ТЕАТР
«Травиата» в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко
Когда у меня хватало денег, я частенько отправлялся в оперу, так как противная всему
человеческому стилизация этого жанра легко и глубоко меня затрагивала.
Анджела Картер.
«Адские машины желания доктора Хоффмана».
В прошлом сезоне мы писали о многих замечательных оперных премьерах. Но «Травиата» в их число не вошла. Что, конечно, несправедливо, ибо она – из самых лучших, показанных Москве в 2006/2007 театральном году. Восполняем недоработку, благо и повод есть – Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко 28 сентября открывает очередной сезон. А ближайшую «Травиату» покажет 7 октября.
Вспоминая отзывы посетивших спектакль театралов, можно уверенно сказать, что опера в постановке Александра Тителя вслед за балетной «Чайкой» (событие, которое подарил и труппе, и зрителям Джон Ноймайер) буквально взорвала публику. Как преданную театру, так и ревниво следящую за каждой его частной неудачей.
Скажу сразу: неудачей «Травиата» у «Станиславского и Немировича» не стала. Ни в одной из частностей спектакля умного, глубокого и эстетически изощрённого.
Не побоюсь сказать, совершенного в некотором глубинном понимании оперного жанра.
Знаете, в чём счастье Виолетты Валери?
Во-первых, драму о ней «Дама с камелиями» переложил на музыку великий Джузеппе Верди. А во-вторых, его поп-оперу «Травиата» реализовал на сцене «Стасика» интеллектуал Александр Титель.
Кроме того, каждая позиция спектакля занята исполнителями если не лучшими вообще, то уж в данной точке пространства-времени оптимальными. Не выше, но и не ниже ни Дюма-сына (литературный первоисточник), ни Франческо Пиаве (либретто), ни самого Верди.
Не слишком ли, однако, я возвышаю наших современников, сопоставляя их с классиками? Да ничуть! Давайте на минуточку вспомним о том, что собой представляет сюжет оперы.
Осмелюсь доложить: это – банальнейшая мелодрама. Картинки из жизни французской падшей женщины. Снедаемой к тому же чахоткой. Здесь и притягательный для сноба высший свет, и «любовь до гроба» с непременной историей Золушки, и ощутимо-терпкий налёт порока. Работа здесь – не чистка котлов, золушкин промысел Виолетты куда как прозаичнее. Развлечения – не пиво после трудового дня, а салонные тусовки с шампанскими винами. Которые для В. Валери сродни спецпитанию, а сами развлечения склонны плавно перетекать в трудовые будни.
В общем, пересказывать сюжет стыдно.
Но оперу-то слушаем затаив дыхание!
А спектакль Тителя смотрим не отрывая глаз!
Это серьёзно. Серьёзно до забвения того, что мы сопереживаем женщине, которая в сочувствии вовсе не нуждается. Или так: нуждается не более умирающей от подобного недуга многодетной ткачихи.
Но – ткачиха – она из индустриального будущего. Для нас, кстати, уже прошлого. А Виолетта Валери – из нашего постиндустриального настоящего. Такая себе Наталья Водянова. Из мира гламура, мишурного блеска. В общем, из той страты общества, из которой только и может рекрутироваться в аристократию среднестатистическая красотка.
Константа буржуазного мира. Идея равенства, если вдуматься. И давайте не обсуждать нравственные проблемы в преломлении их «Травиатой». Sapienti sat.
Что предложил нам лучший оперный режиссёр страны по версии «Золотой маски» прошлого года? Хороший перевод универсальной истории из родного времени в условное «всегда». В сценическом варианте Тителя нет привязки к XIX веку. Но нет и перемещения действия в актуальный контекст XXI столетия. Больше всего происходящее на площадке напоминает голливудсткие фильмы примерно 50-х годов ХХ века. Где действуют то ли вымышленные бароны, то ли реальные галеристы и арт-дилеры. Жизнь Виолетты Валери разворачивается то в декорациях роскошных витрин, то – в подобии экспозиционных пространств залов современного искусства. Аскетизм и тотальность декораций (внимание: ещё один обладатель «Золотой маски» прошлого года – художник Владимир Арефьев) придают визуальному решению оперы особую пластичность. Одни и те же стеклянные призмы рождают сотни ассоциаций, не сковывают воображение зрителя, но – напротив – провоцируют его на совместное творчество. Стекло связывает персонажи между собой, делая возможным дрейф «высшего света» в сторону богемы, но оно же и тормозит это движение на станции буржуазности. Прозрачные стены выступают и как разделительные редуты на пути действующих лиц в направлении друг к другу, но они же работают и как окна, за которыми – реальный, хотя и неведомый протагонистам мир. Просто и со вкусом! Вообще же и графическая, и живописная составляющие спектакля – реальный претендент на ещё одну «Маску».
Исполнение оперы, если и подвластно чьей-то критике, то уж точно не моей. Хибла Герзмава, спевшая Виолетту, прекрасна! Ни грана пошлости в этой красавице. От пения её порой замираешь, а порой воспаряешь куда-то ввысь, забывая о пустячности историйки. Антимодельная Хибла преподаёт мастер-класс мириадам «наомикэмпбелл». И – поверите ли? – убеждает, что её героиня достойна сострадания. Что она человек, в душе которого ещё не окончательно померк образ божий. Исполнено сильно, страстно. По-христиански.
Под стать Герзмаве и её партнёры по сцене: Сергей Балашов (Альфред Жермон), Евгений Поликанин (Жорж Жермон), Роман Улыбин (барон Дюфоль), чьё исполнение, сочное и яркое, добавило изрядную толику психологического правдоподобия конфликту, ходульному, честно говоря, вымученному и глупо-сентиментальному. И если верно то, что короля играет свита, так же верно и то, что реальность создаётся подробностями. В данном случае – подробностями Улыбина не в последнюю очередь.
Но что же прежде всего заставило спектакль отозваться нежной нотой в сердце соучастника-зрителя? Та самая стилизация, с которой я начал разговор. Эстетика оперы чувствуется Тителем так тонко, как редко кому даётся. Его повествование существует в символическом поле смыслов, из которых режиссёр выбирает лишь те, что, как ему кажется, способны «чувства добрые в народе пробуждать». У Тителя нет грубости анахронических лобовых перемещений, но ему присуща простота истинности разрешений конфликтов «вне времени». Режиссёр менее всего дидактичен, а поэтому предлагаемый им мир парадоксально сложен при полном отсутствии полутонов. Вселенная Тителя, как он представил её в «Травиате», принадлежит философии больше, чем искусству, а тем более – быту. Режиссёр-стоик вовсе не моралист. «Мир таков, каков есть», – может сказать он вслед за Людвигом Витгенштейном («Логико-философский трактат»). В этом отстутствии экзальтации – мудрость, которой часто не хватает современному творцу, особенно если тот берётся за сюжеты мелодраматические. В избегании сиюминутности – сверхчеловеческое усилие визионера. Усилие, действительно противное всему человеческому. Но в пределе – ведущее к экстатическому постижению мира. Даже в таких малоприглядных его проявлениях, как труд французской дамы полусвета.
В «Травиате» Тителю удалось воплотить некое эстетически сверхценное послание, которое говорит не столько о персонажах, сколько о зрителях. И говорит ровно столько раз, сколько зритель вспоминает оперу.
Безжалостно и без сантиментов взявшись за реализацию страниц из жизни маргиналов, Титель, не побоюсь сказать, приблизился к такому гениальнейшему певцу «дна», каковым является Жан Жене, поэтика которого афористично сформулирована в «Дневнике вора»: «Обрести гармонию с вещами дурного вкуса – вот верх элегантности».
Элегантен Титель. А в его театре –
счастливая Виолетта Валери!