Большевизм. Шахматная партия с Историей. – М.: Алгоритм, 2009. – 512 с.
Казалось бы, уже невозможно сказать что-то новое о большевизме, однако автору удаётся это сделать. Потому что он ставит перед собой задачу не рассматривать исторический процесс как линейное развитие, стремящееся к общественному прогрессу. Он отдаёт себе отчёт в том, что человека ХХ века при обращении к истории приучили искать жёсткие и однозначные определения, ясные логические формулы. Искать чёткий смысл даже там, где его нет и быть не может.
Сознавая эти опасности, он и анализирует такое явление, как большевизм. Исходная точка его размышлений – большевизм не подходит ни под какие жёсткие определения. «Это было уникальное явление синтеза революционной мысли и революционной практики, опосредствованное личностью В.И. Ленина, а потому всё время меняющееся, вернее, адаптирующееся к изменяющейся реальности России ХХ века». Из этого следует, что марксистская теория в большевизме изначально занимала подчинённую роль по отношению к практике. То есть идеологические постулаты не слишком мешали большевикам, и прежде всего В.И. Ленину, действовать исходя из сугубо практических соображений. Первым из которых был захват власти и удержание её любой ценой.
И, пожалуй, главный вывод книги: «В истории очень часто одно уникальное явление порождает другое, а затем бесследно исчезает, дав толчок иному направлению или повороту. Именно так произошло и с большевизмом… Большевизм скончался примерно в 1924–1925 годах, породив в своей агонии явление совершенно иного порядка – «державный коммунизм», опосредствованный личностью Сталина». Из чего следует, что и идеология, и государственная политика, и даже террор периода сталинизма имели другую направленность, весьма отличную от направленности периода ленинского». То есть большевизм как явление просуществовал всего-то двадцать лет.
А. Божич понимает, как трудно быть непредвзятым и объективным, когда пишешь о «большевизме». «Гражданская война и репрессии сталинского периода прошлись катком по России, оставив после себя многочисленные жертвы и боль в коллективной памяти русского народа. Отсюда пристрастность суждений и оценок». И тем не менее пытается работать без гнева и пристрастия, вне рамок идеологических и политических клише. Это делает книгу действительно заметным явлением среди массы трудов на эту тему, которые как раз продиктованы гневом и пристрастиями.