Вот Климков и упал.
Ну упал и упал – с кем не бывает. И ничего такого – ни переломов, ни травм, ни сознания не терял, но вроде как что-то в Климкове перевернулось.
А через неделю чувствует – будто какая-то сила в нём необычная. Физическая. Чувствует и чувствует. А он жене на рынке рыбой помогает торговать. Вообще Климков инженер, но сейчас временно безработный. И он теперь с карпами, щуками и сомами имеет дело.
И вот надо ему одну ёмкость на прилавок с машины поднести – обычно они это вдвоём с мужем соседки по прилавку делали. А тут Климков один взял и отнёс. И так раз, другой, третий... Бабы стали просить его то одно сгрузить, то другое отнести. А расплачивались с женой – сам Климков стеснялся деньгами брать.
Ну и, конечно, на рынке молва пошла. В шутку, но уважительное прозвище ему дали – Кран. Хотя Климков и без того не слабаком выглядел – рост за метр восемьдесят, и мышцы не дряблые.
Рынок рынком, но стал потихоньку Климков и в городскую жизнь вмешиваться. Идёт как-то, а у одного офиса какой-то крутой свою иномарку поставил. Прямо на тротуар. Простым людям и не пройти – в обход только, по грязи. Климков взял её, то ли «тойотку», то ли «фордик», за бампер – и повернул на девяносто градусов.
И так пошло и пошло. Потому что они, которые в «тойотах», ну обнаглели с этой парковкой. То на газон. То что-нибудь загородят. Или чуть ли не на крыльцо какой-нибудь торговой точки заезжают – три с половиной метра пройти ему живот и гордость не позволяют.
А сколько он детских колясок перенёс через лужи, одного инвалида – через бордюр, старушке из подземного перехода помог выбраться! Гараж чей-то со спортивной площадки метров на пять сдвинул. Драки разнимал. Один раз за девушку заступился. Парень навеселе взбрыкнул было, но Климков нажал ему на плечо, посмотрел в глаза и что-то произнёс, слова два – сам не понял что, – тот и обмяк...
А вообще Климков заметил, что не только сила в нём. Какие-то как бы воспоминания... И не из детства, а прямо из далёкого прошлого, но непривычного. Какой-то климат другой, какие-то города нездешние, пейзажи с пальмами, песок и скалы... А он читал: девочка одна (и не одна даже) тоже что-то такое вспоминала, на каком-то языке говорила, рассказывала – а потом выяснилось, что у неё, оказывается, генетическая память прямо от древних шумеров.
И у Климкова пейзажи не те, не наши. То снятся, то видятся. Город видится со странным названием – Хаттуса. И слова у него, особенно когда на нервах, вырываются – какие-то иностранные.
Жена ему и предложила:
– Толик, – говорит, – давай я тебя с подругами сведу. С Ленкой с иняза и с Людкой с истфака...
Ну, свела. И Ленка чуть не упала, когда Климков стал говорить.
– Да это ж, – говорит она, – хеттский язык! Индоевропейская семья...
Получается, Климков вроде как бы из хеттов. Государство у них такое было в Малой Азии, где сейчас Турция. Тысячи три с небольшим лет назад. А Хаттуса – это их, хеттов, столица. Мужики хеттские были – прямо исполины. Перед ними даже египетские фараоны заискивали. Ну всё, Климков, подруги ему говорят, теперь тебя интервью жёлтая пресса замучает.
Приятно, конечно, Климкову. Только прессы и никаких СМИ ему не надо. О нём и так уже повсюду молва идёт. Говорят даже, что предлагали Климкову стать почётным гражданином города. Он такой порядок навёл, какого уже десять лет никто не мог навести.
С друзьями же дачниками Климков по-прежнему расслабиться не прочь. Завидуют они ему по-хорошему. Некоторые тоже с груши или яблони специально тайком пробовали падать. Один даже с беседки – как бы случайно. Но ничего, кроме ушибов у них не получалось.