Валерия Тюхтенева
Родилась в 1954 году на станции Пенёк Новосибирской области. Окончила Новосибирский электротехнический институт связи. Работала по специальности в Тобольске и Горно-Алтайске. Публиковалась в республиканской газете «Звезда Алтая», поэтических сборниках «Огни гавани» (2014, Санкт-Петербург), «Наследие» (2017, Москва), в антологии «Поэзия Горного Алтая» (2020, Горно-Алтайск) и других изданиях. Живёт в Горно-Алтайске.
Анне Антоновне
За церковным погостом осыпалось небо
Синей пылью цветущего льна.
На меже бабка Анна – святая без нимба –
В поле гнётся с утра до темна.
На пригорке избушка у старой рябины.
Кросна в сенях иль ткацкий станок.
От божественной арфы, от гуслей былинных
Струны-нити: основа, уток.
Здесь в короткие ночи колдует над ними
Бабка Анна. В движении струн,
Словно музыка, льются сермяжьи холстины
Из-под жёстких, натруженных рук.
Холст на поле отбелит студёной росою.
Вышьет крестиком семь рушников.
Вновь осыплется небо на поле льняное…
Запах детства – на дне сундуков.
Октябрь. Утро
Вдруг ощетинится хребет горы
Непроходимо жёстким сухостоем,
И сквозь него покатит на прорыв
Светило – крутолобое, златое.
И поплывут навстречу небеса.
И возомнит себя жар-птицей тополь.
В катунских водах вспыхнет бирюза,
Река припомнит цвет первоистока.
На берегу – вкрапление осин
В берёзовую охристую гамму,
Где ворон, новый день провозгласив,
Напомнит мне – зима не за горами.
Гефсиманский сад
У каждого свой Гефсиманский сад.
В моём всё яблони да сливы.
Раскидистых рябин последний ряд
Парит над кромкою обрыва.
Внизу река, за нею косогор,
Ночного неба звёздный купол.
Молюсь. Как страшен смертный приговор –
Сакральный смысл мне недоступен.
И я твержу – пусть будет так, как Ты
Сказал. Пусть спят родные люди,
Не спят враги. В толпе, как знак беды,
Улыбка на устах Иуды.
Твержу – пусть будет так, как Ты сказал.
Я верю: крест даёшь по силам.
Не страшен приговор, страшна толпа,
Что крови невиновного вкусила.
Пока звучит колокол
С морозным воздухом
Вдыхаю колокольный звон.
Страх и душевную боль выдыхаю.
Как трудно выдавить из себя обиды,
Жёсткий ком подступил к горлу.
Сделаю ещё одну попытку,
Пока звучит колокол…
Пессимистическое
Осенью поздней и сплином
Был мегаполис распят.
В улицах – дымных коптильнях
Дождика полураспад.
Церковь среди новодела
С вывеской – «Кинотеатр»
Женщиной падшей глядела
В бездны витрин боди-арт…
Семинский перевал
Семинский перевал. Осенний лес.
Крик незнакомой птицы
Роняет эхо в голубую взвесь
Долин. И крик тот длится,
Вплетаясь в песню, что поёт акын
У очага в аиле
О красоте заснеженных вершин,
О мудрости, о силе.
В пиалах терпкий, ароматный чай
С баданом и брусникой.
За разговором, будто невзначай,
Красоткой луноликой
Восходит ночь. Мохнатая звезда
Дрожит на паутинке.
А поутру – снега вокруг, снега,
И каждый шаг с «хрустинкой».
То был сентябрь. Семинский перевал.
Сюжет из старой книги.
Ты бережно в ладошку собирал
По снегу капельки брусники.
Не спугни
Май… Понедельник…
Милостью свыше
дождь акварелью
по мокрому пишет
перечень дел мне:
– книгу открыть на случайной странице
и убедиться:
всё уже было в подстрочнике судеб;
– слушать кукушку, с ней годы считать:
…три…
…девятнадцать…
…семьдесят пять…
так досчитаться до… всё ещё будет;
– сад в одинокой душе обиходить;
– ждать с нетерпением первые всходы…
И мне на ушко:
«Смотри не спугни
в поисках истины вечной
бабочку в зоне предплечья
у сумасбродки весны».
Незваные приходят зимы
Незваные приходят зимы.
Ложатся белые снега.
Следы любимых, нелюбимых
Читаю с чистого листа.
А за спиной – метель погоней.
Бежать – пульсирует в крови –
От монохромности агоний
Лесов и рек, от нелюбви…
Под своды выставочных залов,
Где маки яростно цветут,
В горсти хранят седые скалы
Озёр пречистый изумруд.
Где слышен журавлиный клёкот
У флейты в перекличке нот,
И где в «в прекрасное далёко»
С собою девочка зовёт.
Чайная церемония
Чайная церемония на циновке
Под пологом яблонь в цветущем саду.
Струйка пара над чашкой. Ветер доносит
Дыхание провинции Гуандун
В запахе чая с лепестками жасмина,
С лавандой, бамбуком, с медовостью трав
У Жёлтого моря в закатном кармине,
С отдушкой смородинового листа.
Здесь в ритуальной встрече ложки с фарфором
На чистом китайском вылетает – «Дзэнь».
Просто звоночек – без наречий, глаголов,
Очевидно, напутствие в новый день…
Над старым причалом
Море молчало. Над старым причалом
Белые чайки истошно кричали.
Милости ждали от тучного неба –
Схода исподнего чистого снега.
Кружевом нежным в посконной печали,
Тихим молебном над старым причалом.
Весна. День первый.
Весна. День первый. Понедельник.
За окнами чудовищем морским
На берег выброшенный штормом
В лохмотьях старый мир лежит
И смотрит блёклыми глазами…
Ни взгляда не отъять, ни стать немым
Свидетелем чужих мутаций,
Лишь соучастником, и с ним:
Текучесть жаберных дыханий
Менять на жадный вдох открытым ртом,
Подстраивать фокусировку
По-рыбьи близоруких глаз
Под киллеровски дальнозоркий,
Всегда прицельный, соколиный взгляд,
Ленивых плавников движенье
Ломать под жёсткий ритм крыла…
И вдруг взлетать,
И в небесах весенних
Летать без устали, летать
От понедельников
До воскресений.
Ничья
Возвращение – стая грачей
На заброшенной пашне ничьей,
На дороге, к погосту ведущей,
Возвращение – рвут мою душу
У колодца старинный журавль,
Покосившийся дом, что корабль
На мели возле ивы плакучей.
Поднимусь по ступеням скрипучим,
От замка на двери нет ключа…
Как случилось, что я здесь ничья?
Натюрморт с белыми лилиями. Акварель
В шероховатостях бумаги воды смешенье, красок –
Всё преимущественно серых (в природе много их).
И здесь важны нюансы – точнее, пропасть между ними.
Свет, полутени, стайки бликов, порханье мотыльков.
И в переливах, и в затёках суть таинства рождения
Её Величества – лилейной белизны.
Уроки каллиграфии
Так тонко, изысканною каллиграфией
Следы сорочьи вписаны в снега.
Иероглифы цепочкой аккуратною
Плели интригу на потребу дня.
И падала лиловой кляксою случайно
Тень прямо на финальную строку.
И многоточием рассыпались все тайны…
Утешить сердце чем смогу?
Белых буйволов вереницы
Белых буйволов вереницы
Переходят небесный лиман.
Чёрным буйволам воля снится –
Степь без края да жизнь без ярма.
Только ночь коротка, а утром –
Борозда, что длиной в горизонт,
След кнута кровав, жилы вздуты,
Тучи гнуса в полуденный зной.
Ход времён ничто не нарушит.
Бороздой, уходящей в туман,
Чёрных буйволов белые души
Перейдут небесный лиман.
* * *
До весны осталось совсем чуть-чуть –
Сделать шаг, взлететь в небо,
Позабыв про земную, сермяжью суть.
Не единым же хлебом…
Выдыхай остуду февральских вьюг,
Чтоб на вдохе открылось
Сердце новой весне, и тогда вдруг
Ощути за спиной крылья.