Мудрый Финн в «Руслане и Людмиле» Пушкина долго ждал свою любимую Наину. И был очень разочарован, когда спустя долгие годы увидел «старушку дряхлую, седую».
Спустя множество лет некий Книгочей тоже ждал, пока разберётся со своими хлопотами, выйдет на пенсию и у него появится время полистать сокровища его домашней библиотеки, которую собирал десятилетиями. А когда время появилось, вдруг обнаружилось, что читать нечего. То есть книги – вот они. А дальше первых двух строк ни по одной дело не идёт.
То, что увлекало годы назад, – больше не увлекает. То, что появилось недавно, не идёт в сравнение с читанным давно. Хуже всего, когда по первой строчке видишь продолжение или сквозь текст проступает фигура автора.
Если ещё можно смириться с тем, что, придя в театр, видишь не сложившийся спектакль, а натужно-неумелую игру актёров, то невозможно увлечься событиями, которые заслоняет пишущая машинка автора, торопливо отстукивающего свой гонорар. Особенно если сам перебиваешься временами литературным трудом и знаешь, как это делается.
Но есть несколько художников слова, которых тлен времени не берёт. Как завораживали тебя в детстве – так завораживают и в старости. Независимо от того, о чём речь. И не только в поэзии, что хоть как-то объяснимо, но и в самой что ни на есть прозе.
Вот почему, тщетно перебрав вечером десяток-другой давно читанных или ещё нечитанных книг, раскрываешь в конце концов в тысячный раз одно и то же. И погружаешься в мир давно знакомых образов – как вновь и вновь в мир звуков Моцарта, Бетховена, Глинки, Чайковского. И начинается волшебство Настоящего Высокого Искусства.
«Знаете ли вы украинскую ночь? Нет, вы не знаете украинской ночи…»
«Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах! Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная Богом!..»
«Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда Солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, – никто не пришёл под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея».
«Кони рванулись, и всадники поднялись вверх и поскакали. Маргарита чувствовала, как её бешеный конь грызёт и тянет мундштук. Плащ Воланда вздуло над головами всей кавалькады, этим плащом начало закрывать вечереющий небосвод. Когда на мгновение чёрный покров отнесло в сторону, Маргарита на скаку обернулась и увидела, что сзади нет не только разноцветных башен с разворачивающимся над ними аэропланом, но нет уже давно и самого города, который ушёл в землю и оставил по себе только туман».
Гоголь правильно назвал свои «Мёртвые души» поэмой. Конечно, это и есть самая настоящая поэзия. Только в прозе. Что ж, разве не бывает толстенных стихотворных поэм, неотличимых от прозаических газетных репортажей?
Булгаков же постеснялся назвать свои романы поэмами. Но все они, конечно же, поэмы. Пусть это не стихосложение. Но искусное словосложение – это уж точно. И первая в их ряду, разумеется, «Мастер и Маргарита». Многое можно вычитать в романах Булгакова. А можно и не вычитывать. Как сказал Воланд:
«– И доказательств никаких не требуется… Всё просто: в белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат…»
Здесь музыка слов самодовлеюща. Она сама по себе создаёт настроение. Сама по себе производит «очищение духа», катарсис…
И, прикрыв глаза после очередной главы-симфонии, просто физически ощущаешь, как сдвинулся ещё на один миллиметр в бесконечном восхождении от Обезьяны к Человеку.
Такое не по силам ни философии, ни науке, ни праву, ни политике.
Такое по силам только Искусству.
Спасибо тебе, Искусство. Спасибо тебе, Булгаков!
, доктор исторических наук, профессор, академик РАН