Говорят, имя определяет судьбу. Если это так, то и Борису Голубовскому, и Борису Хмельницкому уготована была нелёгкая доля: более подходящей арены для борьбы, чем театр, придумать трудно. Борис, по-старославянски Борислав, означает «славный в борьбе», но слава – спутница неверная. Сегодня ты ею обласкан, а завтра восторженные поклонники с трудом вспоминают твоё имя. Они ушли из жизни отнюдь не в зените славы. Так получилось...
Борис Хмельницкий был главным Дон Жуаном и первым Робин Гудом нашего кино. Из Театра на Таганке он ушёл ещё в 82-м: стала распадаться «компания», а в перетягивании каната, как он сам называл то, что происходило в родном театре, Хмельницкий участвовать не хотел. Но в истории Таганки остались и «Добрый человек из Сезуана», и «Жизнь Галилея», а значит, и имя Бориса Хмельницкого. В последние годы он снимался очень редко. Увы, это участь большинства кумиров советского экрана. Достойное кино долгие годы было в большом дефиците, а опускаться до недостойного не позволяла гордость. Поддерживать былую славу любой ценой – это как-то не по-робингудовски...
Борис Голубовский в юности бывал на репетициях Станиславского и Мейерхольда. Это и повлияло на выбор пути. В годы войны он руководил фронтовым студенческим театром
ГИТИСа, позже судьба привела его сначала в столичный ТЮЗ, потом в Театр им. Гоголя. Были в его жизни и ордена, и лауреатские звания, и учёные степени. Можно было бы спокойно почивать на лаврах, а Борис Гаврилович на девятом десятке лет организовал в Сургуте драматический театр. Не ради славы.
Выходит, имя в судьбе человека определяет далеко не всё.
«ЛГ»