Вячеслав ЛЮТЫЙ, ВОРОНЕЖ
Наше время очень любит разглядывать себя в зеркале прошлых эпох. И всё-то ему кажется, что минувшее куда непригляднее нынешнего, а давние герои – вовсе и не герои, а только эскизные прототипы современных персонажей, которые успешны и состоятельны – в жизни, в творчестве, в художественной литературе. Это, с одной стороны, напоминает иллюстрацию к старой книге детских рассказов Николая Носова: девочка надела мамины туфли, платье, шляпу и крутится перед зеркальной дверцей платяного шкафа. Очень мило, но есть сюжет куда грубее: барин отлучился, а дворник зашёл к нему в кабинет, надел хозяйский халат с кистями, хлебнул из графинчика водки и разглядывает себя в трюмо, выкатив грудь колесом. Согласитесь, есть в этом что-то непереносимо плебейское и воровское.
В «Культурной революции» обсуждают фигуру лермонтовского Печорина. Дескать, и убийца он, и циник, и расчётливый любовник, и даже – менеджер. Последнее мнение принадлежит писателю Алексею Колышевскому, очевидно, выросшему под сенью шинели безвременно погибшего Грушницкого. Поразителен полёт фантазии наших сегодняшних сочинителей, которые готовы всё смешать в одном флаконе и затем применить его содержимое с максимальной пользой для себя и приятного во всех отношениях общества. Впрочем, слава богу, ещё остаются люди с молодыми лицами и старой духовной закалкой – Галина Лисина, преподаватель русского языка и литературы кадетского корпуса, актриса Марина Куделинская… Они полагают, что в образе лермонтовского героя соединены горчайшим образом лучшие черты поколения нынешних тридцатилетних. Что характерно, собравшийся бомонд ни разу не упомянул о мужестве Печорина-офицера, о его способности спокойно стоять под пулей нечестного дуэлянта-фанфарона. Эта черта характера – не для менеджера, которому в сходных обстоятельствах, скорее всего, придёт на помощь мгновенная медвежья болезнь.
В «Апокрифе» верный себе Ерофеев сталкивает лбами так называемых «архаистов» и «новаторов», стараясь держаться интеллигентно и призывая к взаимному уважению первых и вторых. Консерваторов всего двое – Юрий Поляков и Сергей Самсонов, тогда как их антиподов – полная студия. Возглавляет смелых строителей будущего Марат Гельман, для которого любая обширная характеристика окажется недостаточной. Поэтому назовём его просто – сын драматурга Александра Гельмана, автора перестроечной пьески «Премия» о честных рабочих, отказавшихся от денежного вознаграждения. Папу младший Гельман трогательно любит и уважает, но отжившую дидактику «премиального» сюжета, скорее всего, не поддерживает, поскольку по жизни он – новатор.
Культуролог Андрей Пилипенко бесстрастно откровенен: сейчас «новаторство» – единственная форма реализации художника, шедевров больше не будет!.. Молодой режиссёр из Германии Георг Жено, восхищённый сценическими экспериментами новых российских драматургов, правда, вскользь упоминает о своих родителях – они тоже авангардисты, однако его совсем не понимают. Вот так, лучше и не скажешь: «художественное» сообщение сегодня создаётся для предельно узкого слоя сторонников нового языка, который по долговечности можно уподобить суточной мушке-дрозофиле – вчерашним уже невдомёк, о чём теперь идёт речь. По Полякову, жизнеспособность подобных литературных новаций наглядно проявится лет через семь. А по Самсонову, всякий призыв сбросить предшественников «с корабля современности» есть не что иное, как проявление плебейской сущности оратора.
Словно не соглашаясь с последним тезисом, вскоре хозяин студии приглашает гостей поговорить о духе и плоти в нынешнем искусстве. Плоти как будто невероятно много, и она самодостаточна, но ведь и дух не лыком шит – проникнет куда угодно. Спокойно идёт беседа: средневековый Китай сменяет Платона, новые режиссёрские находки уступают место философии Владимира Соловьёва. Но теоретическое бормотание «по теме» незаметно отодвигается на второй план, когда актриса Алла Демидова рассказывает о своей бабушке-старообрядке. Ребёнку в чреве, рассуждала старушка, не нужны ручки, ножки, нос, ибо он находится ещё в той, доземной, неведомой нам жизни… Тогда как на земле всё это пригодится. А что же лишнее для нашей реальности? Как будто совесть – без неё проще… Но за смертным порогом понадобится нам лишь она.
Как говорится, «заплакали девочка и мальчик, и закрылся весёлый балаганчик».
В «Разночтениях» литературная хроника подаёт нам семинар молодых писателей в Липках как школу для талантов. Растёт новое поколение поэтов, прозаиков, критиков, выходит на публику с новым содержательным словом об эпохе, человеке, стране. Однако выглядят эти реляции весьма бледно и тенденциозно, и воспринимаешь их, будто жизнь на Марсе: то ли она там есть, то ли её там нет вовсе…
Ещё один потомок именитого советского литератора Зиновия Паперного, исследователя коммунистической поэзии Маяковского, писатель Владимир Паперный представляет свой роман «Мос-Анджелес-2». Собственно, это, скорее, очерки о художниках-авангардистах, мечтательно поглядывавших на Запад, о «пророках в своём Отечестве», которые славили отечество чужое. Беседа гостя и ведущего идёт тепло и согласно. Как видно, мировоззренческие приоритеты, обозначенные в книге, вполне актуальны для сегодняшних либералов и не содержат в себе разночтений.
Наконец, третий представитель династии советских писателей: Денис Драгунский, автор сборника рассказов «Нет такого слова». По мнению Александрова, эта книга – одна из самых замечательных в текущем году. Рассказы в ней маленькие, если читать вслух за столом – не более чем на две минуты. В книжке страницы окрашены разным цветом, тематически выделены. Читатель должен подумать, посмеяться, ужаснуться. Это как бы литературный пуантилизм. Может, и так. Только ждёшь не дождёшься эпохальной литературной вещи, а тебе всё-то подсовывают рыночные клетки с «яйцами Фаберже» в товарной многоцветной упаковке.
А иначе и быть не может, поскольку официально состояние литературы у нас поверяется состоянием книжного рынка. Ему же высокие смыслы не нужны, они пугают, в их присутствии рынок похож на прибаливающего офисного клерка наутро после корпоративной попойки. Поэтому всякие глубокомысленные рассуждения на подобные темы исключительно ложны, кто бы их ни озвучивал – ведущий программы «Разночтения» или его визави, социолог и переводчик Борис Дубин.
Литературное поле, представляемое телевидением, производит, кажется, одну только пожухлую траву. Даже если, образно говоря, это и не конопля, а лишь обычный укроп, всё равно классика приучила нас к плодам сердца и духа. Эти литературные ожидания замирают и никнут порою, но окончательно никогда не исчезают. Именно потому сокровенный русский читатель ничего не ждёт от последнего опуса Набокова, написанного о Западе, для Запада и на языке Запада. Но спотыкается об имя, скажем, Олега Павлова с его новым романом «Асистолия» в ноябрьском номере «Знамени».
Так происходит выбор между чужим и своим, между любовью и привычкой, между родной почвой и географической территорией. Впрочем, дворнику-менеджеру объяснить это практически невозможно. Телевидению тоже. Там свои говорят о своём.
Код для вставки в блог или livejournal.com:
КОД ССЫЛКИ:
