ЭПОХА
Признаюсь, люблю рыжих! Людей, от которых словно бы исходит дополнительный свет. Помните весёлую дразнилку из мультфильма: «рыжий, рыжий, конопатый убил дедушку лопатой». (Впрочем, от зависти к рыжим чего только не скажут!) А того солнечного мультперсонажа помню до сих пор как одну из радостей детства.
На свидание к моему рыжему герою ноги несли быстрее обычного. Жаль, конечно, что вмешалось Время – жёсткий редактор, и наградило его сединой, но всё равно он, по сути, тот же – рыжий, рыжий… И продолжает светить! (Невзирая на не слишком-то погожую погоду, стоящую сегодня в стране Анимация.) Вот и дом его. Где ж тот балкон, на который прилетел Винни Пух? Сказки, вы скажете. Да нет, и даже не кино! Самый настоящий коричнево-круглый медвежонок, как заправский парашютист, опустился однажды на балкон четвёртого этажа на сорока воздушных шарах, наполненных гелием. Тогда, 10 лет назад, моему рыжему герою с четвёртого этажа исполнилось только лишь 80! А поздравил его таким оригинальным способом свой человек, тоже из рыжих, – придумщик и фантазёр Александр Татарский.
Надо будет обязательно выяснить, что он придумал теперь, по случаю того, что Фёдору Савельевичу Хитруку, патриарху отечественной анимации, грянуло 90. (Тут уместно назвать саму дату рождения Фёдора-старшего – 1 мая 1917 года.)
, режиссёр-аниматор, художник, сценарист, педагог, переводчик, народный артист СССР, дважды лауреат Госпремии СССР, лауреат Госпремии ГДР, премии имени В. Старевича, премии «Золотой Орёл», обладатель «Ники» 2007 года «За выдающийся вклад в российский кинематограф», почётный президент АСИФА (Международная анимационная ассоциация)
– Фёдор Савельевич, вы человек публичный уже давно, и сегодняшнее интервью далеко не первое…
– Будем считать, сто первое!
– Но чаще всего вам в последнее время приходится говорить о фестивалях, о молодых их лауреатах – ваших учениках. Слава богу, они есть! А помните ли вы свои первые шаги на пути в анимацию? «Союзмультфильм» тогда догадывался, кто к ним пришёл?
– Ого!.. Мы так, чего доброго, придём к моменту моего рождения! Ну что ж, в 1936-м меня турнули из техникума ОГИЗ – я прогулял полторы недели из-за того, что к ноябрьским дням мы с другом делали оформительскую халтуру. Дома говорить об этом боялся – отец у нас был очень строг. И каждый день исправно ходил как будто на занятия. Я бы, правда, всё равно оттуда ушёл, потому что техникум менял свой профиль – с художественного на полиграфический, а я собирался стать художником-иллюстратором. Но не успел – ушли меня. И тогда мой товарищ привёл меня в Институт повышения квалификации художников-графиков на Знаменку. И, что самое интересное, меня приняли. Попал в компанию совсем взрослых художников. А я, надо сказать, очень быстро рисовал. Нам ставили обнажённую натуру на 16 часов. Я за полчаса нарисую, а в оставшееся время стираю, «улучшаю», в общем, порчу свой рисунок. Мой преподаватель Михаил Михайлович Козаков заметил это и говорит: «Вам бы попробовать толкнуться к нам на студию». Вот точно этими словами сказал, как сейчас помню. Он работал на студии «Союзмультфильм», о которой я ничего не знал. Но «толкнулся», пришёл. Был там такой Башкиров – начальник производства: даже не стал смотреть мои рисунки, сказал: «Нет, вы нам не нужны». И во мне заговорило самолюбие – двадцать лет ведь всего было. Я шёл и думал: как же так, это ведь то, о чём я мечтал, – быть актёром, писателем, дирижёром, художником – всем сразу. И мне в этом отказано! При этом надо сказать, что первое своё потрясение, связанное с мультипликацией, я пережил раньше, в 35-м году, когда в СССР привезли три фильма Диснея: «Микки-дирижёр», «Три поросёнка» и «Забавные пингвины». Я не мог понять, какие руки это сделали, что за волшебники это сотворили!.. Несколько раз упорно наведывался на студию и слышал тот же отказ. И вдруг в газете объявление о том, что студии «Союзмультфильм» нужен художник-мультипликатор. Был, конечно, конкурс. Из 30 человек выбрали двух – я был в числе этого счастливого меньшинства. Стал всего-навсего стажёром. Это случилось 10 ноября 1937 года.
– С чего вы начинали, помните свои первые работы?
– Первое, что я нарисовал, – раскадровку к басне Крылова «Мартышка и очки». Сделал её за полчаса. Это работодателей подкупило. Мне повезло, я же с обезьянками давно и хорошо был знаком!..
Он посмеивается, только не пойму над кем: над въедливым интервьюером или над теми, кто проэкзаменовал его «обезьяньей» раскадровкой? Пытаюсь увидеть убелённого сединами мэтра каких-то семь десятилетий назад. И мне кажется, что вижу я тот самый рыжий «хохолок Феденьки», который запомнился студийцам. Впрочем, время «позарилось» и на этот хохолок.
…Я ведь их уже столько нарисовал к тому моменту, пропадая в зоопарке Штутгарта! Там были обезьяны, волки и старый лев, но он всё время дремал. Совсем небольшой зоопарк. Известно, что животные вообще позировать не любят. А особенно обезьяны – слишком подвижный народ. Отчего я и выработал привычку рисовать очень быстро. В Германии же оказался вместе с семьёй: отец – инженер-станкостроитель – был откомандирован туда на три года, принимать станки у Сименса, у Крупа. Именно с его штампом они отправлялись в Россию. А я, будучи отроком, учился в художественно-ремесленном училище. Уезжали мы из Германии уже при Гитлере в 34-м. И каким-то чудом наша семья не попала под репрессии. В войну мне суждено было стать переводчиком, немецкий-то знал прилично. Кстати, и во время войны и ещё спустя годы побывал в Штутгарте, в тех самых местах. Видел разрушения после бомбёжек, а потом всё заново восстановленное, кроме остова церкви – его сохранили как напоминание. Не спрашивайте, говорить о войне не хочу – ненавижу войну. Скажу только, что были минуты, когда я думал, что вот сейчас могу выстрелить и убить кого-то из своих бывших однокашников. И они тоже меня могут убить…
Чтобы завершить тему войны, добавлю: в общей сложности она отняла у Фёдора Савельевича 6 лет. После Победы он оставался служить в Берлине переводчиком. Только в ноябре 47-го вернулся на «Союзмультфильм». И всё опять с нуля, с самого начала.
– Ну коли так, тогда давайте вернёмся к гражданской жизни. Итак, вам 20 лет и обезьянки Штутгарта помогли выиграть конкурс…
– Первая сделанная мной сцена была в полном смысле трагической, потому что сидел я над ней три месяца. А она была ровно на 10 секунд – четыре с половиной метра. Хотя у нас считается большой сценой. Меня опекал Иван Петрович Иванов-Вано, наш классик. Он дал задание: изобразить утёнка, который показывает фокус – расстилает салфетку, потом снимает её, а там – ап, и пёсик должен сидеть. Мне никто не объяснил, как это нужно делать, только в двух словах рассказали, что такое мультипликация. Я решил, что для меня это сущий пустячок: рисую человека с поднятой рукой, потом – с опущенной, фазовщик делает промежуточные фазы, затем это снять, на плёнке показать – и всё заживёт. Боже мой, подумал, какая малость! И что же?! У меня ничего не получилось! Провал! Меня уже должны были уволить.
– Эту самую сцену с пёсиком не смогли сделать? Где «ап»?
– Не сделал! Можете себе представить, три месяца работаешь над одним рисунком, и ничего не выходит. В полной прострации я стал фланировать по студии. А рядом был кинотеатр, меня потянуло в кино. Это заметили, уличили при всех – публичный позор! Я и так был застенчив и в себе не уверен…
Потом, правда, та, которая меня прилюдно отругала, сама же и протянула руку помощи и фактически спасла – пригласила быть её ассистентом. Это была картина «Муха-цокотуха». Мне поручили нарисовать, конечно, не Муху – главную героиню, а массовку – букашек-таракашек, которые вместе с Мухой идут на базар. И тут я сделал такие разнохарактерные типажи, организовал всё по системе Станиславского. Так я и остался на студии. Мою спасительницу звали Епифанова Фаина Георгиевна – имя, дорогое моей памяти. Между прочим, все наши мужчины были в неё влюблены, а я ещё и побаивался. Если бы не она…
Спасибо вам, Фаина Георгиевна, и, конечно же, Его величество Случаю, что не оставили нас в итоге без Винни Пуха, Бонифация и Топтыжки! А ещё без «Истории одного преступления», «Человека в рамке», «Острова», знаменитой ленты «Фильм, фильм, фильм»… Скольких радостей мы бы могли лишиться…
…А уж когда мне доверили самостоятельную сцену в «Дяде Стёпе», счастье меня буквально переполняло. Второстепенный персонаж, дворник, подметает двор и говорит только «ох-ох» – такой вот богатый монолог. Я понимал, что далеко не главный герой тоже должен быть характерным, и мне надо придумать его и сыграть. Делал это с вдохновением невозможным! Ходил по коридору и репетировал, искал движения и походку – как он шагает-ковыляет с метлой на своих ревматических ногах, потом рисовал. Целый месяц жил в образе дворника. Режиссёр Владимир Сутеев полистал мои компоновки и отдал в фазовку без поправок. Я был сам не свой, как будущий отец перед родильным домом. И вот ещё один незабываемый момент, когда меня позвали: «Хитрук, в просмотровый!» Сначала шли разные чужие сцены, я всё ждал, увлёкся и прозевал – не сразу узнал своего дворника. Идёт какой-то старичок и охает, потом спохватился – Господи, да это же мой дворник охает! Идёт без меня и метлой машет. Ну, это было счастье, сравнить ни с чем нельзя!
– Что, неужели даже с получением высокой премии мирового кино – «Серебряной ветви» в Каннах?
– Да нет, что вы!.. Те ощущения можно сопоставить разве что с чудом рождения ребёнка. То есть его, конечно, может родить только моя жена. А тут я сам его сотворил! И это притом, что я к тому моменту уже почти год провёл на студии, и мне уже казалось, что мультипликаторы – это самые обыкновенные люди и никакие мы не волшебники. И в том, как делается мультипликация, полагал я, большой тайны нет.
– Сегодня, с позиции своего опыта, вы так же думаете?
– Нет! Я возвращаюсь к тому, что анимация – это всё-таки чудо, ворожба. И как жалко, что люди быстро привыкают к чуду...
Человека всегда тянет подойти к окну, потому что за ним мир. За каждым окном – кусочек общего мира! А с некоторых пор в наших домах стали появляться ещё и виртуальные окна. Вот и я распахнула его в который раз. А там... ходит и ходит своей трогательной походкой это чудо винни-пуховое цвета молочного шоколада по главной странице сайта «Аниматор.ру». И прежде чем предоставить возможность погрузиться в содержимое сайта, он берёт с меня дань – «давай в прятки!». И топает себе по экрану монитора из-за левой «кулисы» в правую, потом обратно. Но по дороге ещё остановится, на меня поглядит-поморгает, лапой махнёт – «привет-пока!» – и опять топает прятаться. Усилием воли выхожу из игры и отправляюсь… не на сайт даже, а в целую страну: большую, густонаселённую – одного народу только 8 тысяч персон, да фильмов 6 тысяч, да ещё полторы тысячи слайдов к ним. Пожалуй, хватит цифр! Проще сказать деловым языком: сайт сработан на редкость профессионально, с грамотной системой навигации. А чтоб уж совсем всем всё стало понятно – очень хорошо там виртуальное пространство структурировано и решено многовариантно. Вот теперь, надеюсь, всё ясно. Кроме одного – тот, кто оживляет эту картинку через всевозможные кнопки, связывает всё это закулисье воедино и делает работоспособным, называется веб-программист и зовут его Фёдор Хитрук. Добавим – младший. У внука именитого деда это первое интервью, в котором он не скажет, что ведёт этот сайт абсолютно бесплатно. А когда я спросила, видя ссылку об участии Федерального агентства по печати, – «был ли грант?», он только коротко кивнул – «да». Уже потом я узнала, что грант этот «случился» задним числом, когда уже была проделана огромная работа и никто ни на что не рассчитывал. Сегодня сайту «Аниматор.ру» 6 лет, и он вполне мог бы принять участие в конкурсе лучших сайтов, кабы не скромность да занятость авторов-создателей (справедливости ради надо сказать, что кроме программиста Феди Хитрука над сайтом трудились ещё два энтузиаста – Сергей Капков и Алексей Науменков). Кстати, скромность знаменитого деда тоже хорошо известна в среде аниматоров. Кажется, скромность и достоинство – две стороны одной бесценной медали...
, генеральный директор «ПГ КОНТУР», выпускник механико-математического факультета МГУ
– Фёдор, твой дед появился на свет в начале ХХ века, который ты «закрывал», и оба вы в реалиях века XXI. Рядом с тобой эпоха, живая история – учебника не надо! Но если Фёдор Савельевич личность известная, то ты пока – нет, что в 27 лет нормально, всё ещё впереди. Твоя юность совпала с нашествием Интернета в Россию, и ты делом жизни выбрал это суперсовременное направление. Как тебе кажется, ты в жизни состоялся?
– Рано ещё говорить. Просто считаю, что нашему поколению повезло: мы попали в такой временной период, когда ломались устои и пришли новые реалии. Кто-то занялся финансами, но это не моё. Когда я пришёл на первый курс мехмата, то думал: «как здорово – у моей науки двухвековая история, она такая красивая, интересная». Но чем дальше я вникал в детали, тем больше понимал, что все сливки в науке давно собраны. Осталось лишь нечто абстрактное. И я пошёл работать в компанию, которая специализируется на разработке компьютерных программ. Надо было учиться и деньги зарабатывать, потому что в 90-е моим родителям-музыкантам пришлось нелегко. И вот работаю уже 9 лет. Наше подразделение со временем выделилось в отдельную компанию «Контур».
А вообще куда больше повезло тем, кто моложе нас лет на десять. Открылись фантастические перспективы. Понятно, что для людей, у кого были профессия и опыт, к сожалению, вся жизнь перевернулась. А у молодых ещё ничего за плечами нет – им проще принимать решения.
– Есть ощущение, что возможно всё? Стоит только захотеть – и…
– Если бы вы спросили меня лет пять–семь назад, я бы сказал – да, всё! А сейчас время уже другое, но всё равно можно многое, и поэтому сложно сказать, состоялся я или нет. Пожалуй, в профессии, которой меня не учили, состоялся. Потому что моё программирование ничего общего с моим классическим образованием не имеет. Я знаю точно, что использую сейчас лишь процентов пять из того, чему меня учили. Хотя я очень рад, что учился в математической школе, где были замечательные педагоги, что пошёл именно на мехмат, – это база знаний, то, что развивает мозги.
– Чем ты занят сегодня?
– Наша компания - это трёхмерные технологии в Интернете. Направление очень перспективное. У нас есть собственные наработки. Мы молоды, но, можно сказать, востребованы, есть динамика. Есть и конкуренты, хотя немного – технология новая, ей всего пять лет.
– В работе программиста есть рутина?
– Рутина есть везде, даже в анимации. Но я её не боюсь. Хотя всегда занимался тем, что придумывал что-то новое, неким творческим делом. Вот не было ничего, а я создал такие программы, которые работают, людям помогают, в которых есть интересная логика. Это, конечно, не анимация! Но я скажу, и в математике есть творчество! Там своя красота чисел, пространств многомерных, которую не все могут понять. Именно математика научила меня любить простые задачи, у которых сложные решения, и наоборот.
– А какие в таком случае творческие планы?
– Возможно, когда-нибудь я и займусь творчеством в чистом виде, может быть, сделаю фильм, если возникнет идея стоящая. Но вымучивать ничего не буду. Всё-таки имя Фёдор Хитрук ко многому обязывает.
– Дед, кстати, говорит, что у тебя золотые руки. Дескать, когда приходишь к нему, то чинишь розетки и всё такое прочее…
– Знаете, когда я был школьником и была пора дефицита, то в летние каникулы ездил с дачи в Москву за деталями для велосипеда с тем, чтобы самому его собрать. Папа подшучивал надо мной, что вот растёт в семье автослесарь, но был рад, потому что в доме нашем всегда что-то ломалось, и была проблема, как это чинить. Но я чинил. А дедушка, кстати, на том велосипеде тоже покатался.
–- Не понимаю, каким же образом тебе удалось миновать музыкальную школу? Неужели в семье музыкантов такое бывает?
– В семье не без урода, у меня не оказалось слуха. Родители, правда, пытались его развивать и, надо сказать, не вполне безуспешно. Но спасло меня то, что музыкальными оказались младшие сестра с братом, и все силы были брошены на них. Из двух старших сестёр одна тоже музыкант. А вообще родителям перечить тяжело – они же давят. Вот брат Николка проявил настоящее мужество. На отчётных концертах он блистал, но твёрдо сказал, что музыкантом не будет, и поступил учиться на звукорежиссёра. Ему сейчас 17. Думаю, он будет ближе к анимации…
Фёдор-старший шутит: «Я не был плодовитым отцом, зато я очень плодовитый дед». Сын подкорректировал отца. Пять внуков – великий подарок!
…Кстати, папа стал пианистом исключительно по воле своих родителей. Это потом уже он выучил английский и стал заниматься переводами книг и статей о музыке. А у дедушки абсолютный слух.
– И ведь твой потрясающий дед, что интересно, в последнее время тоже занялся переводами. Я недавно обнаружила в «Киноведческих записках» его перевод с английского «Анимационной книги» Кита Лейборна. А он даже не упомянул об этом! И сейчас сам пишет книгу об анимации, сидит за компьютером. Говорит, ругают его родные, что подолгу у монитора, но ты всё равно молодец – сделал ему такой подарок.
– Дедушка хорошо знает английский и немецкий и немного французский. А компьютер у него уже 7 лет. Я ему немножко показал, и он сам многому научился, освоил даже быстрее, чем папа. Вообще он без дела сидеть не может. Отсматривает фильмы учеников, переписывает кассеты, ему важно оставаться востребованным. К нему приезжают и показывают свои работы молодые, потому что он человек честный, но тактичный. Мягкий. Я его другим и не знал, а папа говорит, что он был строгим и бескомпромиссным.
Я у дедушки часто бываю, мы говорим не только о насущном, но и о времени, в котором он жил, мне интересно слушать его истории. Он хочет знать, чем я живу, хотя работу программиста представляет слабо. Ему многое в жизни интересно. Он много читал и видел, много знает, тоже любит поделать что-то руками. Кстати, мы схожи по характеру. Иногда вместе смотрим кино. Вот только о политике не говорим – мне его здоровье дорого.
На прощание я каждому из своих героев задала один и тот же вопрос.
– Фёдор Савельевич, о чём болит душа?
– Я пережил горечь потери «Союзмультфильма». Наша студия не смогла устоять в период сотрясения перестройки – авантюрист пришёл и обманул её как последнюю девчонку! Случился самый настоящий захват студии, её наследия. Пошёл делёж прокатных копий, права на показ. Это большие доллары. Выяснилось, что наши фильмы хорошо продавались. Мы этого даже не знали. В общем, налетела стая воронов на художников и разграбила! Говорят, художник беззащитен, но что же в самом деле за доверчивость… обвели вокруг пальца как последних дураков!
– Может ли что-нибудь спасти всемирно известную студию? Или флагман российской анимации идёт ко дну?
– Я много думал и пришёл к выводу, что, видимо, всё имеет свой срок. Возможно, «Союзмультфильм» выполнил свою миссию. Я об этом рассуждаю в своей книге…
– Но ведь 70 лет для студии – это не срок! И потом, есть в стране дети – её стратегический запас и, извините, жадные потребители волшебного экрана! Советская анимация детей холила и лелеяла – учила и воспитывала. Я бы сказала, государство худо-бедно содержало в лице студии всероссийскую Няню.
– А теперь их «воспитывает», то есть портит вкус и сознание, наше агонизирующее телевидение. Речь не идёт о познавательных передачах и канале «Культура» – всё-таки есть светлые пятна. Мы сокрушаемся об анимации. Но она выживет. Я не сомневаюсь в этом. Она будет разнообразной. Может быть, приобретёт свою ценность классическая анимация, потому что на неё постепенно возвращается спрос. Людям обрыдли монстры. И есть у нас грамотные аниматоры. Хотя, я думаю, «Заколдованного мальчика» уже не будет, или «Снежной королевы», или «Бемби». Как никто не напишет вторую «Женитьбу Фигаро». Как не родится второй Моцарт. Ничего не поделаешь…
Болит душа, как у всякого – за свою страну… Вы видели наш двор? Кругом супермашины, некуда приткнуть мою маленькую «Оку». Это стал дом миллионеров. Если судить по этому двору, то страна наша страшно разбогатела. Если судить по другим реалиям, то сильно обеднела. Человек сегодня повержен в одиночество как никогда. Он предоставлен самому себе, как будто он находится на необитаемом острове, как в моём фильме «Остров». Учиться, лечиться, даже помереть и быть нормально похороненным – на это просто нет денег у множества людей. Значит, мы стали заложниками в собственной стране. Ещё более меня приводит в отчаяние – это нравственная сторона. Ведь то, что позволяет себе телеэкран, – это разрушение даже не нравственности в целом, а каждой личности в отдельности. Драки, насилие, мошенничество. А где вера и надежда?! Ценностями жизни стали голубой бассейн и бунгало!.. То есть нас уговаривают принять это за главный идеал…
Я так надеюсь на Федю, он умный мальчик, поддержка семьи. Но, Боже мой, куда же мы придём? Душа болит за судьбу не свою уже, а за судьбу своей семьи – детей и внуков и, простите за высокопарность, своего народа.
И вдруг как-то очень к месту и торжественно раздался бой старинных часов. Словно бы само Время поставило точку в нашем разговоре.
– Федя, о чём-нибудь душа болит?
– Не буду говорить, что у меня душа болит за Россию. Нет у меня, наверное, такого права. Я из тех, кто считает, что нужно делать своё маленькое дело и так вот двигать и развивать страну. Тихо, спокойно, и от этого, надеюсь, выиграют все. Могу сказать лишь, что я, как мне кажется, очень люблю Россию. Не знаю почему. Может быть, оттого, что мы с отцом много ходили в детстве в ближние и дальние походы. Я не так уж много видел пока, но то, что видел здесь, – люблю. И Москву – тоже, маленькие улочки и переулки старого Арбата, где родился и детство прошло. А вот ужасы жизни, которые есть, – с ними нельзя примириться, тут душа и впрямь болит. Я оптимист по жизни и математик, который знает, что всегда есть варианты решений. Но состояние, когда понимаешь, что независимо от тебя сейчас может случиться что-то плохое, я очень сильно не люблю.
И тут, – честное слово, такое удивительное совпадение, – последние слова продолжил бой уж других часов. Это XXI век отстучал свой очередной и неповторимый отрезок Времени.
Признаюсь, люблю рыжих! Людей, от которых словно бы исходит дополнительный свет. Помните весёлую дразнилку из мультфильма: «рыжий, рыжий, конопатый убил дедушку лопатой». (Впрочем, от зависти к рыжим чего только не скажут!) А того солнечного мультперсонажа помню до сих пор как одну из радостей детства.
На свидание к моему рыжему герою ноги несли быстрее обычного. Жаль, конечно, что вмешалось Время – жёсткий редактор, и наградило его сединой, но всё равно он, по сути, тот же – рыжий, рыжий… И продолжает светить! (Невзирая на не слишком-то погожую погоду, стоящую сегодня в стране Анимация.) Вот и дом его. Где ж тот балкон, на который прилетел Винни Пух? Сказки, вы скажете. Да нет, и даже не кино! Самый настоящий коричнево-круглый медвежонок, как заправский парашютист, опустился однажды на балкон четвёртого этажа на сорока воздушных шарах, наполненных гелием. Тогда, 10 лет назад, моему рыжему герою с четвёртого этажа исполнилось только лишь 80! А поздравил его таким оригинальным способом свой человек, тоже из рыжих, – придумщик и фантазёр Александр Татарский.
Надо будет обязательно выяснить, что он придумал теперь, по случаю того, что Фёдору Савельевичу Хитруку, патриарху отечественной анимации, грянуло 90. (Тут уместно назвать саму дату рождения Фёдора-старшего – 1 мая 1917 года.)
, режиссёр-аниматор, художник, сценарист, педагог, переводчик, народный артист СССР, дважды лауреат Госпремии СССР, лауреат Госпремии ГДР, премии имени В. Старевича, премии «Золотой Орёл», обладатель «Ники» 2007 года «За выдающийся вклад в российский кинематограф», почётный президент АСИФА (Международная анимационная ассоциация)
Сто первое интервью – Фёдор-старший о времени и о себе
– Фёдор Савельевич, вы человек публичный уже давно, и сегодняшнее интервью далеко не первое…
– Будем считать, сто первое!
– Но чаще всего вам в последнее время приходится говорить о фестивалях, о молодых их лауреатах – ваших учениках. Слава богу, они есть! А помните ли вы свои первые шаги на пути в анимацию? «Союзмультфильм» тогда догадывался, кто к ним пришёл?
– Ого!.. Мы так, чего доброго, придём к моменту моего рождения! Ну что ж, в 1936-м меня турнули из техникума ОГИЗ – я прогулял полторы недели из-за того, что к ноябрьским дням мы с другом делали оформительскую халтуру. Дома говорить об этом боялся – отец у нас был очень строг. И каждый день исправно ходил как будто на занятия. Я бы, правда, всё равно оттуда ушёл, потому что техникум менял свой профиль – с художественного на полиграфический, а я собирался стать художником-иллюстратором. Но не успел – ушли меня. И тогда мой товарищ привёл меня в Институт повышения квалификации художников-графиков на Знаменку. И, что самое интересное, меня приняли. Попал в компанию совсем взрослых художников. А я, надо сказать, очень быстро рисовал. Нам ставили обнажённую натуру на 16 часов. Я за полчаса нарисую, а в оставшееся время стираю, «улучшаю», в общем, порчу свой рисунок. Мой преподаватель Михаил Михайлович Козаков заметил это и говорит: «Вам бы попробовать толкнуться к нам на студию». Вот точно этими словами сказал, как сейчас помню. Он работал на студии «Союзмультфильм», о которой я ничего не знал. Но «толкнулся», пришёл. Был там такой Башкиров – начальник производства: даже не стал смотреть мои рисунки, сказал: «Нет, вы нам не нужны». И во мне заговорило самолюбие – двадцать лет ведь всего было. Я шёл и думал: как же так, это ведь то, о чём я мечтал, – быть актёром, писателем, дирижёром, художником – всем сразу. И мне в этом отказано! При этом надо сказать, что первое своё потрясение, связанное с мультипликацией, я пережил раньше, в 35-м году, когда в СССР привезли три фильма Диснея: «Микки-дирижёр», «Три поросёнка» и «Забавные пингвины». Я не мог понять, какие руки это сделали, что за волшебники это сотворили!.. Несколько раз упорно наведывался на студию и слышал тот же отказ. И вдруг в газете объявление о том, что студии «Союзмультфильм» нужен художник-мультипликатор. Был, конечно, конкурс. Из 30 человек выбрали двух – я был в числе этого счастливого меньшинства. Стал всего-навсего стажёром. Это случилось 10 ноября 1937 года.
– С чего вы начинали, помните свои первые работы?
– Первое, что я нарисовал, – раскадровку к басне Крылова «Мартышка и очки». Сделал её за полчаса. Это работодателей подкупило. Мне повезло, я же с обезьянками давно и хорошо был знаком!..
Он посмеивается, только не пойму над кем: над въедливым интервьюером или над теми, кто проэкзаменовал его «обезьяньей» раскадровкой? Пытаюсь увидеть убелённого сединами мэтра каких-то семь десятилетий назад. И мне кажется, что вижу я тот самый рыжий «хохолок Феденьки», который запомнился студийцам. Впрочем, время «позарилось» и на этот хохолок.
…Я ведь их уже столько нарисовал к тому моменту, пропадая в зоопарке Штутгарта! Там были обезьяны, волки и старый лев, но он всё время дремал. Совсем небольшой зоопарк. Известно, что животные вообще позировать не любят. А особенно обезьяны – слишком подвижный народ. Отчего я и выработал привычку рисовать очень быстро. В Германии же оказался вместе с семьёй: отец – инженер-станкостроитель – был откомандирован туда на три года, принимать станки у Сименса, у Крупа. Именно с его штампом они отправлялись в Россию. А я, будучи отроком, учился в художественно-ремесленном училище. Уезжали мы из Германии уже при Гитлере в 34-м. И каким-то чудом наша семья не попала под репрессии. В войну мне суждено было стать переводчиком, немецкий-то знал прилично. Кстати, и во время войны и ещё спустя годы побывал в Штутгарте, в тех самых местах. Видел разрушения после бомбёжек, а потом всё заново восстановленное, кроме остова церкви – его сохранили как напоминание. Не спрашивайте, говорить о войне не хочу – ненавижу войну. Скажу только, что были минуты, когда я думал, что вот сейчас могу выстрелить и убить кого-то из своих бывших однокашников. И они тоже меня могут убить…
Чтобы завершить тему войны, добавлю: в общей сложности она отняла у Фёдора Савельевича 6 лет. После Победы он оставался служить в Берлине переводчиком. Только в ноябре 47-го вернулся на «Союзмультфильм». И всё опять с нуля, с самого начала.
– Ну коли так, тогда давайте вернёмся к гражданской жизни. Итак, вам 20 лет и обезьянки Штутгарта помогли выиграть конкурс…
– Первая сделанная мной сцена была в полном смысле трагической, потому что сидел я над ней три месяца. А она была ровно на 10 секунд – четыре с половиной метра. Хотя у нас считается большой сценой. Меня опекал Иван Петрович Иванов-Вано, наш классик. Он дал задание: изобразить утёнка, который показывает фокус – расстилает салфетку, потом снимает её, а там – ап, и пёсик должен сидеть. Мне никто не объяснил, как это нужно делать, только в двух словах рассказали, что такое мультипликация. Я решил, что для меня это сущий пустячок: рисую человека с поднятой рукой, потом – с опущенной, фазовщик делает промежуточные фазы, затем это снять, на плёнке показать – и всё заживёт. Боже мой, подумал, какая малость! И что же?! У меня ничего не получилось! Провал! Меня уже должны были уволить.
– Эту самую сцену с пёсиком не смогли сделать? Где «ап»?
– Не сделал! Можете себе представить, три месяца работаешь над одним рисунком, и ничего не выходит. В полной прострации я стал фланировать по студии. А рядом был кинотеатр, меня потянуло в кино. Это заметили, уличили при всех – публичный позор! Я и так был застенчив и в себе не уверен…
Потом, правда, та, которая меня прилюдно отругала, сама же и протянула руку помощи и фактически спасла – пригласила быть её ассистентом. Это была картина «Муха-цокотуха». Мне поручили нарисовать, конечно, не Муху – главную героиню, а массовку – букашек-таракашек, которые вместе с Мухой идут на базар. И тут я сделал такие разнохарактерные типажи, организовал всё по системе Станиславского. Так я и остался на студии. Мою спасительницу звали Епифанова Фаина Георгиевна – имя, дорогое моей памяти. Между прочим, все наши мужчины были в неё влюблены, а я ещё и побаивался. Если бы не она…
Спасибо вам, Фаина Георгиевна, и, конечно же, Его величество Случаю, что не оставили нас в итоге без Винни Пуха, Бонифация и Топтыжки! А ещё без «Истории одного преступления», «Человека в рамке», «Острова», знаменитой ленты «Фильм, фильм, фильм»… Скольких радостей мы бы могли лишиться…
…А уж когда мне доверили самостоятельную сцену в «Дяде Стёпе», счастье меня буквально переполняло. Второстепенный персонаж, дворник, подметает двор и говорит только «ох-ох» – такой вот богатый монолог. Я понимал, что далеко не главный герой тоже должен быть характерным, и мне надо придумать его и сыграть. Делал это с вдохновением невозможным! Ходил по коридору и репетировал, искал движения и походку – как он шагает-ковыляет с метлой на своих ревматических ногах, потом рисовал. Целый месяц жил в образе дворника. Режиссёр Владимир Сутеев полистал мои компоновки и отдал в фазовку без поправок. Я был сам не свой, как будущий отец перед родильным домом. И вот ещё один незабываемый момент, когда меня позвали: «Хитрук, в просмотровый!» Сначала шли разные чужие сцены, я всё ждал, увлёкся и прозевал – не сразу узнал своего дворника. Идёт какой-то старичок и охает, потом спохватился – Господи, да это же мой дворник охает! Идёт без меня и метлой машет. Ну, это было счастье, сравнить ни с чем нельзя!
– Что, неужели даже с получением высокой премии мирового кино – «Серебряной ветви» в Каннах?
– Да нет, что вы!.. Те ощущения можно сопоставить разве что с чудом рождения ребёнка. То есть его, конечно, может родить только моя жена. А тут я сам его сотворил! И это притом, что я к тому моменту уже почти год провёл на студии, и мне уже казалось, что мультипликаторы – это самые обыкновенные люди и никакие мы не волшебники. И в том, как делается мультипликация, полагал я, большой тайны нет.
– Сегодня, с позиции своего опыта, вы так же думаете?
– Нет! Я возвращаюсь к тому, что анимация – это всё-таки чудо, ворожба. И как жалко, что люди быстро привыкают к чуду...
Человека всегда тянет подойти к окну, потому что за ним мир. За каждым окном – кусочек общего мира! А с некоторых пор в наших домах стали появляться ещё и виртуальные окна. Вот и я распахнула его в который раз. А там... ходит и ходит своей трогательной походкой это чудо винни-пуховое цвета молочного шоколада по главной странице сайта «Аниматор.ру». И прежде чем предоставить возможность погрузиться в содержимое сайта, он берёт с меня дань – «давай в прятки!». И топает себе по экрану монитора из-за левой «кулисы» в правую, потом обратно. Но по дороге ещё остановится, на меня поглядит-поморгает, лапой махнёт – «привет-пока!» – и опять топает прятаться. Усилием воли выхожу из игры и отправляюсь… не на сайт даже, а в целую страну: большую, густонаселённую – одного народу только 8 тысяч персон, да фильмов 6 тысяч, да ещё полторы тысячи слайдов к ним. Пожалуй, хватит цифр! Проще сказать деловым языком: сайт сработан на редкость профессионально, с грамотной системой навигации. А чтоб уж совсем всем всё стало понятно – очень хорошо там виртуальное пространство структурировано и решено многовариантно. Вот теперь, надеюсь, всё ясно. Кроме одного – тот, кто оживляет эту картинку через всевозможные кнопки, связывает всё это закулисье воедино и делает работоспособным, называется веб-программист и зовут его Фёдор Хитрук. Добавим – младший. У внука именитого деда это первое интервью, в котором он не скажет, что ведёт этот сайт абсолютно бесплатно. А когда я спросила, видя ссылку об участии Федерального агентства по печати, – «был ли грант?», он только коротко кивнул – «да». Уже потом я узнала, что грант этот «случился» задним числом, когда уже была проделана огромная работа и никто ни на что не рассчитывал. Сегодня сайту «Аниматор.ру» 6 лет, и он вполне мог бы принять участие в конкурсе лучших сайтов, кабы не скромность да занятость авторов-создателей (справедливости ради надо сказать, что кроме программиста Феди Хитрука над сайтом трудились ещё два энтузиаста – Сергей Капков и Алексей Науменков). Кстати, скромность знаменитого деда тоже хорошо известна в среде аниматоров. Кажется, скромность и достоинство – две стороны одной бесценной медали...
, генеральный директор «ПГ КОНТУР», выпускник механико-математического факультета МГУ
Первое интервью – Фёдор-младший о времени, о себе, о дедушке
– Фёдор, твой дед появился на свет в начале ХХ века, который ты «закрывал», и оба вы в реалиях века XXI. Рядом с тобой эпоха, живая история – учебника не надо! Но если Фёдор Савельевич личность известная, то ты пока – нет, что в 27 лет нормально, всё ещё впереди. Твоя юность совпала с нашествием Интернета в Россию, и ты делом жизни выбрал это суперсовременное направление. Как тебе кажется, ты в жизни состоялся?
– Рано ещё говорить. Просто считаю, что нашему поколению повезло: мы попали в такой временной период, когда ломались устои и пришли новые реалии. Кто-то занялся финансами, но это не моё. Когда я пришёл на первый курс мехмата, то думал: «как здорово – у моей науки двухвековая история, она такая красивая, интересная». Но чем дальше я вникал в детали, тем больше понимал, что все сливки в науке давно собраны. Осталось лишь нечто абстрактное. И я пошёл работать в компанию, которая специализируется на разработке компьютерных программ. Надо было учиться и деньги зарабатывать, потому что в 90-е моим родителям-музыкантам пришлось нелегко. И вот работаю уже 9 лет. Наше подразделение со временем выделилось в отдельную компанию «Контур».
А вообще куда больше повезло тем, кто моложе нас лет на десять. Открылись фантастические перспективы. Понятно, что для людей, у кого были профессия и опыт, к сожалению, вся жизнь перевернулась. А у молодых ещё ничего за плечами нет – им проще принимать решения.
– Есть ощущение, что возможно всё? Стоит только захотеть – и…
– Если бы вы спросили меня лет пять–семь назад, я бы сказал – да, всё! А сейчас время уже другое, но всё равно можно многое, и поэтому сложно сказать, состоялся я или нет. Пожалуй, в профессии, которой меня не учили, состоялся. Потому что моё программирование ничего общего с моим классическим образованием не имеет. Я знаю точно, что использую сейчас лишь процентов пять из того, чему меня учили. Хотя я очень рад, что учился в математической школе, где были замечательные педагоги, что пошёл именно на мехмат, – это база знаний, то, что развивает мозги.
– Чем ты занят сегодня?
– Наша компания - это трёхмерные технологии в Интернете. Направление очень перспективное. У нас есть собственные наработки. Мы молоды, но, можно сказать, востребованы, есть динамика. Есть и конкуренты, хотя немного – технология новая, ей всего пять лет.
– В работе программиста есть рутина?
– Рутина есть везде, даже в анимации. Но я её не боюсь. Хотя всегда занимался тем, что придумывал что-то новое, неким творческим делом. Вот не было ничего, а я создал такие программы, которые работают, людям помогают, в которых есть интересная логика. Это, конечно, не анимация! Но я скажу, и в математике есть творчество! Там своя красота чисел, пространств многомерных, которую не все могут понять. Именно математика научила меня любить простые задачи, у которых сложные решения, и наоборот.
– А какие в таком случае творческие планы?
– Возможно, когда-нибудь я и займусь творчеством в чистом виде, может быть, сделаю фильм, если возникнет идея стоящая. Но вымучивать ничего не буду. Всё-таки имя Фёдор Хитрук ко многому обязывает.
– Дед, кстати, говорит, что у тебя золотые руки. Дескать, когда приходишь к нему, то чинишь розетки и всё такое прочее…
– Знаете, когда я был школьником и была пора дефицита, то в летние каникулы ездил с дачи в Москву за деталями для велосипеда с тем, чтобы самому его собрать. Папа подшучивал надо мной, что вот растёт в семье автослесарь, но был рад, потому что в доме нашем всегда что-то ломалось, и была проблема, как это чинить. Но я чинил. А дедушка, кстати, на том велосипеде тоже покатался.
–- Не понимаю, каким же образом тебе удалось миновать музыкальную школу? Неужели в семье музыкантов такое бывает?
– В семье не без урода, у меня не оказалось слуха. Родители, правда, пытались его развивать и, надо сказать, не вполне безуспешно. Но спасло меня то, что музыкальными оказались младшие сестра с братом, и все силы были брошены на них. Из двух старших сестёр одна тоже музыкант. А вообще родителям перечить тяжело – они же давят. Вот брат Николка проявил настоящее мужество. На отчётных концертах он блистал, но твёрдо сказал, что музыкантом не будет, и поступил учиться на звукорежиссёра. Ему сейчас 17. Думаю, он будет ближе к анимации…
Фёдор-старший шутит: «Я не был плодовитым отцом, зато я очень плодовитый дед». Сын подкорректировал отца. Пять внуков – великий подарок!
…Кстати, папа стал пианистом исключительно по воле своих родителей. Это потом уже он выучил английский и стал заниматься переводами книг и статей о музыке. А у дедушки абсолютный слух.
– И ведь твой потрясающий дед, что интересно, в последнее время тоже занялся переводами. Я недавно обнаружила в «Киноведческих записках» его перевод с английского «Анимационной книги» Кита Лейборна. А он даже не упомянул об этом! И сейчас сам пишет книгу об анимации, сидит за компьютером. Говорит, ругают его родные, что подолгу у монитора, но ты всё равно молодец – сделал ему такой подарок.
– Дедушка хорошо знает английский и немецкий и немного французский. А компьютер у него уже 7 лет. Я ему немножко показал, и он сам многому научился, освоил даже быстрее, чем папа. Вообще он без дела сидеть не может. Отсматривает фильмы учеников, переписывает кассеты, ему важно оставаться востребованным. К нему приезжают и показывают свои работы молодые, потому что он человек честный, но тактичный. Мягкий. Я его другим и не знал, а папа говорит, что он был строгим и бескомпромиссным.
Я у дедушки часто бываю, мы говорим не только о насущном, но и о времени, в котором он жил, мне интересно слушать его истории. Он хочет знать, чем я живу, хотя работу программиста представляет слабо. Ему многое в жизни интересно. Он много читал и видел, много знает, тоже любит поделать что-то руками. Кстати, мы схожи по характеру. Иногда вместе смотрим кино. Вот только о политике не говорим – мне его здоровье дорого.
На прощание я каждому из своих героев задала один и тот же вопрос.
– Фёдор Савельевич, о чём болит душа?
– Я пережил горечь потери «Союзмультфильма». Наша студия не смогла устоять в период сотрясения перестройки – авантюрист пришёл и обманул её как последнюю девчонку! Случился самый настоящий захват студии, её наследия. Пошёл делёж прокатных копий, права на показ. Это большие доллары. Выяснилось, что наши фильмы хорошо продавались. Мы этого даже не знали. В общем, налетела стая воронов на художников и разграбила! Говорят, художник беззащитен, но что же в самом деле за доверчивость… обвели вокруг пальца как последних дураков!
– Может ли что-нибудь спасти всемирно известную студию? Или флагман российской анимации идёт ко дну?
– Я много думал и пришёл к выводу, что, видимо, всё имеет свой срок. Возможно, «Союзмультфильм» выполнил свою миссию. Я об этом рассуждаю в своей книге…
– Но ведь 70 лет для студии – это не срок! И потом, есть в стране дети – её стратегический запас и, извините, жадные потребители волшебного экрана! Советская анимация детей холила и лелеяла – учила и воспитывала. Я бы сказала, государство худо-бедно содержало в лице студии всероссийскую Няню.
– А теперь их «воспитывает», то есть портит вкус и сознание, наше агонизирующее телевидение. Речь не идёт о познавательных передачах и канале «Культура» – всё-таки есть светлые пятна. Мы сокрушаемся об анимации. Но она выживет. Я не сомневаюсь в этом. Она будет разнообразной. Может быть, приобретёт свою ценность классическая анимация, потому что на неё постепенно возвращается спрос. Людям обрыдли монстры. И есть у нас грамотные аниматоры. Хотя, я думаю, «Заколдованного мальчика» уже не будет, или «Снежной королевы», или «Бемби». Как никто не напишет вторую «Женитьбу Фигаро». Как не родится второй Моцарт. Ничего не поделаешь…
Болит душа, как у всякого – за свою страну… Вы видели наш двор? Кругом супермашины, некуда приткнуть мою маленькую «Оку». Это стал дом миллионеров. Если судить по этому двору, то страна наша страшно разбогатела. Если судить по другим реалиям, то сильно обеднела. Человек сегодня повержен в одиночество как никогда. Он предоставлен самому себе, как будто он находится на необитаемом острове, как в моём фильме «Остров». Учиться, лечиться, даже помереть и быть нормально похороненным – на это просто нет денег у множества людей. Значит, мы стали заложниками в собственной стране. Ещё более меня приводит в отчаяние – это нравственная сторона. Ведь то, что позволяет себе телеэкран, – это разрушение даже не нравственности в целом, а каждой личности в отдельности. Драки, насилие, мошенничество. А где вера и надежда?! Ценностями жизни стали голубой бассейн и бунгало!.. То есть нас уговаривают принять это за главный идеал…
Я так надеюсь на Федю, он умный мальчик, поддержка семьи. Но, Боже мой, куда же мы придём? Душа болит за судьбу не свою уже, а за судьбу своей семьи – детей и внуков и, простите за высокопарность, своего народа.
И вдруг как-то очень к месту и торжественно раздался бой старинных часов. Словно бы само Время поставило точку в нашем разговоре.
– Федя, о чём-нибудь душа болит?
– Не буду говорить, что у меня душа болит за Россию. Нет у меня, наверное, такого права. Я из тех, кто считает, что нужно делать своё маленькое дело и так вот двигать и развивать страну. Тихо, спокойно, и от этого, надеюсь, выиграют все. Могу сказать лишь, что я, как мне кажется, очень люблю Россию. Не знаю почему. Может быть, оттого, что мы с отцом много ходили в детстве в ближние и дальние походы. Я не так уж много видел пока, но то, что видел здесь, – люблю. И Москву – тоже, маленькие улочки и переулки старого Арбата, где родился и детство прошло. А вот ужасы жизни, которые есть, – с ними нельзя примириться, тут душа и впрямь болит. Я оптимист по жизни и математик, который знает, что всегда есть варианты решений. Но состояние, когда понимаешь, что независимо от тебя сейчас может случиться что-то плохое, я очень сильно не люблю.
И тут, – честное слово, такое удивительное совпадение, – последние слова продолжил бой уж других часов. Это XXI век отстучал свой очередной и неповторимый отрезок Времени.