сознательно отринул. Ему необходимо дышать живым воздухом, пусть иногда он и оказывается слишком тяжёл или густ.
От семи до семнадцати
в школе учился.
А потом – бестолковщина,
всё кувырком:
в институты не те поступал,
ничего не закончил,
на дно опустился
и в бесстрастие впал, как буддист,
что с нирваной знаком...
Пиляр не навязывает читателю свою человеческую и лирическую биографию, проговаривается о ней на объёме книги сравнительно редко, но вынуждает читателя всё время задумываться, что пережил лирический герой, альтер эго автора, чтобы писать так, как он пишет. За биографией Пиляра – объём не фактологический, а смысловой. В ней присутствует некий конспирологический подтекст, мы видим явления, но не видим причину. И это заставляет причину реконструировать, и в этой реконструкции ты уже внутри текста, поэзия погружается в себя, и из созерцания мы переходим к активной работе души.
Долгий путь от семи
до семидесяти.
Коль пройдёшь его –
скажешь: «О, жизнь!
Не вали меня, сильная,
Смилуйся.
Дай ещё
по земле покружить!»
Пиляр легко и непринуждённо обращается с поэтической оптикой. Он переводит свою линзу с внутреннего мира на внешний, стараясь не пугаться их разности, искать то, почему они составляют одну вселенную для человека. Он может быть вовлечён в любой политический контекст, может негодовать, и в этом никогда нет истерики, но всегда есть благородство:
Мы – разные по крови,
но русские по духу.
Не победит нас кувид,
а глобализм пусть рухнет:
он в нашу жизнь вмешался
и много зла наделал.
Ещё остались шансы
восстать душой и телом!
Путешествие по этой книге сродни путешествию по большой и прекрасной стране. Эта страна – душа поэта.
Во все времена много копий ломалось на теме, что важнее в поэзии: искренность высказывания или безупречность стиля? Пиляр отвечает на этот вопрос по-своему. Стиль, органичность языка, отсутствие стилевых длиннот, случайных пустот впитаны им с самых первых поэтических шагов. Он знает цену словам и их правильному порядку, каким бы общим местом это ни звучало. Он слышит слово, проговаривает его, оценивает со всех сторон, взвешивает, проверяет на прочность и только потом вплетает в стих. Но при этом и таинственная сила русской напевности, магия силлаботонического ритма, и простота и честность высказывания для него равны самой поэзии. Без этого он не исполнит своей мысли, не ощутит биение чужого сердца как своего. Подобный стилевой эмоциональный сплав характеризует все стихи книги, а там, где надо подчеркнуть ту или иную составляющую, поэт делает это весьма успешно. Вот тут фанатично озабочен чистотой стиля:
Под куполом небесным
голубым
жить интересно –
мною мир любим.
Он каждый день
общается со мной.
Душа везде –
я окружён душой!
А здесь ему необходимо прямое воздействие. Без приглаживаний и стилевых ухищрений:
Деревья – тоже граждане России:
они страдают за свою страну.
Мы здоровее жили и красиґвей.
Теперь на Марс летим и на Луну.
Ну а природа наша заболела:
горят леса, в людей пропала вера!
Наверное, можно сказать, что эта книга находится в перекрестье и другой дискуссии. Она – о соответствии образа автора и образа лирического героя. Должны ли они быть идентичны? И как эту идентичность определить? Так, за многими стихами Бродского стоит совсем другой человек, другой образ, тот, кем Бродский хотел быть, но не мог по тем или иным обстоятельствам. Но догадаться об этом можно, только поймав биографию поэта за хвост и вытянув её из трясины мифологии. То же самое в лирических откровениях Рубцова. Можно ли делать свою личную историю переживаний интересной для всех? Или надо строить из себя героя? Пиляр с удивительной тонкостью подходит к этой проблеме. Для него сила не в количестве любовных приключений или подчёркнутой богемной поэтичности биографии. Сила для него в самой принадлежности к русской поэтической школе, питающейся таким количеством соков, что можно сажать своё дерево в любом месте. Лишь бы выросло. Лишь бы не подкачало и оказалось высоким и ветвистым. Проникновенность стихотворной речи для Пиляра ценнее любых внешних эффектов и красивостей. Для него поэзия смысл жизни. А разве смысл может быть лживым?
Под небоцветом, небосветом
Я не могу не быть поэтом.
Кто скажет, что это слабее, чем: «Поэтом можешь ты не быть…»?
Сейчас поэтические книги больше похожи на золушек. Шанс стать принцессой есть у каждой. Я уверен, эта книга использует этот шанс одной из первых.