Марина КУДИМОВА
На сей раз мой бедный электронный ящик бомбардировали письма, оповещающие о III Приговских чтениях. В «шапке» официального пресс-релиза стояло: «Лаборатория им. Д.А. Пригова Института филологии и истории» и «Международный фонд Д.А. Пригова». Рядом – логотип РГГУ. А из текста выходило, что первая часть чтений во имя «отца русского концептуализма» прошла в Венеции. Это было призвано убедить, насколько всё серьёзно.
А то! Например, международных фондов Хармса и Хлебникова не существует, а премия имени Председателя Земшара вручается не в Георгиевском зале, а в питерском кафе «Бродячая собака». И награду составляют красный рупор и коллекционная серебряная монета (как-то припахивает защитой от вампиров!) Правда, именем лауреата грозятся назвать улицу в строящемся коттеджном посёлке «Малый Петербург», но туда без пропуска не попадёшь и выполнения обета не проверишь. Непонятно, как устроители умудряются сочетать отрешение Велимира от мирских благ и коттеджный посёлок, но сегодня проблема вкуса вообще одна из самых острых.
Без Хармса – и тем более без Хлебникова – никакого Пригова и иже с ним среди родных осин не завелось бы. А без приснопамятного капитана Игната Лебядкина и подавно. Сам Дмитрий Александрович не раз подчёркивал: «Практически я ничего не изобрёл. Просто интенсифицировал и акцентировал чужие приёмы. А что, зазорно? Нет». Конечно, не зазорно. Плох тот солдат… и т.д. Просто нищие, все, как один, не от мира сего русские авангардисты недодумались свои опыты превратить из цели в средство. Здесь они, как ни странно, вполне следовали пушкинской максиме: цель поэзии – поэзия. И не футуристы или имажинисты смыли с вещества поэзии «золотое клеймо» Дара. Из их среды вышли Маяковский и Есенин. Дарование как главный признак божественного происхождения искусства таким, как Пригов, необходимо было устранить оперативным путём. То есть отсечь.
Меньшинства есть в любой области, и отношение к ним – вопрос общественной морали и культурной традиции. Если, по Э. Фромму, агрессия – реакция на угрозу, то угроза безопасности национальной культуры возникла уж никак не со стороны Хлебникова. Но когда меньшинства начинают традиции откровенно угрожать, тогда и появляются агрессивные, защитные формы противостояния. Эксперимент подпитывает искусство до той границы, на которой не начинает прокламировать себя как магистральное направление. И тогда появляются пограничники. С собаками.
Дмитрий Пригов прекрасно понимал, что 35 000 его текстов никогда и никем прочитаны не будут, о чём открыто говорил в многочисленных интервью. Просчитав бизнес-составляющую своего проекта, он пришёл к выводу, что на плаву можно остаться только с помощью так называемого творческого поведения. В крике кикиморы самом по себе никакого креатива нет. Провокация содержится в способе подачи этого неблагозвучия. На провокацию, а вовсе не на зыбкую платформу концептуализма опёрлись последователи Пригова. Более простодушный (или интеллектуально честный) Лев Рубинштейн когда-то заявил, что «концептуализмов ровно столько, сколько людей, себя к ним причисляющих, и каждый это по-своему интерпретирует».
В зале заседаний учёного совета и аудиториях РГГУ эти вольные интерпретации, за которые до сих пор дают гранты и приглашают небезвозмездно читать лекции, в третий раз и подавались как заявки на получение дивидендов. Необязательно в денежном выражении. Но бизнес, созданный Приговым, тем не менее стабилен – и даже развивается. Темы докладов: «Д.А. Пригов в контексте западного концептуализма», «Д.А. Пригов. Перформативность как способ конструирования текста» и – паче того – «Особенности стихосложения Д.А. Пригова» тому свидетельство. Так ведь и производители туалетной бумаги в период экономического кризиса терпят меньше убытков, чем фермеры.
«Саунд-поэзия» (сильно отдаёт сауной!), то бишь крики на разные голоса с группой поддержки, победным маршем шествует по фестивальным площадкам. И занимаются этим не 18-летние недоросли, а люди солидные, респектабельные, а главное – прекрасно всё просчитавшие. Каким был и Пригов. Дервиши от поэзии ушли на маргинальные позиции, и о них докладов на конференциях не делают. В поп-культуре, по словам Дмитрия Александровича, человек утверждается одним имиджем.
Шарлатанство? Скорее, самозванство. Емелька Пугачёв и сам было поверил, что он царского роду. Но на Болотной площади кланялся на все стороны и повторял: «Прости, народ православный, отпусти мне, в чём я согрешил перед тобой…» Традиция, стало быть, взяла верх.